Текущий момент

Да… Я мечтала о звездах. Доверяла лишь этим далеким и прекрасным мерцающим на небе лампочкам, к которым улетала в своих упоительных девичьих грезах. Но я не верила ни в теплоту взглядов, ни в сладкие речи, произнесенные располагающим тоном, ни в слишком уж открытые улыбки, ни в сильные дружеские рукопожатия. Я могла делать вид, что податливо вверяюсь кому-то. Но всегда была начеку, на стороже. Наивность была мне абсолютно не присуща.

– Ты сделала все домашние задания? – строго спрашивал меня отец, если рано возвращался с работы домой.

– Да, все уже сделано! Точно тебе говорю. Ты что, не веришь своей дочурочке? – беззаботно отвечала я.

– Доверяй, но проверяй! А затем – перепроверяй, – твердил мне папа в ответ. И легонько щелкал пальцем по носу.

Мне приходилось снова открывать свой портфель. Доставать тетрадки и дневник. И показывать мои домашние уроки.

Как правило, папа всегда находил недочеты и, указывая на них, заставлял переделывать. Снова и снова. До тех пор, пока придраться было уже не к чему.

Ответы переписывались. Уравнения перерешивались. Схемы дорисовывались. Стихи доучивались и отлетали от зубов без заминок. Теоремы доказывались без запинок.

– Никогда ни в чем нельзя быть уверенной на сто процентов. Всегда имеет место быть определенный процент погрешности, малышка. В большей или меньшей степени, но он есть. И его всегда надо учитывать и держать в голове, – резюмировал отец.

Он был прав. Я соглашалась и фиксировала в памяти его слова.

“Доверяй, но проверяй. А затем – перепроверяй”, – вот чему учил меня мой папа. И часто добавлял: “Иначе однажды можешь влипнуть в какую-нибудь нехорошую историю, детка!”.

Да. Я всегда была не по годам… Может поэтому мне и прилетело от судьбы – больно-пребольно и не по годам много-премного? Может кто-то там сверху взглянул на меня и загорелся желанием узнать: “Вот эта молоденькая девица, которая слишком уж не по годам …, интересно, стерпит ли она то, что мы ей приготовили? Давайте-ка обрушим на нее огромную лавину. И посмотрим: выдержит ли? Переживет? Выберется из-под этого катастрофического потока? Или останется внутри?”.

Ого, как же много вопросов, не правда ли? Большое количество непростых вопросов для одной хрупкой девочки, которая не по годам…

2

Мне было почти девятнадцать лет, когда ко мне вернулся тот противный, липкий страх. Страх, который на этот раз прилип ко мне надолго и я уже не смогла, как в детстве, одним махом смыть его в ванной комнате, включив обжигающе-горячую воду.

В один момент – (как же все-таки всего один текущий момент может перечеркнуть, перелицевать и испоганить жизнь, наполнив ее навсегда ужасными воспоминаниями и непоправимыми, а от того и безусловно – жуткими бедами!) – моя жизнь изменилась.

В какой-то мизерный временной промежуток, в злосчастный миг я потеряла всех, кто мне был дорог. Словно кто-то бездушно нажал на маленькую кнопочку и отключил одним махом всех, кто меня любил. Всех, кого любила я.

Мама и папа забрали бабушку с дачи. На обратном пути в них врезалась огромная грузовая машина. ”Доверяй, но проверяй”, – папины слова, но за других ведь не проверишь. Я знаю, пап, ты ехал осторожно и постоянно перепроверял дорогу, смотря в зеркала заднего вида. Но водителя-лихача на большом грузовике никак не предусмотришь и не проверишь.

Удар был сильным, нашу маленькую машинку развернуло и из багажника высыпался весь садовый урожай. По пыльному асфальту багровыми точками рассыпалась вишня, – в то лето ее было очень много и мы с бабушкой планировали вечером наварить варенья, а мама с утра замесила тесто для вишневого пирога.

С тех пор я ненавидела вишню. И терпеть не могла пироги с вишневой начинкой. К горлу подкатывала отвратительная тошнота при одном только виде этой темно-красной ягоды.

Я осталась совершенно одна. Внезапно и коварно моя судьба сыграла со мной злую шутку: получи, мол, девочка, удар под дых, от которого не спрятаться не скрыться. Получила? Ну а теперь давай-ка посмотрим, как ты справишься.

Несправедливость, вызывающая единственный вопрос: "За что?". Этот психологический удар, я страстно хотела поменять на другой, физический – тот самый, от которого больно-пребольно и вишни в разные стороны. Как же я хотела оказаться в той машине и умереть вместе со всеми, чтобы не чувствовать эту раздирающую боль внутри и отчаянную безысходность! Чтобы перестать думать, перестать скулить в подушку. Чтобы перестать жить.

Я ощущала страх: жуткий, невыносимый. Тот самый, что однажды я уже испытывала в детстве, в один из осенних дней. Но от того страха мне удалось убежать быстро и стоило мне закрыть дверь – он вмиг улетучился. А теперь, стоило мне только открыть дверь и войти в притихший дом, неприятная оторопь нападала на меня и не отпускала.

Помимо этого была еще и пустота. Унылая и зловещая. Она окутала меня своими приставучими объятиями и не давала свободно дышать. Я не понимала ничего. Засыпала и просыпалась. На автомате ходила в институт. Привычно возвращалась домой (у входной старенькой двери моя рука еще какое-то время тянулась к кнопке звонка, но сердце предательски начинало ныть и бешено колотиться, так что рука, едва поднявшись, опускалась и обреченно падала вдоль тела). Я ела, не различая вкус еды. Машинально отвечала на звонки, не понимая сути разговоров. Бессмысленно существовала, короче говоря.

Опустошенная я в неживом, окоченелом доме, где тишина так красноречиво громыхала, что было невозможно засыпать и нестерпимо просыпаться. Хоть волком вой, хоть в петлю лезь. Муторно, солоно, невыносимо.

Я включала свет во всех комнатах. Пересматривала в сотый раз семейные фотографии и перебирала старые вещи. Распахивала дверцы шкафа и уткнувшись носом в родительскую одежду, вдыхала их запахи. Легче не становилось. Только хуже. И время, вопреки общепринятой жизненной мудрости, никак не лечило.

Каждый считал своим долгом посоветовать банальное: “Надо свыкнуться, жить дальше и даже забыть”. Забыть?! Как вообще можно забыть незабываемое? Ну что за дурацкий совет, что за умная глупость?

Я ничего не видела вокруг. Стала слепой, имея оба глаза со стопроцентным зрением. Я не хотела говорить. Была немой, но орала и испускала оглушительные, жуткие вопли внутри себя. Я надеялась на существование загробного мира и рая, куда непременно попала моя семья, но проклинала Бога, которого нет. В моей душе был полный раздрай. В голове – звонкая тишина, от которой лопались перепонки.

3

В тот, самый трудный момент, в моей жизни появился он. Мелкими шажками, аккуратно и ненавязчиво он проникал в мою жизнь, медленно и осторожно продвигаясь вглубь меня. Я привыкала к нему, позволяя всё дальше заходить на мою территорию. Он жалел, помогал, направлял. Успокаивал. Пару раз даже давал звонкую пощечину – чтобы привести меня в чувство.

Я была слаба, не знала что делать. А он был рядом и говорил, как правильно поступать. Держал меня за руку. Убеждал, что знает как будет лучше. Я ведь всегда была недоверчива и осторожничала с того самого октябрьского вечера, а ему доверила и свою жизнь, и саму себя практически без проверок. Поверила на слово, которое никак не перепроверила.

Я кивала головой и соглашалась. Куда делся мой решительный характер? Я ведь всегда была не по годам … упертая. Дерзкая, смелая и придирчивая, не подверженная влиянию других и отстаивающая личную точку зрения до хрипоты. Где были мои стремления на тот момент? Наверное рассыпались на огромное количество маленьких вишенок, безжалостно раздавленных шинами разных рельефов на той злополучной трассе. На той дороге, отнявшей у меня всё, в том числе и мой когда-то боевой и бесстрашный характер.

Он увёз меня. В свой красивый, огороженный высоким забором, огромный дом с камином и садом. С большими окнами в пол, которые почти всегда были зашторены и не пропускали солнечный свет.

Я стала женой, но вот странность: свою свадьбу помню как-то отрывочно-фрагментарно. Мой белый костюм. Его синий галстук. Громоздкий букет лилий с густым, неприятно-одурманивающим ароматом от которого разболелась голова. Моя подпись в книге регистрации браков. Его сосредоточенный взгляд и уверенные движения, без намека на волнительное торжество момента.

Наш ужин на двоих при свечах. На безымянном пальце – классика жанра: красивое кольцо с квадратным бриллиантом. Я даже не особо вспомню его в деталях: доступ к нему был ограничен. Мое украшение всегда лежало в сейфе, так что я к нему так и не привыкла за эти годы. Когда мы выходили куда-то, то муж ставил коробочку передо мной: "Не забудь обручальное кольцо, дорогая!".

Всё, что память сохранила – осталось в ощущениях: мне неудобно в этом шикарном кольце, я боюсь его потерять и всё время трогаю его, ловлю себя на мысли, что хочу поскорее вернуть этот золотой ободок на место – в бархатную упаковку, в сейф, код которого мне неизвестен. Говорят, что обручальное кольцо срастается с тобой, и ты не замечаешь его на пальце, словно это часть тебя. Мое кольцо со мной так и не срослось, оставшись лежать чужеродным предметом где-то в сейфе.

Мой муж богат. Не суетен. И немногословен. Он не принимает отказов. Вообще никогда. Поэтому слово “да” – самое используемое в моем лексиконе замужней дамы. "Да, милый!", "Хорошо, дорогой!" – именно так, и никак иначе.

Три года, прожитые вместе, похожи на молчаливую историю. Мы редко смеемся и не часто разговариваем за столом. Впрочем, мы вообще мало когда обедаем вместе. Только иногда ужинаем.

Наши ужины – совместные и напряженно-немногословные – похожи на поминальные трапезы. Я сконцентрирована на том, чтобы не сказать лишнее. Супруг – сдержан и сосредоточен на чём-то своём.

– Как прошёл твой день? – спрашивает он. Я незаметно хмыкаю: задающий вопрос мог бы и сам на него ответить. Пустой интерес, ведь весь мой день известен мужу поминутно.

– Всё отлично, дорогой. Еще один прекрасный день, – вру я. Хотя какая разница?

Он озвучивает планы на завтрашний день (мои, не свои): что я должна сделать, куда и во сколько приехать, и в чем быть одетой. Его жизнь – вне моей. Его мысли – не для меня. И только его решения – постфактум, для меня. Он решает – я выполняю: “Да, дорогой! Конечно!”.

Как же мне хочется стукнуть кулаком по столу, пролить вино и разбить вдребезги тарелку. Ответить отказом, наконец-то сказать ему в лицо так долго вертящееся на языке: “Нет! Нет! И сто раз нет!”.

Я чувствую непреодолимое желание закричать и раскрошить наконец эту дурацкую тишину. Я хочу сделать хоть что-нибудь, чтобы разрушить идеальную послушность жилища. Мне не терпится сказать, что я – всего лишь декоративная собачка в доме. Не хозяйка (потому что ничего не решаю) и даже не прислуга (прислуга, отработав свои часы, в отличии от меня – свободна и может идти, куда пожелает). Но я молчу. Не могу ничего сделать. Сижу и улыбаюсь. Только давлю зубами на кончик языка: сильно, сильнее, еще сильнее (привычка замужней дамы или непроизвольный мазохизм?). Киваю головой, как китайский болванчик в натертой до блеска стеклянной витрине. Почему я не могу ничего предпринять? По-че-му?

Мой супруг и я. Мы разные. У нас нет ничего общего. Я до сих пор не понимаю, почему он выбрал меня? Зачем ему я? Ведь всё, что близко мне – автоматически далеко для него. Книги, которые с упоением читаю я, кажутся ему бессмысленными. Фильмы, которые ценю я, считаются недостойными внимания. Мир, который люблю я – неприемлемо глуп. Жизнь, которую хочу я, невозможна по определению.

Мои мысли – недальновидные.

Мои чувства – незрелые.

Мои желания – наивные.

Мы всегда завтракаем врозь. Я делаю вид, что крепко сплю, пока он собирается на работу. Как только за ним закрывается дверь, я моментально вскакиваю и бегу на кухню. Включаю музыку с беспечными песенками и пританцовывая, нажимаю кнопку на кофемашине. Мне хочется живого кофе, сваренного в джезве, но я довольствуюсь механическим приготовлением строго выверенной пропорции напитка. Всегда одинаковый на вкус кофе, впрочем, как и многое в этом доме.

В моей нынешней жизни мало что действительно “моего”. Но утро у меня никто не сможет отобрать! Оно моё: лёгкое, радостное, свободное. Распахиваю шторы и открываю окна. Впускаю свет и прохладный воздух в дом. Вдыхаю свежесть ветра. Да здравствует сквозняк, который летает из комнаты в комнату, а вместе с ним порхаю и я!

Ему не нравятся сквозняки. Он ворчит недовольно: "Непонятно, что можно ожидать от сквозняков: простуды, насморка, разбитой вазы, с грохотом захлопнутой двери или с треском бьющейся оконной рамы". Ветер, гуляющий туда-сюда по помещению, невозможно контролировать: создается хаос и разрушается упорядоченность в доме. Муж предпочитает закрытые наглухо и зашторенные до конца окна. Когда он дома, то здесь царит полумрак и отсутствует свежий воздух. “Жарко? Включи кондиционер”; “Темно? Включи свет поярче”.