Полуночная роза

– Откуда ты знаешь, что он жив?

– Там все написано, – устало прикрыв глаза, ответила Анахита.

Ари понял, что аудиенция окончена.

– Отдыхай, нани.

Анахита кивнула. Ари встал на колени, поклонился и поцеловал ее в щеки.

– До свидания, надеюсь, скоро увидимся.

– Все может быть, – ответила она.

Уже на выходе молодой человек неожиданно обернулся:

– Нани, почему я? Почему ты не отдала эти записи своей дочери или моему отцу?

– Потому что в них – не только мое прошлое, но и твое будущее, Ари, – загадочно произнесла она.

Странный разговор истощил все его силы. Ари прошел в прихожую, взял из-под вешалки свой портфель и засунул туда пожелтевшие листки. В гостиной к нему подошла Муна.

– Чего она от тебя хотела?

– Ну, – непринужденно ответил Ари, – Анахита не верит, что ее сын умер, и хочет, чтобы я отправился в Англию для расследования. – И для пущего эффекта закатил глаза.

– Что, опять?! – Муна тоже закатила глаза. – Послушай, ее сын умер в три года. Я могу показать тебе свидетельство о смерти. Пожалуйста, не обращай внимания, не трать свое драгоценное время на старческие причуды. Поверь мне на слово, я уже сто раз об этом слышала. – Она ласково похлопала внука по плечу. – Пойдем выпьем по бокалу шампанского с родными.

Ари успел на последний самолет в Мумбаи из аэропорта Багдогра. В полете он пытался сосредоточиться на деловых бумагах, однако не мог отогнать мысли об Анахите. Конечно же, бабушка Муна права – ее мать заблуждается. И все-таки прабабка говорила такие вещи, которых просто не могла знать. Возможно, в ее истории действительно что-то есть… Надо будет просмотреть записи, когда найдется свободное время.

Несмотря на поздний час, Ари встречала в аэропорту нынешняя подружка – Бамби. Остаток ночи он провел в своей квартире с видом на Аравийское море, предаваясь радостям любви.

На следующее утро, опаздывая на деловую встречу, Ари забросил в портфель нужные документы и вытащил рукопись Анахиты. «Обязательно прочту, когда будет время», – подумал он, засовывая манускрипт в нижний ящик письменного стола и торопливо выбегая из квартиры.

Год спустя

…Я вспоминаю. Тихим вечером дует легкий ветерок, дарящий благословенное облегчение от невыносимого, иссушающего зноя Джайпура. В такие вечера мы – обитатели женской половины Лунного дворца – забираемся на крышу и там устраиваем себе постель.

Лежа в темноте под звездным небом, я слышу чистое, сладкоголосое пение. Кто-то из моих близких уходит с Земли и возносится на Небо.

Я вздрагиваю и просыпаюсь. Не на крыше дворца в Джайпуре, а у себя в спальне в Дарджилинге. Стараюсь убедить себя, что мне это приснилось, но пение продолжает звучать в ушах, и в конце концов я понимаю, что не сплю.

Постепенно возвращаюсь к реальности и осознаю: в эту минуту умирает человек, которого я люблю. Закрыв глаза, перебираю в памяти всю свою семью. Сейчас я узнаю кто.

Ничего не получается. Странно, боги еще никогда не ошибались. Кто же?

Вновь закрываю глаза и слушаю, делая глубокие вдохи. И внезапно понимаю: сын. Сегодня ушел из жизни мой любимый сыночек.

Мои глаза наполняют слезы, и я обращаю взгляд к небесам. Стоит глубокая ночь, за окнами непроглядная темень.

Раздается тихий стук в дверь, на пороге появляется встревоженная Кева.

– Мадам, вы плакали? У вас что-то болит? – спрашивает она, подходя ко мне и нащупывая пульс.

Я отрицательно качаю головой, а она берет платок и осторожно утирает мои слезы.

– Нет, ничего не болит.

– А что случилось? Приснился плохой сон?

– Нет. – Она, конечно, не поймет, но я говорю правду. – Только что умер мой ребенок.

Кева смотрит на меня с ужасом:

– Как вы могли узнать, что мадам Муна умерла?

– Не дочь, а сын, Кева. Тот, которого я оставила в Англии много лет назад. Ему был восемьдесят один год, – бормочу я. – Боги даровали ему долгую жизнь.

Кева не может понять, в чем дело, и прикладывает руку к моему лбу.

– Мадам, ваш сын умер давным-давно. Очевидно, вам что-то приснилось. – Она убеждает не столько меня, сколько себя.

– Возможно, – мягко говорю я, чтобы она не волновалась, – и все-таки надо записать время и дату. Видишь ли, мое ожидание окончено, и я хочу запомнить этот момент.

Кева пишет на листке бумаги время и число и протягивает его мне.

– Теперь можешь идти, со мной все хорошо.

– Да, мадам, – неуверенно отзывается она. – Вы точно не заболели?

– Все в порядке, доброй ночи, Кева.

Когда она выходит из комнаты, я беру со столика ручку и пишу короткое письмо, затем вытаскиваю из ящика потрепанное свидетельство о смерти сына. Завтра попрошу Кеву положить их в конверт и отправить адвокату, который уполномочен вести мои дела. Он позвонит, и я скажу, кому отправить конверт, когда я умру.

Закрыв глаза, я призываю сон, потому что внезапно мне становится отчаянно одиноко. Я ждала этой минуты. Мой сын ушел, настал и мой черед…

Три дня спустя Кева постучалась к Анахите в обычное время. Сначала она не удивилась, не услышав ответа: в последние дни мадам Чаван частенько позволяла себе поспать подольше. Кева занялась домашними делами, а через полчаса вновь подошла к двери спальни. Не получив ответа и на этот раз, она встревожилась, тихонько отворила дверь и увидела, что старушка все еще крепко спит. Служанка раздвинула шторы, по привычке рассказывая хозяйке об утренних происшествиях, и вдруг заметила, что та не отвечает.

Телефонный звонок застал Ари за рулем на оживленной улице Мумбаи. Увидев, что это отец, которого он не слышал целую вечность, Ари включил громкую связь.

– Папа! – радостно сказал он. – Как ты?

– Здравствуй. Я-то хорошо, только…

Ари понял, что отец чем-то расстроен:

– Что случилось?

– Твоя прабабушка Анахита скончалась сегодня утром.