Грозный – Василий Блаженный. Истина-весть

Братья отошли в глубину горницы. Юрий Иоаннович тихо спросил:

– Андрей, не знаешь, как ханша Елена? Печалуется?

Андрей Иоаннович полыхнул на Юрия глазами. Осуждая невестку, отрывисто бросил:

– Токмо на людях!

– Брат, прекрати!

Андрей Иоаннович усмехнулся:

– Нынче я случайно застал Елену в трапезной, оживленно болтающую с модисткой!

– Не суди. Такого обращения требует долг. А на душе, поди, у нее «кошки скребут».

– Какие там «кошки»!? – полыхнул Андрей Иоаннович. – Тама другое…

Андрей не принимал лжи и лицемерия. Он горько переживал недомогание брата и жаждал видеть в поведении невестки сердечность и участие.

– Андрей, оставь…

– Как можно? В глазах Елены сияла радость! – насупился Старицкий.

– Брат, ты не вгляделся, – настойчиво одернул его Юрий Иоаннович. Сам же был наслышан о поведении невестки, собираясь открыть все государю Василию. Однако подходящего случая не находилось.

– Вгляделся! Поверь мне! Я не обнаружил в ее глазах ни тени печали. Меня се поразило: отчего радость?!

Андрей Старицкий скривился как от зубной боли и, сумрачно взглянув на брата, гневно процедил:

– Тута такое… с Василием, а у жены сияющий вид и мысли далеки!

Юрий Иоаннович смотрел с застывшим лицом в одну точку: на дверь в опочивальню государя. Все разговоры об обыденом казались ему настолько нелепыми и лишними, что даже томили. Хотелось тишины, а Андрей распалился…

– Юра, тебе все равно? – потормошил его Андрей, отрывая Юрия Иоанновича от размышлений.

Юрий не ответил, зачем-то спросил:

– Ты гуторил с Еленой?

– Нет. Увидев меня, она спохватилась и скривила срамное лицо, пытаясь заплакать. Я видел: она просто кривилась!

– Не хотел открывать. Ходят толки…

– Что умолк? Говори!

– Забудь! Не будем про то баять.

– Гуторь! – настойчиво потребовал Андрей Иоаннович.

– Слухи ходят… Неладно ведет себя Елена. – хмурясь,

обронил Юрий Иоаннович. – Сказывали, к ней частый ходок полководец Овчина-Телепнев-Оболенский.

– Хорош герой! Кабы поведать про то брату! – вспылил Андрей Иоаннович.

– Не вздумай!

– Хорошо.

– Андрей, гляди, не проговорись! Вовсе сгубишь Василия!

– Юра, нашел о чем тревожиться! Сейчас не до того! – сокрушенно промолвил Андрей Старицкий.

– Ты прав. Дай брату поправиться, – произнес Дмитровский, мельком взглянув на брата. И осекся, увидев, как у того загорелись надеждой глаза.

– Спрошу. Поведай, братец, не кривя душой: как думаешь, выдюжит Василий?

Великий хан Юрий Дмитровский настойчиво отгонял от себя тревожные мысли, а они не отступали, нашептывая о надвигающихся бедах. Взглянув в напряженное лицо брата, отвел глаза. Андрей вымаливал надежду, а ее уже не осталось.

– Я наблюдал за глазами честных знахарей: они кричали о беде. Се нужно принять… И придется… – он не договорил, все было ясно.

– Не правильно это! – протестуя против обстоятельств, против судьбы, воскликнул Андрей. – Такие люди должны жить по три жизни!

Тонкочувствующий и болезненно воспринимающий тяжелые душевные удары, Андрей сник. Он неловко уткнулся головой брату в плечо. Припав, скупо заплакал. Поспешно стал вытирать слезы расшитым платком.

– Будя! Будя! – успокаивал Великий хан Юрий Иоаннович. – Авось, смилуется Господь, случится чудо – пойдет Василий на поправку! – высказался он, а самому захотелось укрыть брата от злой судьбы, подставляя свое плечо. Да как это сделать?

Андрей Старицкий поднял на него жгучие глаза:

– Меня терзает одно: коль не поднимется брат, кто станет править Московией? – вдруг выплеснул он то, что нечаянно возникло, преследуя неотвязно новой заботой.

– Мы с тобой присягнули ханычу Ивану… ишо в годок. Василий не раз упоминал, что государем быть токмо Ванюше! – неуверенно промолвил Юрий Иоаннович.

– Пока Иван войдет в лета, долгонько ждать! Мальцу токмо три годка минуло! – ответил Андрей Иоаннович.

– Нехай Ванюша растет. Груз правления придется взвалить на плечи кому-то из нас: тебе или мне, рассудил Юрий Иоаннович.

– Пожалуй. Сице будет правильно.

Великому хану Андрею Старицкому не хотелось верить в то, что неумолимо приближалось. Однако тревога за всю Россию вдруг охватила душу пламенем: «Как Матушке России остаться без Великого надежного Отца!?»