Не боги

На том и порешили. Но спокойной жизни от этого не прибавилось.

Следователи уехали после обеда, а ближе к вечеру Горбунова позвал к себе Ялынский.

Артем зашел в кабинет и поздоровался. Сидящий напротив начмед молчал, словно подбирая слова. В руках он быстро крутил ручку. Артем подумал, что пауза затянулась, поэтому не стал ждать приглашения и сел напротив руководителя медцентра.

– Я даже не знаю, с чего начать… – сказал Ялынский.

– Про Москву хотите поговорить? – спросил Артем. Потом вдруг сердце куда-то упало, и он пробормотал: – С анализами что-то не так?

– Да все нормально с анализами! – Ялынский бросил ручку на стол и, вскочив, заходил туда-сюда возле окна. Потом остановился и, уставившись на Горбунова, бухнул: – Что там у вас происходит?

– Где? – не понял Артем.

– В палате вашей счастливой – вот где! Что вы там за группу устроили? Два трупа уже.

– Вы о чем, Семен Андреевич? – Артем тоже поднялся.

– Ай, да ладно! – махнул рукой Ялынский. – Я одного не могу понять: неужели для всего этого обязательно нужно в медучреждении находиться?

– Да вы можете объяснить толком, о чем речь? – повысил голос Артем.

– А то вы не понимаете? – развел руками Ялынский. – Вот пришли сегодня добрые люди и спрашивают, знаю ли я Белкина? Да, говорю, знаю, мой пациент. А знаю ли я, что он женщину убил? И про Вадеева спрашивают – ну, про этого я хоть знал. И начинают меня расспрашивать, что-то вынюхивать. А оно мне надо?

– Никому не надо, – подтвердил Артем.

– Вот, – садясь в кресло, кивнул начмед. – Никому. Все так было хорошо. И как только вы у меня появились – начались какие-то ненужные телодвижения.

Артем в этот момент в полной мере осознал значение глагола «охренеть».

– Так вы хотите сказать… – начал он, но Ялынский его прервал:

– Не знаю, и знать не желаю! Единственное, чего хочу: чтобы эти добрые люди, – он показал пальцем в окно, – больше сюда не приходили. А потому – по поводу Москвы все в силе, вас там ждут хоть завтра. Вот пакет сопровождающих документов, – он подвинул к Артему зеленую папку, – там все прошито и пропечатано. В любое время, Артем Григорьевич, готов вас проконсультировать по любому вопросу, но – завтра я вас выписываю. Был рад познакомиться, однако прошу меня извинить. И правильно понять.

Объяснять что-то Ялынскому было бессмысленно. Артем и не стал. Забрав папку, он бросил через плечо «спасибо» и вышел из кабинета. Почти сразу остановился и набрал Савелию:

– Ты занят? Нужно пообщаться.

– Так я сейчас заеду.

– Ты уже приехал, что ли?

– Да, сегодня утром. Так я еду или как?

– Погоди. Меня выписывают, хочу прямо сейчас свалить. Езжай ко мне, я скоро буду.

– Нет, – после паузы сказал Савелий. – У тебя ни пожрать, ни выпить. Дуй в «Эльбрус», посидим и поговорим. Сядем прямо в кабинете, чтобы ни музыка, ни люди не мешали. Там и пообщаемся.

Глава 27

Ждать до утра не имело смысла. Поэтому после того, как он пообщался с Савой, Артем зашел к Бойко и обрисовал ситуацию. Тот связался с Ялынским и получил добро на немедленную выписку Горбунова.

Итак, документы скоро будут готовы, и он покинет эти стены. Но как на все это отреагируют сопалатники? Все ли им рассказать или что-то скрыть? Над этим думал Артем, пока шел обратно.

Он вошел в палату и тщательно закрыл за собой дверь. Потом придвинул стул и сел на него «верхом», сложив на спинку руки. Анисимов и Либерман внимательно смотрели на него.

– Прошу выслушать меня и не задавать вопросы пять минут, – начал Артем. – Я был у начмеда, мы только что пообщались. Он считает меня организатором какой-то группы, которая находится у нас в этой палате и… двое членов которой убили людей. Так ли ему это преподнесли или он сам так это понял – не важно. Важно то, что все это ему очень не нравится. Он считает, что именно с моим появлением здесь началось… так сказать, все это, и чтобы неприятности, которые могут вслед за этим прийти, не смогли повлиять на работу его медицинского центра, лучшим выходом будет моя немедленная выписка. Результаты это позволяют, более того – через несколько дней я буду в Москве и продолжу лечение, Ялынский все мне там устроил, как и обещал. Он предложил выписать меня завтра, но после его слов мне так тошно здесь находиться, что я попросил Бойко оформить мне выписку сегодня. Вот такие дела.

Возникла пауза, во время которой Сан Саныч вздохнул, а Лев Соломонович просто сидел и смотрел на Артема. Потом он сказал:

– И что будем делать дальше?

– Ну, связь мы будем держать в любом случае, – ответил Артем. – Запишите мой телефон, и телефон Толи Шевчука тоже – на всякий случай, как и договаривались. Я никуда не пропадаю, просто уеду на время в Москву. Телефон я обычно не выключаю. Не знаю, какие правила в столичной клинике, но не думаю, что намного строже местных. Поэтому прошу звонить, как только я вам понадоблюсь.

– По телефону всего не скажешь, – качая головой, проговорил Анисимов.

– Сан Саныч, дорогой, я же не на год туда уезжаю.

Опять повисло молчание. Артем чувствовал, что он должен еще что-то сказать, возможно – что-то ободряющее или обнадеживающее, но в голову ничего не приходило. Зато мысли о том, что своим уходом он как-то обижает своих более взрослых товарищей по несчастью, проникали в мозг без проблем. Но что он мог сделать? И в чем он был виноват? Никакой вины он за собой не чувствовал. Но на душе было нехорошо. Неизвестно, сколько бы еще они так сидели в тишине, если бы за дверью не процокали каблучки медсестры. Артем обернулся в тот момент, когда в дверь постучали.

– Для Горбунова, документы. Возьмите, пожалуйста.

Артем открыл дверь. За дверью стояла Маруся, та самая медсестра, которая так нравилась Василию. На ее глазах были слезы. Она протянула папку с документами Артему и спросила:

– Артем Григорьевич, это вам.

Видя, что она хочет еще что-то сказать, Артем прикрыл за собой дверь и обернулся к ней:

– Все нормально?

– Скажите, – дрожащим голосом спросила девушка, – но ведь Вася… он же был хороший?

Слезы помимо ее воли брызнули у нее из глаз, и Артем, обняв девушку, прижал ее лицо к своей груди. Девушка зарыдала. Прошла минута или две, пока она успокоилась и отстранилась. Артем достал из кармана носовой платок и протянул Марусе.

– Он был очень хорошим человеком, – сказал он. – Поверьте мне.

Глядя на то, как медсестра уходила по сумрачному пустому коридору, Артем поймал себя на мысли о том, как мало он смыслит в этой жизни.

И вот он снова сидит на стуле, и снова на него смотрят две пары глаз. Смотрят с укором, с сожалением, с ожиданием – чего?

– Я не знаю, что вам еще сказать, – выдавил из себя Артем. – У меня сейчас такое чувство, что я бегу с поля боя. Но это не так, поверьте.

– Не надо себя корить, Артем Григорьевич, – ответил Либерман, – вы перед нами ни в чем не виноваты ни сейчас, ни в этой жизни вообще. Мы с вами познакомились – это уже счастье. Давайте же пожмем друг другу руки и расстанемся хорошими друзьями. Вы правильно сказали: будем на связи – тем более, что у нас есть еще, что обсудить и о чем поговорить, когда мы в следующий раз встретимся.

– А мы обязательно встретимся, – подтвердил Артем.

Они немного постояли, сцепив свои ладони. И когда у Артема зазвенел телефон, казалось, настало подходящее время для расставания.

– Да, Савелий, уже еду, – сказал он в трубку.