Свет погасшей звезды. Мифы о звездах и маяках

5.

Евгений и князь Петр стали первыми, на кого обратился взор Василия Андреевича. Они были хорошими поэтами, самыми лучшими из тех, кого он знал. И почему бы не им поддержать тот самый огонь вдохновения, угасающий вместе с уходом Мастера, а тот уходил незримо, и не было сомнения, что недолго ему оставалось в этом мире быть.

Как они оказались втроем, сказать трудно, но Учитель сразу заговорил о главном,

– Что-то пошло не так, не мне вам объяснять, но огонь маяка не должен погаснуть, мы с вами здесь, мы живем, мы творим. Не на кого больше оглядываться и надеяться.

Князь угрюмо молчал, Евгений страшно волновался, ему так нравилось, так хотелось оставаться в тени. Он что-то говорил о том, что нет той яркой жизни – дуэлей, романов, что он любит свою жену. И не получиться у него быть первым.

– Только хороших стихов мало, тут вся жизнь должна стать служением, мифом, вспышкой молнии.

И только в глубине души он таил надежду « А чем черт не шутит, ведь Учитель все видит лучше и дальше».

Но как только он вспоминал лицо и тихую улыбку своей милой жены, так и начинал понимать, что это не для него. И невольно оглядывался на князя. Тот странно заволновался, засуетился.

Князь Петр не лишен был тщеславия, и часто считал, что он незаслуженно оказался в тени этого будоражащего умы мальчишки (прапамять не давала ему успокоиться), но это тогда и там, а тут все стало казаться иным. Он не собирался, он не хотел быть первым. Вольная барская жизнь была ему по душе, и творчеству, лирике в ней была отведена не такая уж и большая роль. Ему хотелось порой блеснуть перед милыми дамами и друзьями, но забава оставалась забавой.

Да и разговоры стихли, едва начавшись. Легенда о жреце, который был убит из-за того, что в храме погас огонь, не вдохновила на подвиг служения русской словесности. Не было какого-то внутреннего огня и стремления изменить этот мир, и того и другого все или почти все утраивало.

Видя такое равнодушие ленное, Учитель встрепенулся, он разозлился не на шутку, хотя такое с ним редко случалось. Они услышали его крик, переходящий в визг:

– Если огонь погаснет, то нас никто больше не пустит в небесную кузню. А без того огня мы все мертвецы, мы погибли, а я не хочу погибать. Я жить и творить хочу, но моя участь быть Учителем, да и склад характера совсем не тот, не годится это.

Они переглянулись, но разошлись в тот вечер молча, и настроение было таким, словно каждый из них проиграл большую, очень большую сумму денег, и надо было подумать о том, как вернуть этот долг, потому что долги всегда нужно возвращать.

6.

Кажется, огонь вспыхнул сильнее, когда в салоне, уж не помня в каком, он столкнулся с Грибоедовым. У него даже имя было то же самое Александр Сергеевич, но главное не имя, а тот отрывок комедии, который он читал в момент вторжения Учителя.

Тот как всегда опаздывал к началу, присоединился к слушателям, и угадал с первой ноты, с первого слова гения. Ему даже показалось, что писал Нерожденный.

Потом, когда все уже разошлись, он буквально вцепился в Чацкого, так хвали главного героя комедии, и так он стал называть автора.

Чацкий слушал внимательно, хотя насмешка мелькала в уголках губ.

– Да я и рад бы, – развел он руками, – но моя дорога лежит в Грузию, а оттуда еще дальше, какая поэзия, дорогой Василий Андреевич, для этого не надо быть дипломатом. -Тут должен быть литератор, а не дипломат, миф о Тициане так и остается только мифом, Мне жаль, но это не моя миссия в мире. А на том поприще я принесу значительно больше пользы, уверяю вас.

Он помолчал, видя как растерялся и обиделся собеседник, прибавил:

Может быть потом, на склоне лет, когда я уйду в отставку, но уж точно не теперь, – он задумался и повторил еще раз – точно не теперь.

– Нет, он не зажжет маяка – это точно, тут и талант и размах нужен иной, – бормотал Учитель по дороге домой.

Погасило внезапно вспыхнувшую радость в душе Учителя, он потерял то, что не успел даже отыскать.

.Все складывалось не очень удачно, и неудачи не способствовали его хорошему настроению, хотя он и без того был подвержен разочарованию и унынию.

Припоминая, сколько хлопот тогда ему доставлял Гений, теперь он страшно жаждал этих хлопот. Он бы терпел и прощал все, но некому было прощать, и терпеть нечего было, увы.

Ночами Учителю все чаще снился гаснущий маяк. Он пробирался к нему, он пытался закрыть огонь своим телом, но никак не мог этого сделать, и просыпаясь разбитым и страшно усталым, словно Сизиф, катил он в гору камень, а тот срывался и летел вниз. Но в нем было Сизифово упорство. В начале дня он с новыми силами брался за дело, хотя и не ведал где найти того единственного, кто заменит в этой реальности Гения

7.

Когда отгремела война с Наполеоном, и все немного успокоилось, с невероятными усилиями Учитель взялся за поиски нового таланта. Он отыскал Мишеля, тогда еще 5 —летнего младенца в старинной усадьбе, и стал упорно вспоминать, что же с ним такое будет связано. Как там он был связан с гением, и что сможет сделать один.

Тогда казалось, что это последний шанс не дать маяку погаснуть.

Не может быть это еще одним разочарованием, критики кричали о том,

что он сделает больше и пойдет дальше. И хорошо бы, если бы так, но чутье подсказывало, что он находится в свете Луны, а не Солнца, что это только отраженный свет. И всегда проще начинать (ему ли не знать этого), когда у тебя за спиной есть тот, кто уже проделал определенный путь.

– Он ярче, он талантливее, – твердил Учитель, заметив пристальный взгляд бабушки поэта – она была центром его внимания после внезапной смерти матери.

– О чем вы, голубчик Василий Андреевич, вы меня пугаете.

– Не пугайтесь так, ничего дурного я вашему внуку бесценному не желаю. В столь юном возрасте он пишет прекрасные стихи.

– А еще прекрасно рисует и на скрипке играет, и то и другое мне кажется менее опасным, чем стихотворения, – она протяжно произнесла последние строки.

– Не сгущайте краски голубушка вы наша

– Да нет, что вы, но он у меня один, дайте мне умереть спокойно, дорогой вы мой стихотворец.

Учитель понял, что с бабушкой трудно будет о чем-то договориться, но если дело того стоит, то он готов был на все. Должно все получиться на этот раз, не может быть, чтобы не вышло.

Вдруг тень поэта появилась в его уютном кабинете.

Учитель подпрыгнул, рассмеялся, прослезился:

– Ну как же так вышло, как мы все без тебя, дорогой вы мой.

– И снова не туда, не теряйте времени и силы. Лермонт – худший вариант, я все видел и не мог оставаться в тени на этот раз.

– Но что же мне делать, скажите, есть смысл ждать и искать?

– Конечно, есть, он появится, не переживайте так, дорогой Учитель, мне хочется, чтобы вы нашли и разглядели его. Пусть он займет достойное место в нашей поэзии. В прошлый раз этого не вышло, но тут можно что-то исправить, я в вас не сомневаюсь.

– Зато я сам в себе сомневаюсь, но где наша не пропадала.

Василий Андреевич заметил, что даже тень поэта вдохновляла и окрыляла, что говорить о его присутствии, хотя оно и стало несбыточной мечтой.

Маяк скорее тлел, а не горел. Ему надо было поторопиться, пока езе было время, но понятно, что его становилось все меньше и меньше.

8..

Два духа слушали разговор Учителя и Гения. Слушали молча, поглядывая на маяк, который они видели сквозь время и расстояние. Опечалился даже Мефи, а что говорить о Хранителе.

– А ведь Гений прав, мы погубили Мишеля.