Плакать от любви. Рассказы

На следующий вечер, твёрдо решив к нему не ходить, она отпросилась с работы пораньше и, устроившись за соседним ивовым кустом, заняла удобную позицию для наблюдения.

– Я только со стороны погляжу, и всё. Только погляжу…

Он пришёл, как и обещал, к шести, присел на песок, нервно сцепив пальцы ниже колен. Стрелки на брюках были острее бритвы.

На правой руке предательски блеснуло обручальное кольцо. Мужчина тут же неловко прикрыл его ладонью.

– Ну вот… А говорил – дружить…

Губы её расползлись в ещё неуверенной улыбке. Она легонько шлёпнула себя по щекам и уткнула вспыхнувшее лицо в колени.

Быстро темнело. Время утекало как песок, но они так и сидели… Он на их вчерашнем месте, она – за кустом, на траве. Прошёл час. Мужчина скинул пиджак, ослабил галстук, но всё так же напряжённо поглядывал в сторону моста. Она – на него.

– Ждёт, – сдавленно передохнула Марина, – не дождётся…

Прошёл ещё час. Наконец, он поднялся и, ещё больше сутулясь, медленно подался вдоль берега к мосту, совсем медленно, еле переставляя ноги, будто что-то мешало ему. И тут она не выдержала, разделась, и поплыла за ним. Догонять по берегу было почему-то неловко – пусть, будто случайно, купалась мол, и вдруг заметила!

Грести пришлось против течения. Будто сама река, упираясь тяжёлой неуступчивой водой, не пускала её, отбирая последние силы. Тогда, выбравшись на прибрежную отмель, Марина, по пояс в воде, с шумом рассекая прибрежную рябь, быстро побрела за ним, упираясь ступнями в зыбкий скользкий ил. Она уже намерилась окликнуть его, когда резкая боль вдруг полоснула по бедру.

– Свая… Свая от старой пристани! Как же я?.. Вот это да…

Она выбралась на берег, зажала глубокий порез ладонью, изрядно прихрамывая, вернулась на оставленный наблюдательный пункт, перетянула бедро косынкой, оделась.

Он давно уже миновал мост и потихоньку поднимался в гору. Словно почувствовав её взгляд, остановился и ещё раз внимательно оглядел берег. Марина отступила за куст.

– Всё правильно. Так мне и надо! – Вздохнув, она ещё раз обтёрла сочащуюся из-под косынки кровь. – Учить меня и учить! Мол, не понимаешь по-хорошему? Вот тебе – по-плохому! Доходчивей будет… Ишь, дура какая! Дура…

А ребёночек? Ребёночек у меня ещё будет! Мальчик. И сердце у него будет такое еже, нет, не больное, а чуткое, человечное.

И глаза… – такие же! Всё правильно, Господи! Всё правильно.

КОНФЕТКИ

Сегодня Анне Ивановне пришлось уж слишком засидеться за вахтёрским столом. Только заступила в ночь, а тут – директор!

– Черти его принесли… Да, ещё не один!

Из серебристого Лексуса выпорхнула блондинка лет тридцати пяти в белых брючках и короткой розовой курточке. Директор под локоток провёл её через вестибюль. – Может заказчица?.. – С некоторым сомнением оглядела её Анна Ивановна, – хотя, не похоже…

Обычно, когда все расходились, Аннушка спешила во двор, подышать свежим воздухом. А если шёл дождь, перетаскивала матрас из пропахшей мышами раздевалки в широкий входной тамбур.

Здесь, меж высоко застеклённых дверей, через окно, можно было видеть верхушки деревьев, косую сетку дождя или мигающие на фоне звёздного неба огоньки пролетающих самолётов. Аннушка слушала своё любимое «Дорожное радио» и представляла, что тоже куда-то едет, и что за рулём непременно – он, тот, единственный…

Она даже ощущала его тёплую руку на колене и такое знакомое, до сих пор не отпускающее, волнение.

– Господи, когда ж это было?..

Вдруг в приёмной директора что-то загремело. Кажется, двигали мебель. Позвякивала посуда. Говорили тихо, почти шёпотом, но посетительница, похоже, возмущалась, а директор оправдывался.

– Да, может, и разговор-то у них – деловой, не поделили что-то – убедила себя Аннушка и, достав из стола затрёпанный женский роман, зачиталась. Но тут из приёмной раздался громкий мужской чих! И раз, и два, и пять…

– Эк, его! Никогда окно у себя не закрывает, даже на ночь!

И вдруг что-то будто накатило на неё: так явно вспомнилось, как, застегнув дрожащие пальцы в замок, она сладко повисала на голой мужской спине того, единственного, прижавшись губами к бугристой впадине позвоночника.

Казалось, в воздухе вновь повеяло смешанным запахом пота, дорогого дезодоранта и коньяка, а плечи и грудь её опять и опять уже податливо ловили частые короткие мужские поцелуи:

– Какая ты… Ох, какая! Не знаешь ты себя, ох, не знаешь…

– Зато тебя знаю!

– И меня ещё не знаешь…

– Уже.

А потом – точно такой же чих! И раз, и два… Именно он-то всё и напомнил.

– Нечего было голой спиной в окно светить! – Попеняла она ему тогда.

– Но ведь – светил же! – Расплылся он в блаженной улыбке.

Потом пришлось лечить бедолагу, неделю пластом лежал!

Хорошо, жена на юге была, а то б… Больные мужики, они ведь, как дети!

Наверху ещё раз чихнули. Опять задвигалась мебель, загремели бутылки. В пакет их, что ли, складывают?.. Зачем? И сама бы вынесла – вздохнув, пожала плечами Аня.

Но вот всё стихло, и она, отложив книжку, надолго ушла в себя.

Вспомнилось, как, неожиданно выйдя на пенсию, чуть не завыла от тоски, но потом случайно нашла эту работу.

Плевать им теперь на высшее образование! Если тебе за пятьдесят – берут только в вахтёры или сторожа. Но ведь есть и плюсы. Все денёчки – мои, а ночи всё равно коротать не с кем: муж-то давно сбежал. Сначала – в себя. Всё молчал и в окно смотрел, а потом и к другой. А, в общем-то, чего на него сердиться-то? Любовь… Разве на такое – можно?.. Тем более, уже лет десять – каждый сам по себе, только на кухне и встречались, у чайника.

Заметив в муже интересные перемены, Аннушка даже потворствовала им – рубашки и брюки наглаживала, новый галстук купила.

Конечно, и о нём думала, всё-таки любила когда-то… – пусть, мол, мужику повезёт! Но, чего врать-то, и самой вдруг до слёз захотелось вот так сиять по утрам… Аж блики на стенах!

Он ушёл. А она так никому и не понадобилась.

– Надо же… А ведь при муже отбою не было! Видно все мужики генетически – охотники, любят за добычу потягаться! А если тягаться не с кем, то и…

Во дворе строительной фирмы, куда Аня устроилась, был небольшой уютный скверик.

– Ворота на замке, значит не так и страшно, а когда ещё гуляла при луне, уже и не вспомнить… И зачем в заводских казематах полжизни просидела?.. Знать бы раньше, сразу бы – в ночные сторожа пошла! – коротко передохнув, уставилась она в окно.

Работа была несложной: проверить заперты ли двери, выключен ли свет, и ещё покормить общественного кота Митрофана, рыжего, короткошерстного, с кривым поломанным хвостом и приплюснутой монгольской физиономией.

Задняя часть этого кота – почему-то двигалась совершенно независимо от передней. Но именно она-то и была его основным украшением.