Восставший из пепла. Князья и воины

Восставший из пепла. Князья и воины
Любовь Сушко

Это повествование о последнем из русских князей, жившем в эпоху проклятого татарского ига. Дмитрий Иванович, прозванный Донским, распрямил плечи и перестал подчиняться тому, что происходило. И грянула Куликовская битва, кровавая и поворотная в истории нашей. Она стала первым шагом к освобождению от вечного плена и рабства.

Восставший из пепла

Князья и воины

Любовь Сушко

© Любовь Сушко, 2018

ISBN 978-5-4490-7649-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ВОССТАВШИЙ ИЗ ПЕПЛА

Доколе нам перед тираном

Склонять покорно голову,

И заодно с презренным ханом

Позорить сильную Москву.

Не нам, не нам страшиться битвы.

С толпами грозными врагов

За нас и Сергия молитвы.

И прах замученных отцов.

К. Рылеев

БУДУЩЕЕ В ПРОЩЕДШЕМ

ВСТУПЛЕНИЕ

Сколько бесконечных дней, ночей и лет была земля русская под пятой презренного хана. Сколько голов русских князей полетело, сколько их было отравлено и умерщвлено в проклятой орде от Батыя и до последнего хана, называвшего себя Мамаем. А те, кто выжил и вырвался из жутких зловонных объятий, сколько несчастий и унижений должны были они пережить. И отрава в угощениях ханских чернила их тела и души светлые. Сильные и могущественные потомки варягов, помнившие еще былины об Олеге, Рюрике и славных богатырях русских, оставались слабыми, несчастными и униженными. Казалось, что нельзя пережить и терпеть такое, но переживали и терпели. Хотя рано или поздно должно было долготерпение их лопнуть.

Давно уже в монастырях православных и языческих капищах говорили о пришествии нового князя, сильного и могущественного. На него оставалась вся надежда. Он должен был освободить землю русскую от рабства дикого, от татарвы проклятой. И князь-герой этот и сам кланяться не будет бабаям проклятым, и детям и внукам своим не позволит делать этого.

Но где он – богатырь этот? С какой земли придет он в темный и униженный мир? Пока же, даже если светило солнце, тьма казалась не проходящей. Она господствовала над душами и умами людей. А если среди темной ночи стало казаться им, что солнце яркое взошло, то знали они, что татары снова нагрянули и в зареве пожара утопает то, что отстроено было с таким трудом их руками. И снова по воле чужой должно было все в прах обернуться.

И стонала земля русская, как никогда прежде она не стонала. И только в самых распрекрасных сказках рассказывали старики, как вольно и прекрасно было жить когда-то, как героически сражались славные предки их, какие победы они над врагами своими одерживали.

Только в сказках и были все они, а в реальности стонала земля русская. И тогда призывали пробудиться и вернуться к ним главного и любимого героя Илью Муромца. Верили люди русские, что заснул он крепким богатырским сном, но рано или поздно обязательно пробудиться должен, и встать вместе с иными на защиту земли русской.

– Некому, кроме Ильюшеньки нашего за нас заступиться, некому сокрушить татар проклятых, размахивая дубиной своей и булавой верной, некому отвадить их разбойничать на землях русских.

– Муромец мертв, – подал свой противный голос бес, – если бы ты увидел, какой прах от него остался, – обратился он к старому белоголовому волхву, то понял бы, что не подняться ему, не стоит особенно на это надеяться.

– Поднимется, не может не подняться, – противился тот, – разве напрасно мы столько веков хранили заповедные леса и память о них. Они должны простить нас и помочь от рабства избавиться.

Он радовался появлению беса, но меньше всего хотелось ему речи его крамольные слышать. Но и прогонять его не хотелось, потому что знал он, что этот тип держит связь с тем заповедным миром, в который самим им не добраться. А другие в храм Христов ходили и молились упорно, но там никаких голосов и знаков пока не бывало.

Так и убедились они еще раз, что чужим богам, в угоду князю приведенным на земли эти, не было до них никакого дела – напрасный это труд и жертвы напрасные. Но солнце по-прежнему светило, гром гремел, и это заставляло их верить в то, что боги их не до конца от них еще отказались. Может, простили они те глупости, которые допускали снова неразумные эти существа. Старик с детства своего знал то место, где истукан их схоронен, был от глаз посторонних. ОН видел в самом начале, как тайком на закате пробирались к нему люди и творили свои действа, как помнили они о том, потому что нельзя из душ людских по княжескому приказу вытравить то, что навечно там заложено было.

Давно и прочно поднялась и утвердилась Москва. И хотя и там не все ладно да складно было, но князья ее действовали пусть и коварно, но умело. Многие земли сначала князь Иван, прозванный Калитой, а потом и Симеон, носивший имя Гордый, подчинить себе смогли. За грехи покарали их, правда, боги. Чума на мир этот пришла, и погиб князь Симеон. Проходила заупокойная служба в тот день по умершим, и жертвы были принесены древним богам. И стали судить да рядить в Москве, кто же теперь их князем станет. Чужие готовы были захватить стол московский. И Тверь, и Рязань, всегда Москве враждебные, особенно близко были. Но Митрополит Московский Алексий, едва только службу по умершему князю отслужил, тут же все в свои крепкие руки и взял. Он торжественно объявил последнюю волю повелителя своего. Князем станет сын младшего брата Ивана – Дмитрий. По праву так оно и должно было быть, но всем понятно было, что могущественный митрополит, и при взрослом князе всем заправлявший, на десяток лет теперь власть в его руки перейдет. Но сумеет ли митрополит воспитать нового Олега Вещего?

Но против воли Симеона и служителя небес никто из самых отчаянных выступать не стал. Все восприняли это как облегчение в решении, казалось бы, не решимого вопроса.

И Тверской князь Михаил, и Олег Рязанский молчали, и никому не было известно, о чем они могли думать в те минуты.

– Попал ли Симеон в рай или в аду останется, – спрашивал бес и смотрел пристально на митрополита. Но тот не о прошлом, а о грядущем напряженно думал. Кажется, один только бес и помнил еще об усопшем князе русском, людская же память на удивление коротка оказалась. И даже сороковой день кажется сороковым годом уже им. Еще вчера многие были уверенны в том, что прочен как скала, был Симеон, и ничто не могло его с места сдвинуть, кроме смерти самой, вот она за великим князем на рассвете, и пожаловала во всей зловещей свой красе.

Сколько шуму этот князь наделал, а ушел внезапно. Сколько жен было у него, а наследника своего так и не оставил. Вот и пришлось боярам его на сыновей младшего брата Ивана свои взоры обращать. Как странно и непредсказуемо складываются судьбы властелинов.

Хотя. Бес-то знал, что все шло так, как надо, именно этому отроку, хотя и незаслуженно придется стать последним из славных князей русских, которые род свой от Славена и Руса с Кием вели и через Гостомысла с Рюриком до Дмитрия и дошли.

Имя нового князя даже для беса непривычным больно было. И еще отчужденнее звучало. Но ко всему привыкнуть можно, и пусть его по людским меркам не таким коротким оказаться должен, а для этого им всем, князю, митрополиту, и ему, бесу, придется еще потрудиться, повоевать и поразвлекаться, потому что как не крути, но это была последняя вспышка молнии.

Бесноватого безумца и выродка Ивана он в расчет не брал – это уже полный финал княжеского рода будет. Но там все было заранее известно и совсем не интересно, хотя все безобразия, которые сей князь творить начнет, ему именно и припишут, и будет бес, как и обычно, безвинно страдать, да разве ему привыкать к такому?

Но не сравнивайте Ивана Грозного с бесом, не обижайте беса, потому что не заслужил он такого, точно не заслужил.

Только человек мог таким уродиться. А бес, хотя и любил разные пакости, но не были они такими мерзкими и погаными, ничтожными такими – во всем он ведал и меру, и размах.

Он никогда бы так однотипно и убого действовать не стал.

Но это история будущая, пока о том не стоило даже думать и говорить. Еще белый пергамент был там, где начертают слова светлые о князе Дмитрии и о битве Куликовской. И он к тому непременно должен свое копыто приложить.

Это последний след, не самый безупречный, во всей истории русичей был.

ЧАСТЬ 1 ЮНОСТЬ ДМИТРИЯ

ГЛАВА 1 ЗАТИШИЕ

Все навсегда меняется в мире в день смерти Властелина. Кажется, что так же светит солнце, подопечные его все еще не видят и не знают каких-то перемен, не верят в то, что его больше нет, не выйдет он к ним то злой, то радостный и счастливый.

Но как только каждый из них подходит к смертному одру, и с удивлением взирают на неподвижное, странно изменившееся тело – становится ясно, что все для них для всех закончилось, а то, что будет в следующий день, будет по-другому. Хотя в первые дни мало что менялось, но к старому возврата тоже больше не было. Предчувствия и тревоги витают в воздухе. И в словах не слишком понятной заупокойной, и в плаче искусных плакальщиц, хорошо освоивших странное дело свое, и в хоромах княжеских бродит совсем иной, таинственный звук и шорох. И все слуги верные чаще оглядываются и при этом говорят часто шепотом, а то и вовсе молчал напряженно, понимая, что можно перепугать добрый дух и легко привлечь дух злой. И для острастки нужно помолчать немного перед таинством смерти. Она приходит в этот мир не так часто. А потом каждый ее приход – это нечто особенное, необъяснимое. И с этим надо как-то примириться, и узнать все как можно лучше.

Юный князь Дмитрий, на которого невольно были обращены все взоры в тот день, казался старше своих лет и серьезнее. А бояре дивились тому, что почти не замечали его прежде, так мал и незначителен он им казался до этих пор.

И вдруг в одночасье, когда не стало Симеона, все они переменились к нему, заметили, поняли, как много от этого мальца будет зависеть.

И родственница его Любава, с такой нескрываемой радостью на него взирала. Ведь она уже привыкла считать его своим женихом. И теперь, когда его объявили князем Московским, все взоры к нему обращены были. Она и сама казалась себе значительнее, и представляла себя в дорогих одеяниях и украшениях рядом с князем, и решила, что так будет до смертного часа.