Савва поднес пальцы к глазам, покачал головой, думая о чем-то своем. Птицина с интересом глядела на него, склонив голову набок. Он отряхнул ладони.
– Покажите-ка мне вашу керамику.
В углу стоял ящик с чашками – их уже упаковали. На вид они были безупречны – не какие-нибудь черепки, а настоящие целые пиалы. Савва достал одну, повертел в руках, положил обратно.
– Вас это озадачивает? Их сохранность, я имею в виду.
Ну еще бы! Весьма озадачивает. Но не в той степени, в которой – ее. Савва нагнулся к рюкзаку, достал бутылку с водой, отхлебнул и вдруг плеснул на стену. Тут же по нарисованной поверхности потекли ручейки воды. Птицина в ужасе вскрикнула, взмахнув руками, как будто хотела защитить историческое наследие своим телом.
– Что… что вы делаете?.. – забормотала она, чуть заикаясь от возмущения.
– Это все не настоящее. Имитация, – спокойно пояснил он.
– С чего вы это взяли? – Птицина буквально взвилась.
– Краска – свежая. Я пока не знаю ее природы, но она не древняя, это точно. Теперь о самом рисунке. Он очень красив сам по себе. Но когда я рассматривал фотографии, никак не мог понять, что меня в них смущает. Вот посмотрите, эти люди – копии с пещеры Тассилин-Адджер, олени – из пещеры Ласко, а лошади – словно с рисунков жилища Бхимбетка. Алжир, Индия и Франция – три в одном. Наверняка еще чего-то не заметил. Фигуры искусно переплетены и сгруппированы. Очень хорошая подделка.
– Не может быть! – Птицина не хотела в это верить. Только не это!
Она молчала, пораженная в самое сердце.
– И керамику вашу можете выкинуть, – он слегка подцепил ящик носком дорогого ботинка. Чашки уныло задребезжали, ударившись друг о друга.
– Но зачем? – растерянно проговорила она. – Зачем?
– Забавы ради. Поиграли и забыли.
– Я не понимаю…
Савва снова отхлебнул из бутылки. Вот и все, еще одной прекрасной загадкой стало меньше. На душе отчего-то стало грустно. Чем бы мешала эта пещера для местных, ходили бы, мечтали, размышляли о вечном… Парни бы девчонок водили на свидания, привозили за десятки километров на мотоциклах, и пожимали бы потными руками их ладошки, пока девчонки с замиранием сердца и раскрытыми ртами рассматривали «древнюю живопись». Как когда-то в юности он возил мать Герасима…
Герасим, его сын, сейчас ждал снаружи. Пришлось взять его с собой в поездку – тот как раз гостил у отца. После развода они могли видеться с сыном только летом. Каждый год Надя оставляла мальчишку пожить у отца на время своего отпуска, сама же пыталась устроить свою личную жизнь. Савва давно уже не ревновал. Все прошло слишком быстро. Чувства испарились. Да и были ли они? Такая же подделка, что и сейчас перед ним. Роль отца он исполнял пусть без энтузиазма, но исправно. А Герасим рос своевольным и нагловатым, впрочем, как все подростки.
В тишине, со стороны заваленного входа, прокатился камень, отлетел на середину пещеры.
– Вот нас и открыли. Всего-то мы тут и пробыли… – он взглянул на часы, которые уже стали довольно ясно видны и без фонаря, в пробивающемся снаружи свете, – полчаса.
Он дождался, когда проход будет достаточно большим. Птицина не произнесла ни слова. Вышел на свежий воздух, щурясь от солнца. Сын лежал, прислонившись к скале спиной, закрыв лицо бейсболкой. Савву кольнуло, что сыну было как бы и безразлично, что происходит с отцом. А потом махнул рукой – через три дня и до следующего лета его заберет Надя. Следующим летом он, пожалуй, и займется его воспитанием.
– Герасим, собирайся, поехали. Наша миссия закончена.
Сын встрепенулся, встал и молча пошел к машине. Ему, реально, было наплевать.
Они неслись по ковыльной азиатской степи уже давно. И не было ей ни конца, ни краю. Земле, которую когда-то топтали копыта коней Тамерлана и Чингисхана. Куда ни кинь взгляд – трава, волнообразно клонящаяся под ветром, да вместо дороги две сухие колеи, ведущие за горизонт.
Машину вел директор музея Рудин Игорь Иванович, мужчина лет 50-ти, с довольно умным лицом, но какой-то нескладный и вечно суетливый, в немодном сером костюме, явно надетом по случаю приезда столичной ученой звезды. Он как гостеприимный хозяин встретил Савву на аэродроме на своем автомобиле, теперь вот вез обратно. Но от утреннего веселья не осталось и следа. Савва так и чувствовал волну разочарования, исходившую от немолодого мужчины. Видимо, бедолага возлагал на пещеру очень большие надежды. Как будто Савва был счастлив такому облому! Когда сюда ехал, не сказать, чтобы думал о каком-то мировом открытии, но хотелось встретить что-то новенькое, любопытное…
– Сармат по-древнегречески означает ящероголовый. Так их называл Геродот. Это тем более странно, потому что антропологически сарматы относились к европеоидам. У них были круглые головы.
Савва пытался с пользой скоротать время – напичкать сына хоть какой-то умной информацией, помимо той хрени, которую его поколение урывками цепляло из интернета и соцсетей. Может, она и не пригодится ему в жизни, но для расширения кругозора лишней не будет. Только Герасиму было неинтересно. Он сидел позади и даже не скрывал, что не слушает отца, рубился на телефоне в какую-то игрушку.
– Савва Витальевич, так что там с краской? Я так и не понял… – спросил Рудин. – Как вы могли определить без специального анализа, что это – подделка? – Сквозь доброжелательный тон просачивалось раздражение.
– Игорь Иванович, – нарочито устало вздохнул Савва, – опыт и еще раз опыт. – И добавил снисходительным тоном. – Но, конечно же, мы дождемся результата анализа.
Не хотелось лезть в подробные дискуссии, что-то доказывать. Перед ним был дилетант, не стоящий его энергозатрат.
– Я вот думаю… – Рудин никак не мог успокоиться. – Может, пока не пришел ответ из лаборатории, временно пещеру можно прикрыть? Пригласим еще специалистов… изучим…
Савва возмущенно хватанул ртом воздух. Это было неприкрытое оскорбление. Ему, известному ученому, опытному специалисту… Да как смеет эта музейная крыса сомневаться в его компетенции?!!
– Вы, конечно же, можете делать как вам вздумается. – Савва высокомерно пожал плечами. – Я всего лишь ведущий специалист по наскальной живописи. И я признал ее поддельной. Заключения моего исследования я подробно изложу в письменном отчете. Вы обязательно получите копию.
Рудин обиженно поджал губы, продолжая следить за дорогой. Наступило тягостное молчание.
– Сколько еще ехать? – подал голос Герасим.
– Минут двадцать, – ответил Рудин.
– В туалет можно?
Водитель притормозил. Мальчишка вылез из машины, спрыгнул в траву по колено, завертел головой. Необычно это все в первый раз – ни дерева тебе, ни кустика. И только необузданный, вездесущий ветер.
Ветер ворвался в салон, растрепал Савве волосы. В животе заурчало. А ведь он не ел с самого утра. В городке перекусить тоже не удалось. Герасиму сунули какой-то пакет с едой, так он сжевал все по пути, даже не подумал поделиться с отцом. Да и ладно, лишь бы за собой упаковочную бумагу прибрал. Но видимо и этому его не научили.
Откуда-то из-за горизонта стали выплывать тяжелые тучи, глядя на них, Рудин поморщился. Мальчишка запрыгнул обратно, плюхнулся со всего маху на сиденье и громко охнул. Потом сунул руку под зад и вытащил глиняную чашку, запрятавшуюся под раскиданную бумагу.
– Че это вообще здесь делает? – его возмущению не было предела.
Савва забрал у него чашку. Так и есть – «керамика» из пещеры. Глянул в сторону Игоря Ивановича. Тот озадаченно пожал плечами.
– Да не воровал я! – выкрикнул Герасим в ответ на их молчаливый упрек. – Еще не хватало мне всякий хлам собирать, есть кому и без меня этим заниматься.
Герасим был не на шутку возмущен. Намек на себя Савва тоже ясно расслышал. И это разозлило. Разозлило еще и то, что свидетелем их семейных разборок стал посторонний человек.
– Откуда тогда эта вещь?
Пришла новая догадка. Он покосился на Рудина. Не рановато ли тот расхищает музейное достояние? Директор молча забрал у Саввы чашку и выкинул из машины. Савве даже показалось, что он злорадно улыбнулся, как будто мстил чашке за свою неудачу с пещерой.
– Думаю, этого не стоило пока делать, – заметил Савва. – Да, я дал устное заключение, но оно документально еще не оформлено и без доказательной базы…
– Мы на самолет не опоздаем? – оборвал его Герасим.
– Может, ты все же не будешь вмешиваться в разговоры взрослых? – вскипел Савва. Сын в который раз опускает его в глазах директора музея.
– А вы разговаривали?
И снова этот снисходительный тон. Какого черта! Воспитала же его Надя. Сын отца ни во что не ставит. В прошлом году они с Герасимом вполне ладили, что изменилось в этом? А может свалить все на переходный возраст и не обращать внимания? Савва достал из сумки наушники и подключил их к своему телефону. Хорошая музыка всегда успокаивала его.