«У ворот английского могущества». А. Е. Снесарев в Туркестане, 1899–1904.

«У ворот английского могущества». А. Е. Снесарев в Туркестане, 1899–1904.
Михаил Казбекович Басханов

Настоящее издание – научная биография выдающегося представителя русской школы военного востоковедения А. Е. Снесарева (1865–1937). В книге рассматривается туркестанский период (1899–1904) жизни А. Е. Снесарева, который имел важное значение для его формирования как военачальника и исследователя стран Востока. На основе архивных документов раскрываются многие эпизоды службы А. Е. Снесарева в Туркестане: поездка в Индию, рекогносцировки по Туркестанскому краю, командование Памирским отрядом, поездка в Великобританию, работа с британскими военными атташе. Значительное внимание уделено эволюции военных и военно-востоковедных взглядов А. Е. Снесарева, а также малоизвестным эпизодам его личной жизни. Многие архивные материалы и фотодокументы из российских и британских государственных и личных собраний вводятся в научный оборот впервые. Книга выходит в свет к 150-летию со дня рождения А. Е. Снесарева.

М. К. Басханов

«У ворот английского могущества»: А. Е. Снесарев в Туркестане, 1899–1904

Историки, как дети на берегу моря, бросаются на самые яркие камни, забывая про более скромные, про песок, про глину…[1 - АСС ПСФ, 30 июля 1916 г.]

    А. Е. Снесарев

Предисловие

С именем Андрея Евгеньевича Снесарева (1865–1937) связаны многие важные события русской военной истории и военного востоковедения. В течение длительного периода времени имя А. Е. Снесарева оставалось незаслужено забытым, и только в начале 1970-х годов благодаря усилиям его дочери, Евгении Андреевны, и ряда военных историков было положено начало возвращению в отечественную историю имени этого замечательного человека. В последние годы литература о А. Е. Снесареве обогатилась многими интересными и многоплановыми работами, значительно продвинувшими вперед исследования о жизни, творчестве и научном наследии выдающегося русского военачальника и востоковеда, которые вполне оформились в самостоятельную отрасль научного знания – снесареведение.

Приближающаяся юбилейная дата – 150 лет со дня рождения А. Е. Снесарева, дает прекрасный повод вновь обратиться к теме истории его жизни и деятельности. Несмотря на значительное число исследований, посвященных этой теме, еще имеются исторические сюжеты, которые относятся к категории малоизученных или требующих новой интерпретации. Этому во многом способствует все большее число вновь выявленных источников, прежде всего, архивных, как российских, так и зарубежных, значительно расширяющих возможности современного исследователя. Изучение жизни и деятельности А. Е. Снесарева невозможно вне контекста русской и всемирной истории, вне учета тех факторов, которые оказали решающее влияние на становление и развитие Снесарева как исследователя. Деятельность Снесарева была многопланова, и таким же оказалось его научное наследие, которое охватывает интересы многих научных дисциплин – военной истории, общего и военного востоковедения, страноведения, географии, этнологии и т. д. Изучение этого наследия требует спокойной и последовательной работы, чуждой пропагандистских целей, околонаучной риторики и мистификаций.

Настоящая книга посвящена короткому, но чрезвычайно важному периоду жизни А. Е. Снесарева – службе в Туркестане (1899–1904). В этот период происходит формирование Снесарева как военного востоковеда, определяется круг его основных научных интересов – памироведение, индология, афганистика. До перевода на службу в Туркестанский военный округ Снесарев, как известно, был далек от темы востоковедных исследований, и эта отрасль научного знания была ему неведома. За четыре с половиной года службы в Туркестане он совершает грандиозный интеллектуальный прорыв и в короткий промежуток времени успевает занять одно из видных мест в русской ориенталистике. Туркестанский период был одним из наиболее плодотворных в деятельности Снесарева. За короткое время им написано несколько книг, десятки статей, рецензий и отзывов. В Ташкенте он активно сотрудничал с научными обществами, вел лекционную работу, состоял в переписке с известными востоковедами того времени. Служба в Туркестане дала Снесареву уникальную возможность посетить страны и территории Центральной Азии – Памир, Тяньшань, Восточную Бухару, Индию, пригиндукушские княжества. Собранный в ходе поездок и рекогносцировок полевой материал и личные наблюдения он широко использовал на протяжении всей научной деятельности. Туркестанский период имел важное значение для интернационализации его научных взглядов, для получения опыта научной работы за рубежом и для ознакомления с достижениями мировой науки. В Туркестане Снесарев приобрел многие навыки военного руководителя, которые он использовал и развил на полях сражений Первой мировой войны.

В литературе последнего времени тема о Снесареве несколько уклонилась в область «высоких материй»: геополитики, национальной безопасности, «уроков для будущего» и т. д. Снесареву стали приписывать идеи, которых он никогда не высказывал, и концепции, разработкой которых не занимался. Параллельно с этим получил развитие и процесс мифотворчества – Снесарева стали продвигать на роль стратегического провидца и геополитического ясновидящего. Настоящая книга представляет собой скромную попытку рассмотреть малоизвестные эпизоды жизни и деятельности А. Е. Снесарева, увидеть его как человека, без прикрас и ретуши, и, по возможности, дать читателю представление о реальном, «земном» Снесареве, его взглядах и идеях в контексте событий эпохи. Для этой задачи оказалось мало одной краски, которой обычно рисовали портрет Снесарева, потребовались полутона, столь важные и противоречивые, что способны представить личность этого удивительного человека с неожиданной стороны.

При таком подходе потребовались источники, которые могли бы дать свежий ракурс темы, отойти от шаблона. Здесь возникла проблема не только с поиском необходимых сведений, но и с их интерпретацией и переосмыслением. Главную сложность представлял поиск архивных документов, относящихся к наименее известным эпизодам службы А. Е. Снесарева в Туркестане, – к поездке в Индию (1899 г.), рекогносцировкам Семиречья (1900 г.) и Памира (1901 г.), служебным поездкам с британскими военными атташе и ряду др. В фондах Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА) отложилось сравнительно мало документов, относящихся к этим событиям. Вместе с тем, именно в фондах РГВИА удалось обнаружить малоизвестную и важную записку Снесарева «О Памирах», содержащую подробности поездки в Индию и командования Памирским отрядом. Ввод в научный оборот записки «О Памирах», публикуемой впервые в настоящем издании, несомненно, будет способствовать изучению темы памироведения и истории международных отношений в Центральной Азии. Интересные сведения о жизни Снесарева в Ташкенте удалось получить из фондов Центрального государственного архива Республики Узбекистан (ЦГАРУ). Целям настоящего исследования значительно способствовала обработка материалов туркестанской прессы, особенно газеты «Туркестанские ведомости». Важное значение имела работа в фондах Архива востоковедов Института восточных рукописей РАН (Архив востоковедов ИВР РАН), который обладает уникальной коллекцией документов, связанных с жизнью и деятельностью А. Е. Снесарева. В этой коллекции отложились важные документы о туркестанском периоде службы Снесарева. Особенно важное значение для целей настоящего исследования приобрела недавно обнаруженная в фондах архива уникальная коллекция фотографий поручика П. П. Родственного, участника памирской рекогносцировки 1901 г.

Работа в фондах британских архивов – The National Archives (TNA) и Oriental and India Office Collections (OIOC), British Library – позволила выявить малоизвестную группу документов, относящихся к поездкам британских военных атташе в Туркестан, которые помогли описать деятельность А. Е. Снесарева в период работы с британскими офицерами. Британские архивы также оказались ценными при реконструкции событий, относящихся к поездке А. Е. Снесарева в Индию, ряда малоизвестных сюжетов его личной жизни. Несколько интересных и ранее не публиковавшихся фотоматериалов, используемых в настоящем издании, были любезно предоставлены Британской библиотекой и Национальной портретной галереей Великобритании.

Особую ценность представляют документы уникального архива семьи Снесаревых, крупнейшего после государственных архивов депозитария документов о жизни и деятельности А. Е. Снесарева. Архив остается не до конца разобранным и не имеет архивной каталогизации, что вполне объяснимо, так как работа ведется исключительно за счет времени и ресурсов наследников-владельцев архива. Редкие и важные документы архива были широко использованы при реконструкции многих важных эпизодов туркестанского периода жизни и деятельности А. Е. Снесарева, они позволили выяснить особенности его сложного духовного мира, установить круг интересов, взглядов и суждений.

Автор приносит искреннюю благодарность Анне Андреевне Комиссаровой (Снесаревой) и Андрею Андреевичу Снесареву, любезно предоставившим сведения из архива семьи Снесаревых. На протяжении всего периода работы над книгой А. А. Комиссарова не только всесторонне помогала автору в подборке документов из семейного архива, но и оказывала ценные консультации по многим вопросам, касающимся биографии А. Е. Снесарева. Автор также приносит благодарность ташкентскому писателю и краеведу Борису Анатольевичу Голендеру за любезно предоставленные сведения по истории старого Ташкента и редкие фотографии для публикации. Сведения о работе А. Е. Снесарева в библиотеке Британского музея были получены благодаря широкому содействию британского историка-искусствоведа Эндрю Робба (Andrew Robb). Обработку ряда редких фотографий и их подготовку к публикации выполнил шотландский фотограф и дизайнер Кен Меллин (Ken Mellin). Автор выражает им большую признательность за дружескую помощь и содействие. В заключение, слова особой благодарности и признательности членам моей семьи – Юлиане, Марии, Александру и Валентине, – которые на всем протяжении работы над книгой оказывали автору духовную поддержку и участвовали в ее создании: в разработке элементов дизайна, составлении карт, работе над архивными материалами.

Все даты в настоящем издании приведены по старому стилю, для удобства пользования сделана конвертация дат с григорианского на юлианский календарь (используемый в императорской России). Датировка в английских документах сохранена в оригинале без конвертации на юлианский календарь. Транскрипция английских фамилий приведена на основе рекомендаций специализированных изданий[2 - См.: Рыбакин А. И. Словарь английских фамилий. М., 1986; BBC Pronouncing Dictionary of British Names. Sec. ed. Oxford, 1983.]. Воинские звания по тексту книги относятся к конкретным эпизодам в фиксированный момент времени и применительно к одному и тому же лицу в зависимости от времени повествования могут быть различными. Авторский стиль, пунктуация, написание имен собственных и географических названий при цитировании архивных документов и работ сохранены, как правило, в соответствии с оригиналом.

Ташкент и русская армия в Туркестане на рубеже веков

Ко времени прибытия А. Е. Снесарева, Ташкент был уже довольно крупный город – административный и военный центр Туркестанского генерал-губернаторства. Город состоял из двух частей – азиатского (старого города) и русского (нового), раскинувшись на площади почти 20 кв. верст. Население города насчитывало около 160 тыс. человек[3 - По данным Всероссийской переписи 1897 г. – 155 673 человек.], из которых русские составляли только чуть больше 25 тыс. человек. Русская часть возникла после взятия Ташкента русскими войсками в 1865 г. и имела современную европейскую планировку – широкие улицы, на части которых уже имелось освещение, благоустроенные арыки, обсаженные большим количеством деревьев, чаще всего пирамидальными тополями. Дома были небольшими, большей частью одноэтажными, располагались на больших земельных участках, часто с красивыми садами. Юго-западную часть русского Ташкента занимала крепость. В русской части имелись скверы, например, Константиновский, разбитый в 1883 г. на площади против зданий мужской и женской гимназий, названный в честь К. П. фон-Кауфмана – Константиновским[4 - Одно из первых деревьев посадил здесь генерал М. Г. Черняев. В этом сквере был похоронен генерал-адъютант К. П. фон-Кауфман. По его завещанию на могиле начертаны следующие слова: «Прошу похоронить меня здесь, потому, что здесь настоящая русская земля, в которой не стыдно лежать русскому человеку».]. В 1898 г., когда территория города значительно разрослась, городская Дума приняла решение об установлении новой нумерации домов с установкой знаков с названиями улиц и переулков на угловых зданиях. Хороших гостиниц, ресторанов, не говоря уже о театрах, в городе не было. Во всем Ташкенте в то время отсутствовали канализация и водопровод (появился только в 1931 г.), что часто служило причиной различных эпидемий, прежде всего, холеры. Питьевую воду развозили по домам особые водовозы. До 1882 г. городское освещение существовало только в русской части Ташкента. В 1895 г. город освещался керосиновыми фонарями – «коптилками», всего имелось около 2 тыс. фонарей, две трети из которых находились в русской части города. В 1890-е годы в Ташкенте появляется чудо технической мысли – телефон, а в 1901 г. – первая линия конно-железной дороги, управлявшейся бельгийским акционерным обществом «Ташкентский трамвай».

Основная часть городского бюджета уходила на благоустройство русской части Ташкента, а огромная территория старого города с тесной восточной планировкой, немощеными улицами и плохим освещением, в смысле коммунального благоустройства продолжала оставаться почти в том же состоянии, в каком нашли его русские войска, штурмовавшие Ташкент.

К западу от русской части, по другую сторону арыка Ангар, располагался старый Ташкент. По характеру улиц, построек, населению и укладу жизни, старый город резко отличается от нового Ташкента. Интересно описание старого города, помещенное в одном из ранних путеводителей:

«Огромное пространство, занятое населением старого Ташкента, представляет по внешнему виду массу желтовато-серых, большею частью одноэтажных глинобитных домов и построек (свыше 21000 жилых домов), то тесно скученных и изрезанных лабиринтом узких немощеных улиц и проходов, то разделенных, в особенности по окраинам, обширными садами, огородами и даже полями. Узкие улицы извиваются среди глиняных стен домов без окон и заборов; на них нет почти арыков, журчащих по улицам нового города, нет также деревьев и зелени, так как все сады и насаждения скрыты за высокими стенами глиняных домов и дувалов (заборов). Почти на каждой улице встречаются невзрачные приходские мечети с невысокими колоннами минаретов, на которых вьют гнезда аисты, заброшенные кладбища и отдельные могилы, нередко со знаменами и бунчуками, указывающими на то, что здесь похоронено святое или именитое лицо[5 - Кладбища и могилы были разбросаны по всему старому городу, поскольку до 1894 г. дозволялось хоронить всюду. В более позднее время устроено 11 кладбищ за городской стеной.]. Лишь отдельные старинные мечети, медресе и мазары особо чтимых святых выделяются своими размерами и архитектурой на этом фоне и невольно привлекают взор путешественника, утомленного прогулкой по душным и пыльным улицам Ташкента. Центр города занимает обширный базар, состоящий из системы улиц (частью крытых) и рядов с множеством (1500) лавок, чайных (чай-хане), харчевен, мастерских и караван-сараев, переполненных толпой. В базарные дни улицы, ведущие к базару, и самый базар переполняются массой народа; местного и пришлого из окрестностей, стадами овец, караванами верблюдов, всадниками и арбами до такой степени, что движение становится крайне затруднительным. Гул толпы, крики разносчиков меди и лакомств, возгласы нищих, завывания странствующих дервишей, рев верблюдов и ослов сливаются в гвалт, который разносится далеко во все стороны от базара. В обыкновенные дни улицы, в особенности вдали от базара, тихи и пустынны; проскрипит арба с огромным коробом самана, протрусит маленький ослик, изнемогающий под тяжестью ноши в пестром халате в огромной белой чалме; прошмыгнет, прижимаясь к стене, мрачная фигура женщины в темно-синем халате с завешанным черной волосяной сеткой лицом, и улицы вновь засыпают под палящими лучами солнца.

Старый Ташкент, как и все среднеазиатские города, был окружен рвом и высокой глинобитной стеной, в которой имелось 12 ворот (“дарваза”) <…>. От всех ворот идут к центру города – базару главные улицы, выделяющие множество переулков и проходов, разветвляющихся по всему городу»[6 - См.: Ташкент в кармане для приезжающих. Ташкент, 1925.].

В Ташкенте имелось семь православных церквей, из которых особенно выделялся военный Спасо-Преображенский собор, в котором находилась гробница генерал-адъютанта К. П. фон-Кауфмана, первого туркестанского генерал-губернатора и устроителя края. В городе действовало много мечетей, имелись синагоги.

Из образовательных заведений в городе имелись мужская и женская гимназии с пансионами, реальное училище, ремесленное училище («слишком роскошное», как заметил военный министр А. Н. Куропаткин), Ташкентская учительская семинария, частные учебные заведения. В июне 1899 г. в городе была учреждена «Ташкентская подготовительная школа 2-го Оренбургского кадетского корпуса»[7 - Приказ по Военному ведомству, 20 июня 1899 г., № 179. Приказы по Военному ведомству. СПб., 1899.].

Из медицинских учреждений в городе имелись: Ташкентский военный госпиталь (осн. 1870 г.) – первое лечебное учреждение Ташкента, городская больница, амбулаторные лечебницы, глазная лечебница, больница Туркестанской общины сестер милосердия Красного Креста, частные лечебницы, несколько аптек и многочисленные аптекарские магазины.

Общественным центром дореволюционного Ташкента являлся Большой проспект (протяженностью 2,5 км), на котором располагались здание канцелярии туркестанского генерал-губернатора, Городская управа и Туркестанская контрольная палата.

Русская колония Ташкента в начале XX в. претерпела качественное и количественное изменение. Большое влияние оказала миграция в Туркестан русского населения из внутренних областей России, чему во многом способствовало улучшение путей сообщений, особенно ввод в действие Среднеазиатской железной дороги. Развитие хлопкового рынка вызвало приток квалифицированных русских рабочих на хлопкоочистительные заводы. Среднеазиатская железная дорога также способствовала росту числа рабочих, занятых на ее обслуживании и строительстве новых станций, железнодорожных мостов, складов и пр.[8 - См.: Shahadeo Jeff. Russian Colonial Society in Tashkent, 1865–1923. Bloomington, 2007. P. 109.] Постепенно в Ташкенте, как и во всем Туркестане, стал формироваться ранее невиданный здесь класс – пролетариат. Рост числа доходных предприятий – хлопкоочистительных, торговых, по производству спирта и водки, и появление банковских и страховых контор привело к быстрому росту массы состоятельных людей. Расширение административного аппарата, увеличение количества учебных и медицинских заведений также способствовало приезду в Ташкент значительного числа интеллигенции. Русская часть населения города продолжала также традиционно пополняться отставными офицерами и уволенными со службы солдатами, проходившими службу в туркестанских войсках.

Жизнь русской колонии в Ташкенте протекала изолированно от остальной части города. На взаимоотношениях русской и туземной части населения еще в значительной мере сказывались последствия Андижанского восстания 1898 г., результатом которого были чувства взаимной подозрительности, отчуждения и культурной изоляции[9 - Наливкин В. П. Туземцы раньше и теперь. Ташкент, 1913.]. Вместе с тем, русская администрация принимала усилия по вовлечению местного населения в сферу культурной жизни, образования, приобщению к благам европейской цивилизации. Развитие в Туркестане путей сообщения и хлопкового дела значительно способствовало увеличению среди местного населения числа лиц, обладавших практическим знанием русского языка, усилению мобильности местного населения, которое стало охотнее предпринимать поездки с торговыми целями не только по Туркестану, но и в отдаленные российские губернии. Заметны стали в местном населении и внешние перемены – строились дома на европейский манер, входили в обиход европейский костюм, пользование извозчиками, посещение европейских врачей и др. «Значительная часть местного населения, – как отмечал В. П. Наливкин, большой знаток туркестанской жизни, – утратила прежнюю духовную потребность в религии, к которой стала относиться критически. Религия постепенно для многих стала обращаться в пережиток, в формальность, требующуюся лишь кодексом общественных приличий, в то верхнее платье, без которого неудобно (курсив В. П. Наливкина – М. Б.) выйти на улицу»[10 - Там же. С. 115–116.].

Культурная жизнь Ташкента протекала вокруг Публичной библиотеки, уже в то время имевшей богатые книжные фонды, в летнем и зимнем театрах, военном и общественном собраниях. Военное собрание в Ташкенте было открыто в 1868 г. и в 1885 г. переехало в новое, прекрасно построенное здание на углу Московского и Воронцовского проспектов. «Здесь делаются обычные балы, – сообщал дореволюционный историк города, – маскарады и семейные вечера, а в обыкновенные вечера публика пробавляется картами. В Великий пост, а иногда в течение всего зимнего времени, читаются публичные лекции, преимущественно же по военным вопросам»[11 - Добромыслов А. И. Ташкент в прошлом и настоящем. Ташкент, 1912. С. 196.].

В Ташкенте издавались газеты «Туркестанские ведомости» (осн. 1870 г.), «Туркестанская туземная газета» (осн. 1870 г., с 1888 г. выходила на русском и тюркском языках), «Русский Туркестан» (осн. 1898 г.). В городе кроме типографий канцелярии туркестанского генерал-губернатора и штаба Туркестанского военного округа имелось несколько частных типографий, издававших немало официальных и литературных изданий. Распространение просвещения вызвало появление в Ташкенте и книжной торговли. На начало XX века в городе имелось три больших книжных магазина, с годовым оборотом торговли более 100 тыс. рублей[12 - Там же. С. 283–284.].

Научная жизнь Ташкента была весьма активной и разнообразной и всей своей историей являлась негласным укором известному русскому сатирику, утверждавшему, что «кроме пьянчуг, казнокрадов и всякой сволочи никто не едет в Ташкент»[13 - Заря (СПб.), 1870, март, с. 43.]. В столице Туркестана действовали Туркестанский кружок любителей археологии (осн. 1895), Туркестанский отдел ИРГО (осн. 1897), Туркестанский отдел Общества востоковедения (осн. 1901), Туркестанский отдел Императорского Русского технического общества (осн. 1891), Туркестанское общество сельского хозяйства (осн. 1885), Ташкентское общество любителей драматического искусства и др. В 1873 г. на северной окраине Ташкента открылась астрономическая обсерватория, вокруг которой был разбит Обсервационный парк. В разные годы в обсерватории вели астрономические работы такие известные геодезисты, как генералы К. В. Шарнгорст, И. И. Померанцев и Д. Д. Гедеонов, полковник П. К. Залесский, Ф. К. Шварц, астрофизик В. В. Стратонов и др.

А. Е. Снесарев застал Ташкент в период важных преобразований в административном и военном устройстве Туркестанского края. 11 июня 1899 г. император Николай II утвердил положение Военного совета о передаче в ведение Туркестанского края Семиреченской и Закаспийской областей в отношении гражданского управления. 12 июня императором утверждено положение Военного совета об изменениях в организации Туркестанского военного округа. В соответствии с приказом военного министра (№ 161 за 1899 г.), округ получил корпусную организацию, были сформированы I (штаб в г. Ташкенте) и II (штаб в г. Асхабаде) Туркестанские армейские корпуса, в которые входили соответствующие управления Туркестанских стрелковых бригад, 1-я Туркестанская казачья дивизия, Закаспийская и Западно-Сибирская казачьи бригады, артиллерийские, инженерные и интендантские управления.

В соответствии с новой организационно-штатной структурой, Высочайше утвержденной 20 июня 1900 г., Туркестанские линейные бригады и батальоны преобразованы в стрелковые. До восьми увеличено число Туркестанских стрелковых бригад – 1, 2, 3, 4-я и 1-я Туркестанская резервная бригада (в I Туркестанском армейском корпусе); 5, 6, 7-я и 2-я Туркестанская резервная бригада (во II Туркестанском армейском корпусе); 8-я Туркестанская стрелковая бригада (не входила в состав корпусов и прикрывала Семиречье). По данным британской военной разведки, общая численность личного состава Туркестанского военного округа на июнь 1902 г. составляла 53 300 человек в мирное время и 92 789 человек в военное время. На вооружении войск округа имелось 128 орудий полевой и горной артиллерии, не считая артиллерии Кушкинской крепости[14 - OIOC, L/MIL/17/14/86: Distribution of the Russian Military Forces in Asia. Complied in the Intelligence Division, War Office, by Major E. Peach, D. A.Q.M. G. Correct to 1 June, 1902.].

Изменения затронули также и корпус офицеров Генерального штаба, проходивших службу в войсках Туркестанского военного округа. Прежде всего, введены должности офицеров Генерального штаба в строевых частях – в управлениях стрелковых и резервных бригад, в 1-й Туркестанской казачьей дивизии, в штабе крепости Кушка. Это сразу привело к увеличению более чем на треть числа офицеров Генерального штаба в войсках округа. Мера эта имела еще и ту положительную сторону, что распространяла институт офицеров Генерального штаба на строевые части и, тем самым, придавала согласованность, гибкость и оперативность всей системе управления и планирования на уровне штаб округа – штабы корпусов и бригад. Кроме того, офицеры Генерального штаба в управлениях бригад получали возможность непосредственно руководить боевой и тактической подготовкой войск, военным образованием строевых офицеров, принимать участие в мероприятиях по разведке сопредельных стран.

К концу 1901 г. в войсках Туркестанского военного округа числилось 34 генерала и офицера Генерального штаба[15 - РГВИА. Ф. 1396. Оп. 2. Д. 1742. Л. 2. Особые работы, возлагаемые на офицеров Генерального штаба [Туркестанского военного округа].]. Основная часть офицеров несла службу в штабе округа – в отчетном, строевом, мобилизационном отделениях и в управлении начальника военных сообщений. Отдельные офицеры выполняли служебные обязанности в качестве «офицеров для поручений» (штаб – и обер-офицеры). Несколько должностей, занятых офицерами Генерального штаба, имелось в Туркестанском военно-топографическом отделе (ВТО). Кроме штабной службы офицеры Генерального штаба несли так называемую «службу при войсках». Она заключалась в проведении тактических занятий со строевыми офицерами, участии в качестве руководителей в полевых поездках офицеров, а также в лагерных сборах.

С новыми штатами округ получил более стройную организацию, усилил боевой потенциал качественно и количественно, и, соответственно, получил возможность для решения более широких оперативных и стратегических задач. В описываемый период войска округа предназначались для стратегического прикрытия широкой приграничной полосы Туркестанского края от юго-восточного побережья Каспийского моря до Западного Китая (Восточный Туркестан и часть Джунгарии). В зону оперативной ответственности округа входили участки русско-персидской, афганской и китайской границ. Основными противниками, на которых были нацелены силы округа, считались Афганистан (как ближайший к русской границе) и Британская Индия. Боевые действия непосредственно против Британской Индии штабом округа не отрабатывались, для этого у округа имелось слишком мало наличных сил и средств, и решение этой задачи входило в ведение Главного штаба. Однако возможность боевого столкновения с индо-британскими войсками, которые могли выступить на стороне афганской армии, принималась в расчет вполне серьезно и учитывалась в боевом и мобилизационном планировании.

Согласно плана боевого применения войск («мобилизационного расписания») Туркестанского военного округа, в случае войны с Афганистаном основной задачей войск округа являлся разгром афганской армии в Северном Афганистане и овладение Кабулом, откуда открывался оперативный простор для дальнейшего наступления на равнины Индии[16 - См.: Мельников Д. А. Район операционных путей от Термеза к Кабулу (Опыт военно-географического описания). Ташкент, 1907. С. 1.]. С той целью разрабатывались два операционных направления – Кабульское (Самарканд – Кабул) и Гератское (Мерв – Герат). Для действий на первом операционном направлении предназначались силы I-го и части II-го Туркестанского армейских корпусов, Амударьинской военной флотилии и Амударьинской бригады пограничной стражи. Все эти силы образовывали так называемую Амударьинскую армию[17 - РГВИА. Ф. 2000. Оп. 1. Д. 434. Л. 90–95 об. Отчет штаба Туркестанского военного округа о стратегической военной игре офицеров Генерального штаба в 1907 г.]. Для действий на втором – часть сил II-го Туркестанского армейского округа и резервы из Кавказского военного округа, перевозимые к театру войны морем и далее по Среднеазиатской железной дороге[18 - OIOC, L/MIL/17/14/86: Distribution of the Russian Military Forces in Asia. Complied in the Intelligence Division, War Office, by Major E. Peach, D. A.Q.M. G. Correct to 1 June, 1902.]. Войска, предназначенные для наступления на Герат, образовывали Мургабскую армию. Ближайшей задачей Амударьинской армии был захват переправ у Патта-Гиссара, обеспечение переправы войск через р. Амударью и овладение стратегическими позициями в Афганском Туркестане (Мазар-и-Шариф и крепость Дейдади). Направление дальнейшего наступления – на Кабул. После овладения Кабулом и Гератом и подхода резервов из глубины России происходило перенацеливание сил и средств группировки русских войск для дальнейшего наступления в глубь Индии. Войска гератской группировки получали операционное направление Герат – Кветта – Дели, кабульской – Кабул – Дели. Действия войск на этих двух операционных направлениях предусматривали полный разгром афганской армии и уничтожение основных сил индо-британской армии и овладение территорией Северной Индии, центром которой являлся город Дели.

Мобилизационное расписание Туркестанского военного округа предусматривало также ведение боевых действий на ряде второстепенных театров – в Персии (Тегеранское направление), Северо-Индийском (Пенджабское направление), в Западном Китае (Ферганско-Кашгарское и Джунгаро-Семиреченское направления). Изучение Северо-индийского театра займет важное место в деятельности А. Е. Снесарева в туркестанский период, о чем будет подробнее сказано ниже.

В начале XX в. Ташкент предствлял собой один из центров русского военного востоковедения. Работа по изучению сопредельных с округом стран Востока – Персии, Афганистана, Индии и Китая велась преимущественно офицерами Генерального штаба. В это время в Туркестане служили такие известные исследователи Востока, как М. В. Грулев, А. Г. Серебренников, Н. С. Лыкошин, Л. Г. Корнилов, А. Д. Шеманский, И. Д. Ягелло, И. К. Серебренников, В. Ф. Новицкий, И. Т. Пославский и многие другие. При штабе Туркестанского военного округа действовала Ташкентская офицерская школа восточных языков[19 - Известна также как курсы языка индустани. Курсы открыты в сентябре 1897 г. при штабе Туркестанского военного округа в Ташкенте и в декабре того же года при штабе войск Закаспийской области в Асхабаде. В 1898 г. два курса объединены в один в Ташкенте.]. В школе готовили военных востоковедов со знанием языка индустани (урду). В более позднее время в программе школы язык урду был дополнен персидским, тюркским, китайским и английским языками. Ташкентская офицерская школа восточных языков являлась единственным военно-востоковедным учебным заведением в русской армии, где читался курс разведки. Туркестанскими военными востоковедами ежегодно совершались рекогносцировки по Туркестанскогому краю, поездки по сопредельным странам, издавались солидные военно-географические и военно-статистические работы, труды по лингвистике и этнологии. Они активно сотрудничали с общероссийской и туркестанской прессой, публиковались в изданиях военного ведомства. Немало офицеров состояло действительными членами туркестанских научных обществ: Туркестанского отдела ИРГО, Туркестанского кружка любителей археологии и Туркестанского отдела Общества востоковедения.

Таким образом, к моменту приезда А. Е. Снесарева в Ташкент, там уже имелись все необходимые условия для его последующего становления как крупного военного востоковеда. Этому во многом способствовала и атмосфера тех дней в среде туркестанских офицеров Генерального штаба, обусловленная их повседневной деятельностью, – служба на границах Империи, рекогносцировки и поездки по странам Востока, изучение восточных языков, литературная и научная деятельность. Здесь также важно отметить, что в Ташкенте Снесарев оказался в среде офицеров Генерального штаба, которые имели солидные познания Востока и значительный опыт службы на туркестанской окраине. Некоторые офицеры, как например, Генерального штаба подполковники М. В. Грулев, П. А. Кузнецов и А. Д. Шеманский, капитан Д. Н. Логофет уже приобрели известность своими военно-географическими и военно-востоковедными работами. Д. Н. Логофет был достаточно известен своими статьями о «военной жизни азиатских окраин» (по выражению А. И. Деникина)[20 - Деникин А. И. Старая армия. Париж, 1929. С. 120.]. Это была достаточно конкурентная среда, она создавала для Снесарева не только систему ориентиров, но и вовлекала его в обстановку творческого соревнования, способствовала возникновению у него желания также сделать себе имя на ниве научной деятельности. Вся последующая деятельность А. Е. Снесарева в Туркестане – это непрерывный процесс работы над собой, самосовершенствования и самообразования, желания самоутвердиться и сделать себе громкое имя. Служба Снесарева как офицера Генерального штаба с первых дней оказалась неразрывно связана с Индией, и таким l’objet de charme она осталась для него на всю последующую жизнь.

В гостях у лорда Керзона: Снесарев в Индии

О поездке в Индию А. Е. Снесарев никогда не помышлял и попал в эту страну, как и на службу в Туркестанский край, совершенно случайно. Это событие имело свою предысторию. В ноябре 1898 г. британский посол в Петербурге обратился в Министерство иностранных дел России с просьбой разрешить двум офицерам индо-британских войск – майору Медли (Major E. J. Medley) и капитану Кенниону (Captain Kennion), в начале 1899 г. проехать из Северной Индии в Россию через территорию Памира[21 - The National Archives (TNA)/FO106/2/25 Inclosures 1–6: To His Excellency the Right Honourable the Governor General of India in Council. India Office, London, 16 June 1899. (Secret).]. Военный министр генерал-лейтенант А. Н. Куропаткин удовлетворил просьбу посла, но при этом высказал условие, чтобы правительство Великобритании дало разрешение русским офицерам проехать через Памир в Индию по четырем разным направлениям с целью ознакомиться с Северо-Западной пограничной провинцией[22 - Тогда же начался и поиск кандидатов для поездки в Индию. Как следует из письма начальника Главного штаба товарищу министра иностранных дел графу В. Н. Ламздорфу (10 января 1899 г.), свое желание отправиться в Индию выразили делопроизводитель канцелярии ВУК Главного штаба полковник граф В. В. Муравьев-Амурский, состоящий для поручений при командующем войсками Туркестанского военного округа подполковник П. А. Кузнецов, делопроизводитель Азиатской части Главного штаба А. Г. Скерский и состоящий по Гвардейской кавалерии корнет князь Урусов. РГВИА. Ф. 401. Оп. 5. Д. 76. Л. 19.]. Ответным письмом британский посол уведомил, что правительство дало согласие на поездку русских офицеров только через пер. Калик в Хунзу и Нагар и далее через Кашмир в Индию. В феврале-марте 1899 г. посол Великобритании в Петербурге обратился с новым ходатайством о разрешении еще двум офицерам – подполковникам Поуэллу (Lieut.-Col. Powell) и Мак-Суини (Lieut.-Col. McSwiney)[23 - Мак-Суини Эдвард (Edward Frederick Henry McSwiney, 1858–1907) – бригадный генерал. Родился в Кронштадте (Россия) в семье священника англиканской церкви (ныне Крестовоздвиженская церковь). Скончался в г. Амбала (Индия) от дизентерии.], совершить путешествие по русским среднеазиатским владениям, причем, для последнего испрашивалось согласие на осмотр Кушкинской ветви Среднеазиатской железной дороги и на поездку из Чарджуя вверх по р. Амударье.

Начальник Главного штаба генерал-лейтенант В. В. Сахаров в отношении на имя военного министра указывал в этой связи: «<…> английское правительство, заручившись нашим условным согласием, в свою очередь довело численность своих офицеров-путешественников до четырех, предварив этою мерою сообщение нам своего уклончивого ответа. К тому же, сузив для нас район разведки всего лишь до одного направления и притом наименее для нас интересного, английское правительство намечает для своих рекогносцеров относительно весьма широкую полосу с включением железнодорожной ветви Мерв-Кушка и верхнего течения Амударьи. Будучи стеснены ответом английского правительства в выборе направления, нам, по-видимому, неизбежно ограничиться отправлением только одного офицера (состоящего для поручений при командующем войсками Туркестанского военного округа подполковника Кузнецова)»[24 - РГВИА. Ф. 401. Оп. 5. Д. 76. Л. 36 об. – 37. Отношение начальника Главного штаба военному министру, 22 апреля 1899 г.].

Военный министр в резолюции на документе указал: «Памирское направление для нас совершенно не интересно. Тем не менее, и им воспользоваться надо. Двух английских офицеров мы можем пустить тоже только через Памиры[25 - В дореволюционной литературе название Памира часто употреблялось во множественном числе, как результат следования британской географической традиции, в которой Памир разделялся на несколько отдельных частей – «Тагдумбаш-Памир», «Аличур-Памир», «Малый Памир», «Ваханский Памир» и т. д. В этой связи интересно замечание А. Е. Снесарева: «У нас употребляется название безразлично, как во множественном, так и в единственном, точно так же как и в западно-европейских литературах. Казалось бы правильнее употреблять в единственном…». См.: Снесарев А. Е. Северо-индийский театр. Ч. I. Ташкент, 1903. С. 1.]. Через Кушку мы отнюдь не можем никого пропустить. Почему мы выдумали четыре направления через Памиры? Чем руководствовались? Можно ограничиться посылкою двух офицеров вместе, например, Кузнецова и Корнилова. Куропаткин. 25/IV»[26 - РГВИА. Ф. 401. Оп. 5. Д. 76. Л. 36.].

В секретном письме к министру иностранных дел графу М. Н. Муравьеву военный министр уведомил, что разрешением британского правительства проехать в Индию воспользуются только два офицера – подполковник Кузнецов и капитан Корнилов[27 - Там же. Л. 40. Письмо военного министра – министру иностранных дел, 30 апреля 1899 г.]. Таким образом, изначально к командировке в Индию предназначались два перспективных офицера Генерального штаба, проходивших службу в Туркестанском военном округе, – П. А. Кузнецов и Л. Г. Корнилов. Первый был хорошо знаком с Памиром – совершил там несколько важных рекогносцировок, второй – провел тайную рекогносцировку Афганского Туркестана.

В середине мая 1899 г. министр иностранных дел уведомил А. Н. Куропаткина, что маркиз Солсбери, премьер-министр Великобритании, довел до русского политического агента по азиатским делам в Лондоне П. М. Лессара ноту, в которой просил сообщить точные сроки приезда русских офицеров к пер. Калик с тем, чтобы выслать для их встречи офицера индо-британской армии. В резолюции на письмо министра иностранных дел А. Н. Куропаткин отметил: «Надо спешить с депешами, выяснить срок проезда, определить денежные средства и спросить Высочайшего соизволения. Куропаткин. 18/5»[28 - РГВИА. Ф. 401. Оп. 5. Д. 76. Л. 44–44 об. Письмо министра иностранных дел – военному министру, 17 мая 1899 г.].

5 июня 1899 г. из Ташкента на имя начальника Главного штаба пришла шифрованная телеграмма за подписью начальника штаба Туркестанского военного округа: «Офицеров, предложенных военным министром, командующий войсками затрудняется командировать по незнанию ими ни европейских, ни туземных языков населения Индии, почему просит назначить подполковника Полозова и одного офицера Генерального штаба из Петербурга, причем, желательно, чтобы этот впоследствии был переведен на службу в Туркестан»[29 - Там же. Л. 58. Шифрованная телеграмма начальника штаба Туркестанского военного округа, 5 июня 1899 г.].

Заметим, что доводы командующего войсками очень похожи на уловку с целью не отправлять Кузнецова и Корнилова, ценных и необходимых в округе офицеров, в командировку, польза которой для нужд округа представлялась С. М. Духовскому сомнительной. В пользу этой версии говорит и тот факт, что французским языком Кузнецов и Корнилов владели достаточно свободно. Незнание «туземных языков населения Индии» не помешает Корнилову совершить поездку по Индии в 1903–1904 гг. В действительности, Духовской придержал офицеров в округе в связи с тем, что у подполковника Кузнецова подходило старшинство в следующем чине (полковника) и при этом открывалась вакансия командира 5-го Оренбургского казачьего полка, дислоцированного в Ташкенте и составлявшего личный резерв командующего на случай чрезвычайных ситуаций. На этой должности Духовской хотел иметь офицера-туркестанца, опытного и лично ему знакомого. Корнилов рассматривался командующим как наиболее подходящая кандидатура для назначения на вновь учреждаемую должность офицера Генерального штаба при Российском Императорском Генеральном консульстве в Кашгаре. Должность вводилась в связи с обострением «сарыкольского вопроса» и усилением британских интриг в Кашгаре.

Просьба генерал-лейтенанта С. М. Духовского была удовлетворена военным министром. По его поручению помощник начальника Главного штаба генерал-лейтенант Е. Е. Уссаковский обратился с просьбой к начальнику Николаевской академии Генерального штаба (НАГШ) генерал-лейтенанту Н. Н. Сухотину – «предложить поехать в Индию, на 6-месячный примерно срок, одному из офицеров, успешно окончивших в этом году курс академии Генерального штаба»[30 - Там же. Л. 63 об. Секретное письмо помощника начальника Главного штаба начальнику НАГШ, 11 июня 1899 г.]. Уссаковский указал также на условия командирования: «Офицер этот должен обладать необходимым тактом, дабы отнюдь не обнаружить истинной цели своего путешествия, знать иностранные, по возможности, английский, языки и предназначить себя для дальнейшей службы в Генеральном штабе при войсках Туркестанского военного округа»[31 - Там же.].

Генерал-лейтенант Сухотин обратился к выпускникам академии с предложением отправиться в командировку в Индию с последующим прохождением службы в Туркестане. На предложение откликнулось семь офицеров: штабс-капитаны Сербинович, Снесарев[32 - Снесарев изначально предназначался для прохождения службы в Киевском военном округе.], Казанович, Скобельцын, Батюшин, ротмистр Иолшин и подъесаул Черячукин. В связи с тем, что ряд офицеров из этого списка не были причислены в тот год к Генеральному штабу (по отсутствию вакансий в корпусе Генерального штаба), то для дальнейшего отбора было оставлено три офицера: Сербинович, Снесарев и Иолшин. Что касается английского языка, то из них только штабс-капитан Снесарев мог «читать, писать и понимать разговорную речь». При этом он имел самый высокий бал (12) по немецкому языку, но невысокий бал (9,5) по французскому языку[33 - Напротив оценки по французскому языку в тексте документа имеется ссылка: «Имеет 9,5 баллов только потому, что отказался писать сочинение на тему; объясняется же свободно».].