Моя любимая – Кикимора. Сказки для взрослых

– А это кто там еще на мою голову навязался.

И только когда он голос подал, она плюнула с досады на ни в чем не повинного Змея, и все-таки попрекнула его:

– Все над старухой издеваешься, перекрасился так, что и не признать, и все царевича нашего позоришь.

Но он ей определенно в таком виде нравился. Ворчала она добродушно, это все заметили.

– А ты бы хоть помылся, расчесался, царевич еще называешься, я старуха и то, делов бы с тобой иметь не стала. На болоте лягушка и та от тебя ускачет.

– А я и гляжу, – выглянул из-за ее спины черт Прохор, – что все лягушки разбежались кто куда.

Царевич не стал ждал, пока Яга продолжит его перед всем честным народом позорить, свистнул своих воинов и помчался прочь: черт, Яга и Горыныч, и невеста, которая спасаться не хотела – это много для него для одного. А ну их всех к Лешему.

Вот Леший и встретился ему в первом попавшемся лесу, выслушал, и даже посочувствовал притворно.

– Уж не знаю, – говорил он, – что на этой Раде свет клином сошелся.

– Не сошелся, конечно, – заявил царевич, но что я последний в царстве своем, и не могу выбрать ту, какую хочу.

– Можешь -то можешь, – согласился Леший, – только если она тебя выбрала, а так, все без пользы всякой будет. А если она к Горынычу сбежала от такого царевича, плюнь и забудь.

Царевич почесал свой грязный чуб, и решил, что Леший над ним все-таки издевается, а может, он Горыныча не видел в новом обличии, тогда ладно, старого Горыныча он все-таки красивее будет.

Все видел Леший, просто был он созданием добродушным и всегда хотел успокоить бедных и несчастных.

Вернулся наш царевич домой, и очень разочаровал своих приближенных, потому что ни тризну им справлять не пришлось – был он жив и невредим, ни победу праздновать, потому что и черту понятно, что никакой победы не было, не пришлось им погулять. Конечно, воинам запрещено было рассказывать, что в походе боевом происходило, да разве шило в мешке утаить. А как узнали они, про то, что на самом деле было, так уже и не понимали, плакать им или смеяться.

Но сказку сочинили другую потом, про то, как рубил их царевич голову чудовищу, невесту свою освободил и героем вернулся назад.

Сказка на то, и сказка, чтобы рассказывать не как все на самом деле было, а как быть должно, а кому там интересно, что еще случилось с ними со всеми.

Только очень сожалели о том, что попировать так и не пришлось

Бабочка, не ставшая Кикиморой

Наверное, и на самом деле этот мир может спасти только красота.

Когда эта очаровательная и неповторимая бабочка вылупилась из кокона, она так радостно порхала в небесах, что любой бы позавидовал ее красоте и легкости.

Ну что поделать с тем, что не каждый в этом мире рождался таким легким и таким красивым.

Позавидовал и чертенок Прохор. Как ему хотелось быть таким же красивым, легким и порхать, порхать, порхать над этим лугом и речкой.

А у него были тяжелые копыта. При помощи них можно было, конечно, хорошо пинаться, но зато, если бы он и смог взлететь, а он знал, что никогда не сможет, то они бы ему точно мешали и тянули назад к земле.

Долго смотрел он на бабочку, пнул ежика, под ногами оказавшегося, словно не он сам задрал голову кверху и под ноги совсем не смотрел. И потом взвыл от боли. Ежику почти не досталось, а вот черту как раз наоборот, он задел со всего размаха за камень и очень больно ударился.

И конечно, виноват в этом был ежик. Это он путается под ногами, а еще больше бабочка. Она такая красивая.

И когда та как раз к нему и подлетела и на цветок отпустилась рядом с чертом сердитым, он и взвыл от ярости:

– Нечего радоваться, тебе еще никто не рассказывал, что из тебя настоящая Кикимора получится.

Бабочка оторопела и чуть с цветка не свалилась.

И надо же было такому случиться, что накануне ей довелось именно с Кикиморой и столкнуться.

Она как раз распекала какого-то другого черта, и в такой ярости была, что смотреть на нее было страшно. И размахивая кулаками, она чуть не задела зазевавшуюся в воздухе бабочку. И та едва от нее улетела. Такой страшной и сердитой быть бабочка совсем не хотела.

Говорил ли правду этот мохнатый, взъерошенный чертенок, она не знала. Вернее, она еще не знала, что духи и даже черти, могут кого-то обманывать, и потому поверила ему.

Она совсем не хотела превращаться в Кикимору, пусть не завтра, пусть когда-то, но она не думала о том.

Черт увидел, какое действие его слова произвели, и очень этому обрадовался. Довольный он отправился к себе, рассуждая, что правду в глаза говорить полезно и весело даже. А он слышал от кота Баюна, что рано или поздно все бабочки становятся Кикиморами.

– Только не вздумай им о том говорить. Пусть они порадуются и поживут в неведении. Еще успеют узнать в свой срок. А может, и никогда не узнают, если повезет и таких чертей правдивых не найдется.

Черт тогда торжественно пообещал, что говорить не станет, но вот что из этого вышло. Стоило ему только разозлиться, камень пнуть, и бабочка узнала страшную правду.

А что же наша красавица.

Она едва летела теперь, уже никуда не смотрела, и казалась себе бессильной.

– Кикимора, Кикимора, я не хочу быть Кикиморой, – твердила она, точно это могло ее спасти о неизбежного.

В тот момент бабочка пролетала мимо нашего лесного озера, где русалка грелась на солнышке, и именно к ней поболтать шел кот.

Он увидел прекрасную бабочку, о которой столько говорили. Только была она какой-то странной.

– Она что, летать не умеет? – спросил у ворона, его встречавшего радостным карканьем, кот, – вроде такая легкая, а как-то плохо летает.

– Да нет, – говорил ворон, – давеча очень резвой была, пока с чертом не столкнулась.

– С каким чертом? – насторожился кот.

Хотя он с чертями общался больше других, но доверял им еще меньше, оттого, наверное, что знал их, как облупленных.

– Прохора, – ворон каркнул, гордясь своей памятью.

Хотя чертей тут было очень много, но он помнил всех в лицо и по рогам даже мог отличить одного от другого.

– Я так и знал, худшего спутника и советника, чем наш правдоруб и не найти.

Но больше они ничего сказать не успели, бабочка покачнулась и полетела вниз.

– Чего ты, вытащи ее, – крикнул кот ворону.

Тот и сам уже туда бросился, только старый шмель, непонятно откуда взявшийся, его опередил, и бабочка была уже в его мягких и ласковых лапках.