Из Парижа в Бразилию

– Черт побери! – вскричал он. – Нашла-таки она меня, проклятая, и где же? В воздухе!.. Стоило после этого лететь!.. Лучше бы уж дождаться окончательной оттепели и переплыть через Юкон в лодке. Это было бы и быстрее, и безопаснее. Проклятый шар! Как он быстро летит. Это значит, что на земле сильный ветер: надо подняться кверху и подождать, когда он уймется. Только бы у меня достало масла на это время…

Жак опять закрыл клапан, и монгольфьер поднялся на прежнюю высоту, но продолжал лететь боком еще быстрее, потому что попал в воздушное течение.

Впрочем, у Жака было теперь то преимущество, что, не видя перед глазами мелькающих предметов, он перестал ощущать тошноту.

Зато на него напало какое-то тяжелое оцепенение. Во всем теле он чувствовал свинцовую тяжесть.

Желудок его уже давно просил пищи. Но где же было ее взять? Утешая себя пословицей: «Сон заменяет обед», Жак плотнее укутался в шубу и, весь съежившись в своей корзинке, уткнулся носом в колени и заснул.

От сна, который, по всей вероятности, продолжался довольно долго, его пробудил внезапный, сильный толчок и яростные, дикие крики, раздавшиеся внизу под гондолой.

Жак в испуге открыл глаза и увидал, что его монгольфьер наполовину съежился. Лампа потухла и перестала нагревать воздух.

Затем, бегло осмотревшись вокруг, Жак заметил цепь высоких гор, снежные вершины которых отливали пурпуром в лучах заходящего солнца.

Шар быстро спускался на землю. Внизу виднелись темно-зеленые верхушки сосен, над которыми во многих местах медленно взвивались черные дымы костров.

По мере приземления крики становились все слышнее.

Жак высунулся из гондолы и невольно отпрянул в ужасе.

Несколько краснокожих индейцев ухватились за якорный канат и, повиснув на нем, изо всех сил тянули шар вниз, между тем как кругом бесновалась, орала и плясала целая орда дикарей, потрясая луками, томагавками и даже ружьями.

– Индейцы! – прошептал несчастный воздухоплаватель. – Индейцы! Но где же это я в самом деле? Куда залетел? Неужели эта громадная цепь – Аляскинские горы? Но ведь это значит, что я удалился на двести верст от форта Нулато… О, мои друзья!.. Увижусь ли я когда-нибудь с вами?

* * *

Возвратимся тем временем в форт Нулато и посмотрим, что делалось там после неожиданного исчезновения Жака.

Друзьям воздухоплавателя, разумеется, страстно хотелось броситься вслед на его поиски, но, несмотря на всю их тревогу и беспокойство, они ничего не могли предпринять: ледоход на Юконе являлся неустранимой преградой.

Жюльен и Лопатин все-таки сделали было безумную попытку преодолеть реку, покрытую плывущиии льдинами, и окончательно убедились в том, что плыть по реке не было ни малейшей возможности.

Возобновлять подобную попытку ранее окончания ледохода было бы безумием, равнозначным самоубийству.

Пребывая все время в смертельной тревоге за Жака, друзья хранили сумрачное молчание, тая в себе свои опасения; только один капитан Андерсон не умолкал и то и дело бранил себя за «глупую», как он говорил, неосторожность.

Он ругал себя и за то, что влез в эту воздушную гондолу, и за то, что вовремя не вылез из нее; упрекал себя за то, что надоумил Жака воспользоваться шаром, и за то, что помог превратить его в монгольфьер; вместе с собой он посылал к черту и все вместе взятые воздушные шары, и всех тех, кто их выдумал.

Под конец он даже поставил себе в вину свою тучность и грузность.

В другое время Жюльен и Лопатин рассмеялись бы, но теперь им было не до смеха. Что-то теперь делает их Жак, летящий на столь ненадежном монгольфьере?

В течение дня они несколько раз выходили в сопровождении капитана к воротам форта и смотрели на бушующую реку. Но дело укрощения ее нисколько не подвигалось от этого вперед.

Однажды, когда они стояли так втроем в мрачном молчании, к ним подошел старший из братьев Перро, тех самых братьев-охотников, которые помогли нашим путешественникам избежать нападения разбойников и проводили их в Нулато. Перро служили в фактории под началом капитана Андерсона.

– Капитан, – сказал великан траппер, – не унывайте. И вы также, господа.

– А что, разве вы что-нибудь придумали, Перро? – спросил Жюльен, в душе которого мелькнул луч надежды.

– Ничего не придумал, земляк, я хочу только заметить, что это еще не настоящая оттепель.

– Как не настоящая?

– Прошу вас, не мешайте, дайте мне досказать. Дело в том, что ветер, дувший все это время с запада, теперь переменился и стал северным. Этим ветром вашего бедного друга, вероятно, унесло в Английскую Америку. И, кроме того, заметно похолодало. Я уверен, что к ночи будет мороз, а следовательно к завтрашнему утру Юкон опять покроется крепким льдом.

– Неужели? Вы в самом деле так думаете?

– Совершенно уверен в этом, чтоб мне помереть. Только уж вы не мешкайте. Готовьтесь скорее в путь. Да вот еще что: попросите капитана, чтобы он позволил мне и моим братьям, Жофруа и Андрэ, сопровождать вас. Мы люди сильные и не трусы, будем вам полезны.

– Перро, – сказал капитан, тронутый этой бесхитростной готовностью охотника помочь ближнему, – вы молодец, и ваши братья также; вы все трое славные люди. Поступайте как хотите. Я предоставляю вам полную свободу действий.

– Спасибо, капитан…

– А от нас примите сердечное спасибо, – проговорил Жюльен, пожимая руку охотника. – Я с удовольствием принимаю от вас услугу как от честного, хорошего человека и как от земляка, француза.

Предсказание траппера сбылось в точности. За ночь температура вдруг упала до 15° ниже нуля; ледоход разом прекратился; треск льда смолк; когда взошло солнце, жители снова увидали Юкон под крепкою ледяною корою. При таких условиях переезд через реку не представлял уже ни малейшего затруднения.

Достали трое саней, в каждые запрягли по дюжине собак, взяли достаточный запас провизии, оружия и зарядов и впятером тронулись в путь, дружески простившись с капитаном Андерсоном.

В передних санях ехал один Жозеф Перро в качестве проводника. В следующих сидел Жюльен с Жофруа Перро, а в последних Лопатин с Андрэ.

Канадцы гикнули на собак, и нарты быстро помчались по льду Юкона.

– Что бы Жаку подождать четыре часа! – с огорчением думал Жюльен, вспоминая бесполезный полет друга на шаре.

Это происходило 30 апреля. Вследствие ранней оттепели верхний слой снега растаял, а когда вслед за тем подморозило, то сделалась гололедица, и потому дорога для саней стала гладкой и легкой. Собаки весело и быстро бежали вперед, подгоняемые трапперами.

Канадец держался направления, принятого аэростатом Жака, и дорогой беспрестанно расспрашивал встречных индейцев, не попадался ли им летящий шар.

Индейцы народ зоркий. Они, действительно, видели большой желтоватый шар, носившийся по воздуху. По их мнению, это была луна, бежавшая по небу среди белого дня. Только она, бедняжка, должно быть, была больна: цвет ее был землистый, без блеска. Кроме того, она была несколько больше своего обыкновенного размера, распухла как будто.

Так говорили Жозефу индейцы, объясняясь с ним на каком-то фантастическом языке, представлявшим собой смесь французского, английского и местных наречий.

Со своей стороны, со слов траппера индейцы пришли к заключению, что луна действительно сбежала и что белый охотник гонится за ней, чтобы ее поймать и возвратить на место.

Хитрый траппер не стал их разуверять. Он полагал, что если этот слух распространится среди индейцев, то в крайнем случае Жаку Арно можно будет воспользоваться привилегированным положением рыцаря сбежавшей планеты.

Между местным населением всякий слух распространяется необыкновенно быстро. Не успеет, например, в Нортонскую бухту прибыть корабль, как об этом уже известно всем индейцам на огромном расстоянии от бухты. Или выбросит буря кита на берег – сейчас же эта новость облетает весь край с быстротой молнии, и целые толпы сбегаются к чудовищу урвать хоть кусочек от его громадной туши.

То же было и в данном случае. Всюду, куда ни приезжала наша экспедиция, о цели ее прибытия, оказывалось, знали уже заранее.

Расспрашивать о луне не приходилось. Всякий сам, перебивая, спешил сообщить все, что знал или что слышал о беглянке.

Благодаря всему этому наши путешественники не сбивались с правильного направления и ехали тем путем, по которому до них пронеслась сбежавшая луна.

Они надеялись скоро догнать Жака, ибо не представляли истинного расстояния, которое он успел пролететь.