Ригодон

– Ну ладно!.. взгляните-ка сюда!

Мы смотрим… это уже не Reichsgesund…

– Военный приказ, касающийся Зигмарингена!.. это уже гораздо серьезнее! не так ли?

На мой взгляд, радоваться тут особо нечему… он пытается все нам разъяснить… хуже всего придется в Берлине…

– Вы знаете, там ситуация критическая… все сгрудились на вокзале… и не только беженцы… солдаты тоже… настоящее столпотворение!.. все хотят в Ульм, на юг… вы знаете этот вокзал Anhalt?..

Да, разумеется!.. наш рыбный поезд остановится, не доезжая до Берлина… мы выйдем… и пойдем до Anhalt’а в сопровождении наших двух конвоиров, они дорогу найдут…

– Хорошо!.. ладно!

Ну теперь все, пора действовать!

Я передаю ему наши бумаги, Ля Вига тоже… волшебной печати Reichsbevoll уже недостаточно, необходима еще и печать O. K. W… Oberkommando der Wehrmacht… Верховное Военное Командование… Харрас приписывает сверху своей рукой: Wehrmacht befehl[41 - Приказ Вермахта (нем.)]!.. Зигмаринген… думаю, с этим у нас теперь все в порядке… но вот билеты!.. неужели опять бесплатно?

– Вы заплатите позже! потом!

Сколько долгов у нас уже накопилось! и действительно, скоро мне стало ясно… чуть позже! что это еще далеко не конец!..

А пока что нужно было покончить с нашими бумагами… вот они! я запихиваю их себе в карман… вместе с визой Ля Виги, он не против… но это еще не все! осталась еще одна формальность!.. ему нужно предупредить Берлин… А. А… и Канцелярию… а ведь все линии оборваны… и подземные… и воздушные… конечно, их должны восстановить… само собой… а пока невозможно понять, кто есть кто… арестовали уже сотню подозрительных лиц… их число может перевалить и за тысячу!.. правда, технические службы Wehrmacht’а изобрели новейшую систему «вело-магнитной связи», так что ускользнуть никому не удастся… ну-ка, посмотрим… сейчас мы все увидим… я не верю своим глазам… наверху, на подставке, велосипед Крахта!.. его невозможно не узнать!.. Крахт ведь обожает велосипедный спорт!.. но теперь его велосипед припаян к подставке, намертво закреплен на одном месте… а заднее движущее колесо приводным ремнем соединено с двигателем… Крахт залезает в седло и крутит педали!.. крутит педали!.. кажется, до меня доходит… он производит электричество… черт побери, да он еще поднажал!.. длинная антенна, установленная в передней части подставки, будет передавать! и также принимать!.. антенна с двумя концами… Харрас нам все объясняет… главное только, чтобы Крахт не сбавлял обороты!

– Noch! noch!.. еще!

Харрас пытается связаться с Берлином… передает… он показывает мне свой аппарат… совсем крошечный… умещается у него в ладони… так, а теперь Берлин должен ему ответить… на Харрасе шлем… он вслушивается… вот!.. есть!.. довольно быстро!..

– Сейчас я предупрежу их, что вы приедете… это необходимо!

Ничего не имею против!.. та… та… ти!

Вижу, ему знакомо ремесло телеграфиста, а вот тому, что сидит на своем велосипеде, явно не до смеха…

– Noch!.. noch!.. Крахт!.. еще!

Крахт выкладывается на всю катушку… все-таки, речь идет о двигателе! нельзя делать перерывов!.. нельзя останавливаться!.. чтобы антенна не заикалась!.. стоп!.. передача закончена!.. так, быстрей!.. теперь нужно принять! самое ответственное – это прием!.. теперь Крахт должен крутить педали в обратную сторону… черт побери!.. вот так!.. к счастью, Крахт хорошо натренирован…

– Gut! Крахт! Gut!..

И действительно, антенна начинает потрескивать… вот, теперь Харрас слышит… слышит Берлин… слышит Канцелярию…

– Детуш, все в порядке! они все поняли!.. ja!.. ja!.. вы можете ехать!.. так, еще минутку!.. noch! noch Kracht! Stettin!.. теперь мне нужно предупредить Штеттин! поставить их в известность!..

Да, точно!.. о нашем греческом коллеге, прокаженных и сестре милосердия… а я о них и забыл!.. двенадцать покрытых язвами больных… даже пятнадцать… целые сани… двое саней… Штеттин не отвечает!.. хоть Крахт старается изо всех сил! э, ну и ладно!.. они не потеряются!.. в Штеттин ведет только одна дорога… она в прекрасном состоянии, за ней постоянно ухаживают… поддерживают порядок… сам видел… через каждый километр – снегоочистители… основной поток беженцев, штатских, военных, двигается именно по этой дороге «Штеттин-Берлин»… и еще по дороге «Моосбург-Балтика»… Харрас рассказывает мне про маленьких татарских лошадок, предназначенных специально для саней… они уже запряжены и стоят там… все такие мохнатые, с бородками… по правде говоря, они больше похожи на пони для детей, чем на лошадей для работы в упряжке на Крайнем Севере… в снегах… они прибыли из Штеттина и туда же возвращаются… неплохо справляются!.. Харрас больше не вызывает… Штеттин ему не отвечает… к тому же, и силы Крахта тоже на исходе… он уже высунул язык… и наша антенна больше не потрескивает…

– Noch! noch!

Напрасно Харрас его подгоняет…

– Nun! nun! lasse! достаточно!

Крахт слезает с седла… и ложится прямо в снег… на бок, он явно выдохся… а ведь он всегда так любил кататься на велосипеде!.. мы уходим… надо проведать остальных… они уже готовы к отправке… сестра сменила все повязки… ни одной обнаженной культи, все покрыто корпией, бинтами и ватой… они закутаны с головы до ног, как будто переоделись в туарегов… а уж как довольны!.. радуются от предвкушения путешествия в санях… и оттого, что их сестра снова с ними… они поедут не торопясь… до Штеттина ехать дней пять… их будет сопровождать обозный солдат… в каждые сани запряжено по две лошади… обозный солдат пойдет пешком, он вооружен, у него гранаты и карабин… вижу, это серьезно… думаю, в пути им придется поменять лошадей… а там, в Штеттине, состоится передача… в лепрозорий… он не в самом городе, а в деревне… судя по всему, нашего Просейдона это не особенно вдохновляет… правда он не протестует, но предпочел бы остаться с нами… он целых десять лет ездил в санях, так что привык к ним… как и прокаженные… но он бы с удовольствием поехал с нами, все равно куда, только бы на юг!.. однако ему предписано отправляться в Штеттин!.. он не протестует, но явно недоволен… это выражается в том, что он ведет себя более сдержанно, чем обычно… он выстраивает всех прокаженных в ряд и ведет их к саням, рассаживает там вместе с сестрой милосердия… вот все уже и сидят… он говорит нам: прощайте!.. мы отвечаем ему: до свиданья!.. до свиданья!.. сани скользят… сдвигаются с места… ну вот!.. они уже на дороге… им предстоит четыре дня пути… никто нам не машет… ни прокаженные, ни сестра милосердия, ни Просейдон…

И действительно, мы никогда больше их не видели и ничего о них не слышали… так же, как и об этом лепрозории… и о Штеттине… я много раз наводил справки… тут… там… у людей, которые много путешествовали… кажется, многие города и деревни изменили названия… и там больше никто не живет… неплохо бы, конечно, туда съездить самому… посмотреть… но вряд ли это возможно!

Ну а мы втроем, Лили, я, Ля Вига, и наш котяра опять садимся в этот «рыбный поезд»… в то же самое купе… наши два вояки даже с места не сдвинулись, ждут нас… ну вот… Харрас еще раз нам все объясняет…

– Там вам придется идти пешком, это примерно полчаса, от депо до вокзала Anhalt… вас проводят эти солдаты…

– Великолепно, дорогой Харрас!.. с богом!.. и heil Hitler!..

Мы жмем друг другу руки… и довольно сильно… он обнимает Лили… обнимает Бебера… ну вот!.. понятно, что на душе у нас неспокойно… каждый чувствует, что мы не скоро увидимся снова… а Крахт все валяется на снегу, пытается отдышаться… втягивает воздух… и смотрит на нас…

– До свиданья, Крахт!

– Heil! heil! Doktor!

Он тоже неплохой парень… стукач, конечно… но иначе нельзя!.. с ним нам тоже тяжело расставаться… что с ним будет дальше?.. это не трудно предположить…

А наш «рыбный поезд» уже отправляется… наконец-то!.. чухх! чухх! трогается… в путь! мы еще раз прощаемся с Харрасом… и Крахтом!.. вот и все… я их так больше никогда и не видел… ни Просейдона, ни сестру, ни того ницшеанца из Ростока… и результаты его экспериментов по естественному отбору остались мне неизвестны… это сейчас люди могут вообще не расставаться, до Нью-Йорка на сверхзвуковом лайнере можно добраться всего за три часа, и плевать они хотели на доброго боженьку, а вот когда вам приходится так беспорядочно путешествовать, вы должны быть крайне осторожны, так как рискуете в любую секунду потерять людей навсегда, и удивительно уже одно то, что я о них все еще помню, хотя доказать вам, что все эти персонажи были реальными и живыми людьми, мне теперь крайне тяжело, так что имейте хоть капельку сострадания к бедному хроникеру!..

Поезд нас увозит… сначала он идет очень медленно… потом вдруг резко тормозит… но все равно такой способ передвижения не так уж и плох… я вижу, как убирают кучи булыжников… а мы удобно устроились и сидим себе… нам есть, о чем подумать… теперь с нами нет ни Харраса, ни Крахта… придется выпутываться самим… а два наши солдата и ухом не ведут… посмотрим, что будет по прибытии… на ту станцию возле Берлина… в воздухе кружит несколько самолетов… но мы их совсем не интересуем… мы продолжаем свой путь… без остановок… вот уже и какие-то здания… это вокзал или депо? солдаты с нами не разговаривают… ясное дело, у них ведь приказ… а вот с Харрасом они говорили… мы едем уже три часа… поезд иногда начинает свистеть… может, он делает так на каждой станции?.. а, наконец-то!.. какая-то платформа… должно быть, приехали… старший из двух фрицев делает нам знак… да!.. да!.. ладно!.. мы выходим… идем по тропинке вдоль путей… гуськом… мы пока не устали, но все-таки, далеко ли еще этот вокзал Anhalt?.. я уточняю… «ach, nein! nein!»… и действительно… вот и домишки, какой-то пригород… причем этот пригород довольно сильно разрушен… настоящая каша… дымящаяся… из каждых трех домов два разрушены… наверное, они уже к такому привыкли: два дома из трех… а мы идем себе гуськом вперед!.. ну вот, кажется, мы подходим… да, я узнаю… вокзал Anhalt… все перроны вымощены маленькими квадратиками!.. вот только железная арматура покорежена гораздо сильнее, чем в прошлый раз[42 - Селин имеет в виду свое прибытие на вокзал «Берлин-Анхальт», описанное им в романе «Север».]… я имею в виду огромный свод из стекла и железа наверху… оттуда постоянно что-то валится… бум!.. бом!.. без остановки… настоящий дождь из осколков стекла… падает на перрон и на людей… на поезда рикошетом летят осколки… а сколько здесь народу!.. вот мы уже и на перроне… экспресс на юг весь забит… совсем как тот, на Росток… хотя это поезд с настоящими вагонами, большими и вместительными… внутри стоя сгрудились люди, они так же стиснуты, как и в том… о том, чтобы как-то туда влезть, втиснуться, не может быть и речи, хотя мы довольно-таки худые и пронырливые… мы исследуем этот поезд со всех сторон… вот, похоже, один вагон, не такой забитый… можно попробовать… но оказывается, не только мы, а уже целая толпа жаждет знать… не найдется ли там случайно одного местечка?.. или двух?.. военные в касках и беретах, женщины, дети… нет!.. нету!.. нету!.. и вдруг все начинают выражать недовольство!.. поднимается крик!.. а самые наглые пытаются залезть внутрь… я вижу, как обезумевшие feldgrau[43 - защитный (цвет обмундирования) (нем.)]… мечутся от одной двери к другой, из конца в конец коридора… пытаются сбросить их с окон… уговаривают… приказывают… но куда там! они объясняют, что это специальный вагон, sonderzug Wehrmacht, демонстрируют свои петлицы… там орел… и еще флажок… ну а в ответ!.. на них сыплется град оскорблений!.. и ужасных угроз! подумаешь, какая-то табличка O. K. W.!.. ее вообще срывают с вагона и куда-то уносят… естественно, такое не могло долго продолжаться…

Тррах!.. дзиннг!.. как будто взрыв!.. одно из самых больших стекол вагона разлетается вдребезги!.. осколки – на мостовую!.. а потом еще одно!.. и еще!.. и наконец – стекло двери в конце вагона!.. они уже открывают двери, у них есть отмычка!.. вопившие на платформе уже берут вагон штурмом!.. я много слышал про беспорядки в Германии, но все это чепуха, потому что это надо видеть… а вот мы там присутствовали, и нам было не до смеха… я многое повидал, но мне никогда не забыть немцев, охваченных яростью и жаждой разрушения… озлобленные люди со своими ребятишками и младенцами на руках бросаются на приступ sleeping Wehrmacht… тут же набиваются в купе! повсюду царит полная неразбериха… здесь и офицеры в пижамах, и солдаты, и младенцы, и мамаши… вцепившиеся мертвой хваткой!.. весь коридор забит ими! кушетки уже заняты!.. папаши карабкаются вслед за мамашами и тоже протискиваются… скоро давка здесь будет больше, чем в том поезде в Росток… теперь полезли старики и старухи… что у них за язык? местное наречие?.. кто-то мне объясняет… это финны… они собирались ехать в Цорнхоф, именно их мы тогда и ждали[44 - Селин пишет об этом в романе «Север».]! но они больше туда не собираются!.. и Берлин их не интересует!.. они хотят ехать на юг!.. а это первый поезд!.. поезд на Ульм!.. именно так!.. они уже давно его ждут и хотят ехать!.. но здесь не только финны, еще и латыши, и эстонцы… и датчане из Frit-Korps[45 - Frikorps – датский аналог L.F.V. (Легион Французских Добровольцев), бойцов которого Селин потом встретил в тюрьме в Копенгагене.]… с последними мне еще довелось встретиться, но позже, гораздо позже… а пока что я описываю вам бардак, царивший на вокзале Anhalt… все хотят только одного: занять кушетки, вытряхнуть отсюда всех командиров, выгнать офицеров голыми на улицу, а их форму и оружие выкинуть наружу через дверь!.. и сапоги тоже! это как спорт!.. все летит! выкидывается! как можно дальше! и отовсюду доносится ругань!.. из каждого купе! и угрозы… разъяренные дамы сражаются с офицерами, выбивают стекла, а офицеры вынуждены ретироваться прямо так, в пижамах, бежать за своими штанами… в самом большом центральном купе расположился лысый толстяк в халате и с моноклем… дверь в его купе взломали… туда втиснулись сразу пятнадцать человек, которые и устроились на его диванах и двух кроватях… остальные вопят в коридоре… лысый толстяк сопротивляется, но ничего не может сделать… его форма летит через окно… шинель, сапоги… и фуражка… детишки хватают ее, начинают примерять… а потом рвут на части… шпана с платформы… то же самое они делают и с его формой, и в частности, с увешанным наградами мундиром… да там еще и сабля!.. кто же это?.. какой-то немец мне объясняет… это даже не генерал!.. маршал!.. и кто такой? фон Лубб!.. это имя мне ничего не говорит… но ему нужно в Ульм… а этот вагон, да и поезд тоже, направляются в Ульм… как и вся толпа на вокзале, черт бы его побрал! в этом вагоне теперь хуже всего, коридор усеян осколками стекла… как и платформы… ничего не поделаешь… и люди обозлены гораздо больше, чем те, что были тогда в метро[46 - Селин намекает на эпизод из романа «Север».]… под ногами валяются осколки стекла!.. а сверху с гигантского свода на голову сыплются куски железа… маршал хочет уйти, пытается выбраться из коридора… да хрен тебе! женщины не желают его пропускать!.. им нужны его тапки!.. он сопротивляется! «ach, nein!.. nein!..» тогда они силой стаскивают с него тапки… а теперь пусть идет! босиком!.. все его офицеры уже разбежались, причем в тапочках… заметив маршала, они бросаются ему на помощь… сейчас они его понесут!.. вот они его поднимают… а что творится в поезде, какой хохот!.. маршал на щите… его несут вдоль поезда… heil! heil! кричат ему!.. фон Лубб!.. фон Лубб!.. schwein! schwein[47 - свинья (нем.)]! но самое интересное, что он вполне вежливо им отвечает… schwein!.. schwein!.. пассажиры устроили ему настоящую овацию… свинья!.. а он приветливо машет им руками… кивает головой… наверное, он глухой… его несут человек десять… вот так, на щите… уносят дальше!.. еще дальше, за паровоз… там один… два… три огромных тендера… это вам не какой-нибудь пригородный «челнок»… а настоящий здоровенный состав… и локомотив у него прямо как завод! пыхающий, чухающий… испускающий едкий дым и клубы пара… к нему страшно приближаться, но офицеры-носильщики не боятся, их уже двадцать… фон Лубб на щите… просто триумфальное шествие… они передают ему флажок и табличку с их вагона… O. K. W… Верховное Командование Вермахта… механик что-то вопит… обращаясь к ним… я все понимаю:

– Ладно! залезайте!..

Должно быть ему известно, кто они такие… и что их выставили из купе…

Теперь уже они бросаются на приступ!.. первого тендера! по-прежнему с маршалом на щите! вперед сквозь выхлопы и клубы пара… пшшшт! готово! они карабкаются… вот они уже и влезли!.. прямо на уголь!.. все!.. не так уж и плохо… ну а мы-то чего рот раскрыли? поворачиваем и бегом! в наш вагон!.. представляю, что там сейчас творится… но может, драка, которую там развязали, уже закончилась?.. они же сражались, главным образом, ради детей… думаю, и нам следовало сказать, что Бебер – это наш младенец… его ведь не видно в сумке, где он спрятан… да!.. да!.. именно так мы и сделали… Лили его укачивает… женщины у дверцы отказываются ее пропустить… они-то уже устроились!.. да, но Лили ведь акробатка… тут уж ничего не скажешь… она подтягивается на руках! и через окно! там нет стекла, одни осколки… хоп! она уже там!.. я передаю ей Бебера в сумке… а вот мне будет сложнее… к счастью, тут наши два молчаливые конвоира замечают нас и сразу же подскакивают… хватают меня за ноги и оп!.. вот я и на месте!.. теперь очередь Ля Виги!.. нам остается только протиснуться среди этих пассажиров, литовцев… на ногах или на четвереньках… а может, это боснийцы? даже не знаю… мужчины, старушки… с ума сойти… всюду полно младенцев, полные сетки!.. а какое вокруг верещание… чмоканье! сюсюканье!.. клинк! локомотив дернулся!.. и весь состав тоже!.. мы тронулись… в хвосте есть еще один локомотив, не только спереди… тот, что плюется прямо на платформы… я сам видел…

– Ну вот, Ля Вига, все прекрасно, мы уезжаем!..

И в самом деле, поехали… правда совсем медленно…

– Понимаешь, Ля Вига, дошло до тебя наконец?

Я не слышу ответа…

– К тому же, с нами едет маршал…

– Да уж, конечно, так мы и поверили! он такой же маршал, как и я!

Так ему кажется…

– Знаешь, а ведь от Ростока до Ульма путь неблизкий!

– Ульм? Ульм? ты что, веришь, что этот Ульм действительно существует?