Плеснув в ковш кваса, Лукерья испила, неторопливо вытерла губы фартучком. Василий же был нетерпелив.
– Тетушка, право, мне интересно!
– Слушай, – изогнув брови, жестковато взглянула она на племянника, заставляя принять ее правду, а не ту, которую вероятно он слышал от отца: – Вася, я не нахваливаю дочь, но это сущая правда: Авдотья в ту пору была писаной красавицей, нрава доброго, учтива, приветлива, скромна, трудолюбива.
– Я помню кузину совсем молоденькой: девушка была прехорошенькой!
– А как вошла в девичество, ровни ей не было! Да. И помимо прочего, Авдюша была обучена грамоте, что было редкостью.
– Гляди ты, какова кузина! И кто же надоумил ее на учебу?
– Отец. Да и Авдотья проявила усердие, интересовалась разными науками, много читала и могла составить беседу любому человеку. Государь был поражен ее умом и дельными рассуждениями и принялся обхаживать дочь.
– Чудеса! Что я слышу? Государь все же влюбился в кузину?!
– Влюбился? Какое-то слово ветреное… Великий хан Василий прикипел к Авдотье! – произнесла тетка и вновь умчалась воспоминаньями, изредка вытирая набегавшую слезу.
– Вот новость… – промямлил взбудораженный Шуйский, силясь настроить себя на восприятие давно ожидаемой истины. – Вы продолжайте, продолжайте, тетушка! Теперь и еда не идет! – пробубнил он, отодвигая блюдо.
– Меж тем Великий хан стал наведываться к нам чаще и чаще, а там и вовсе зачастил. Мы заметили, что дочурка засветилась счастьем! – полился рассказ Лукерьи, оживляя ее глаза. – Виделись они часто с Василием Иоанновичем. И всегда им было о чем поговорить, а то Авдюша пела, хан подыгрывал на домбре. Великому хану по государственным делам частенько приходилось выезжать в другие уезды. И он взял прямо-таки в привычку всюду возить с собой Авдотью. Не редко случалось, государь приглашал Авдотью в Кремль, где неотложно нужно было решать дела. Так она помогала ему: читала челобитные, разбирала прошения князей и другие тяжбы. Вела отписки.
– Ничего не понимаю, – воскликнул пораженный Шуйский, – что же произошло? Что разлучило их?
– Узнаешь. – сухо заметила тетушка Лукерья и продолжила: – Поведаю все без утайки! В ту пору у нас все закрутилось, враз изменилась жизнь! В нашу усадьбу поплыли царские подношения от хана: ко двору доставляли тюками добротные ткани, везли тонкую заморскую посуду, были пожалованы ценные меха, гнали скотину. Чего только ни жаловал Великий хан! Нам был упрочен в Первопрестольной почет и уважение от знатных особ! Да и от посадских и мещан стали принимать поклонение – известно, вести мигом разносятся по граду! По правде сказать, то было красное время! Счастливое!
Тетушка Лукерья вновь умчалась мыслями в прошлое и забылась: то улыбалась, то плакала. Пережив нахлынувшее, очнулась:
– Да, да, так и было. Государь выделил Авдотью из всех дев и определил взять в жены.
– Не знал сего, – сознался племянник. – Вернее, в семье баяли… токмо… в ином… свете: вроде бы Авдотья сама… набивалась, а ее… отвергли.
– Вот еще! Се сущий наговор! – вспылила тетка. – Чего только не наплел твой батька на мою дочь. Знай же, государь от любви пылал! Они оба были счастливы, а мы с мужем рады радешеньки. Как, никак дочь станет Великой ханшей, достойной рода Шуйских! А больше всего радовало, что все у них идет по согласию, что доченька полюбила государя Василия.
– Кузину не смущало, что он старше?
– Знаешь, Вася, государь душой молод! И его лет не замечаешь, когда близко сойдешься с ним. Он насколько был зажигателен и весел, что порой мы сами поражались его удали. А уж как ухаживал за дочкой: и внимателен был, и обходителен, и заботлив!
– Скажи, тетя, государь подносил кузине царские подарки или лишь бы какие?
– Подарунки-то? О-о-ох! Драгоценностями осыпал!
– Похоже, действительно любил, – согласился Василий и вновь спохватился: – Тетушка, не таите, отчего случился разлад?!
– Ты меня спрашиваешь?! – едко бросила она, словно упрекая в чем-то. – Меж ними все было ладно. – вспоминала Лукерья. – Он посватался. Однако мы с мужем упросили государя Василия отложить веселье.
– Зачем?
– Вот, спроси меня: «зачем»?! Теперь и сама жалею, что встряла! Хотелось как лучше! И вот почему отложили: была ранняя весна, стояла непролазная слякоть, а нам хотелось, чтобы веселье в Первопрестольной состоялось на славу, ведь женился Великий хан! Решили назначить венчание после поста, понадеявшись, что и погода установится. (Весть).
– Боже! Боже! Боже! Моя кузина чуть не стала Великой ханшей?! Скажите же, не мучьте, что их развело?! – нетерпеливо подталкивал тетушку Василий Шуйский.
– Да. Могла стать Великой ханшей! А не стала. – резковато подтвердила Лукерья. – И жених с невестой не могли наглядеться друг на дружку, уж так любились! – выматывая племянника тайной, Лукерья не спешила открывать ее. – Один без другого уж не могли обходиться… Да…
– Тетушка, умоляю, говорите же!
– Беда пришла от туда, от куда не ждали… Загруженный делами Великий хан, мечась между Кремлем и нашим хутором, уговорил нас отпустить Авдюшу до венчания жить к себе, оправдываясь, что намерен обучить ее светским манерам. Упорствовать было нечего – все шло гладко и согласованно. Мы собирались к венчанию основательно: как-никак дочь идет не за простого человека! Справили Авдюшеньке знатный наряд, выделили уделы на приданное да и к веселью подготовились крепенько…
– Тетушка, я догадался! – не сдержавшись, охмелевший Василий вихрем подхватился с места. Язык у него был развязан: – Авдотья бросила Великого хана и ушла в монастырь! Так? Отчего вошла ей в голову сия блажь?
– Погоди, торопыга! – осадила его Лукерья, пригвоздив до стула строгим взглядом, принявшись вдруг разглаживать дрожащими пальцами складку на столе; потом с горечью промолвила:
– Верно. Дочь ушла в монашки. Да токмо не по своей воле, голубчик! А подтолкнул ее к такому решению подлый поступок твоего батюшки!
– Отца?! – опешил Шуйский. – О чем вы… баете, тетушка? Это сущие враки!
– Ишь, каков Шуйский выкормишь! Враки! Да не враки! Твоего батьку попутал нечистый: позавидовал он счастью племянницы, и понесло его! Решил сам приблизиться до Великого хана!
– И что сделал батюшка?! – недоверчиво запытал Василий.
– Подлащился до государя да нагородил на Авдотью всякую напраслину! А в довесок к тому подстроил гадкую встречу с молоденьким князьком, якобы дочь тайно встречалась с ним. Тем и расстроил венчание.
– Тетя, что вы выдумываете!? Се враки! Враки! Наговор! – затарахтел он. – На батьку это не похоже!
– Мои седины не позволяют мне лгать, – горестно заметила Лукерья.
– Тетя, вы говорите что-то не то!
– Василий, твое дело – верить мне или нет! – заметила тетушка. Я рассказываю правду, а ты сам выбирай…
Василий Шуйский растерялся. Похоже, все именно так и случилось, как открыла Лукерья. Но какая же это горькая правда! Какая вопиющая оплошка со стороны отца!
– Неужели отец мог такое сотворить?! – пролепетал Василий, не желая принимать неблаговидную истину.
– Как видишь! Всех перебаламутил. Государь, видя себя обманутым, разгневался и немедленно выпроводил дочь из Кремля, сославшись на то, что ей нужно пожить перед свадьбой у родителей. А нам Великий хан Василий передал отказ. (Весть).
Шуйский принялся рьяно выгораживать родителя:
– Тетушка, вы уверены в своих речах? Может, не батька учинил сей разлад, а кто-то проделал это за спиной отца? – затрепетал Василий, надеясь отгородить отца от неприглядного поступка, а вместе с ним и себя.
– Васюня, не наивничай! Дело его рук, пустобреха! – отрезала Лукерья. – И ето ишо не все. Ты только послушай! – тетушка легонько шлепнула взбудораженного племянника по руке: – Добиваясь в главные «нашептывали» к Великому хану, твой батька уж так заусердствовал, что насоветовал ему другую невесту!
– Кого же?
– Ты спрашиваешь? – горько усмехнулась Лукерья. -Княжну Елену Глинскую.
– Что!? – племянник выпучил глаза. – Вот нелепица какая! – сокрушенно выпалил Шуйский.
– Называй, как хочешь! А дальше вот как управилось: