Обстановка в Юго-Восточной Азии накалялась. Освобожденные после оккупации мелкие государства жаждали независимости. Протесты, революции, диверсии, вооруженные конфликты, вспыхивали один за одним. Мысль, что нас могут подстрелить или казнить, как шпионов, не грела сердца. Живые, мы полезнее для этого мира, нежели мертвые. Недолго думая, мы вернулись в Индию.
За четыре года моя девочка подросла и очень изменилась. Я восхищалась её красотой и успехами. Её бойкая манера и рассудительность, перенятая от тётки, придавала ей взрослости. Наденька не была больше моей: за годы отсутствия она переняла от Сары не только характер, но и черты лица. Девочка также хмурилась и щурила глаза, лицо от обильной кормёжки округлилось, бронзовый загар и непослушные завитки. Чем не Сара? Один в один! Если бы я не знала, кто её мать, то отметила бы явное сходство. Надя с опаской смотрела на нас. Даже в Альберте она не признала отца. Было ли мне горько? Нет! Покидая свою малютку, я знала, какой ценой заплачу. Раньше я не была для неё матерью, а сейчас и вовсе чужая тётка.
В то время Индия, на манер азиатских подруг, стремилась к независимости. Дабы избежать проблем и выйти на новый уровень, мы шагнули в неизвестность. Снова на корабль, снова ищем новый дом. И он нашелся в Австралии. Моя семья поселилась в Аделаиде. Больше года мы пробыли на этой удивительной земле, наслаждаясь видами пустынь и зеленых пашен Мюррея. Однако, не найдя применений своим знаниям, снова отправились в путь. В Новой Зеландии требовались врачи и именно там, мы обрели свой дом.
Бабушка умолкла.
– А потом? Что потом? – торопила я.
Она промолчала и подсела ближе.
– Знаешь, Маша, я могу рассказывать долго, и будь уверена, мои истории отнимут не один год.
– Отлично!
Евгения замотала головой, взяла меня за руку и провела по шрамам.
– Ты расскажешь? Или будешь только слушать? Мне кажется, твоя история не менее интересна. Я прочла, – она откинула подушку, лежавшую на тахте. Под ней прятался мой дневник.
– И? – выдавила из себя.
– Да, я прочла, – она ещё раз повторила убаюкивающим голосом. – Одно дело читать и совершенно другое – услышать. Я хочу услышать твою историю. Ты сделаешь это для меня?
Я оторопела, нутром ощущая: эта женщина приглашает меня на тонкий лёд. Она делала это из благих побуждений, внутри горела искра сострадания. Было достаточно посмотреть в её внимательные глаза и отметить: она ждет не меньше, чем жду я рассказов от неё.
Всё, что произошло – это моя история. Ценность моего опыта росла на глазах. Я почувствовала значимость себя и того, что пережила. Я бы рада начать, но с чего?
Не дождавшись моего ответа, Евгения продолжила:
– Поверь мне, иногда говорить полезно. Рассказывая другому человеку, ты лучше понимаешь себя… Просто начни, слова сами придут.
Как она права. Зачем колебаться, нужно просто сказать. Сказать хоть что-то.
Я старалась не рассуждать о своих переживаниях. Только сухие факты.
– Я никогда не чувствовала, что мать меня любит. Никогда! Отец оставил меня. Я не знаю его. Я не ладила с одноклассниками. Дети слишком жестоки: если они не любят, сладко не будет. И мне было горько. Моя мать долго и тяжело болела. Она умирала у меня на глазах… Потом я стала взрослой. Я получила целую жизнь в распоряжение, а вместе с ней багаж со словом «надо». Надо хорошее образование! Надо высокооплачиваемую работу! Надо расти по карьерной лестнице! Надо иметь много денег! Надо выйти замуж! Надо родить детей! Надо иметь дом, надо…
Бесконечная тирада вырывалась из меня. Лицо Евгении стало серьёзным.
– Кому надо? – уточняла она.
– Этому миру, обществу. Я с детства это слышу, о том, как нужно поступать. Меня всю выворачивает от мыслей, что я должна жить по какому-то заранее приготовленному сценарию. Когда я услышала, что должна обязательно выйти замуж, то подумала, что за вздор, а когда услышала в трёхсотый раз, то поверила, что так надо. И, черт побери! – я вскрикнула. – Начинаешь наступать себе на горло, делая всё то, что надо.
– Понимаю. Только заметь, тебя никто не принуждает. Если откровенно, то миру наплевать, выйдешь ли ты замуж или нет. Будешь жить во дворце или грязной лачуге. Ему абсолютно плевать, будешь ты жить или умрешь. Мир был до тебя, и будет существовать после… Все эти «надо» важны только для тебя.
Я багровела от злости.
– Понимаю, тебе не нравится, – Евгения отметила мои перемены. – Учись обращать внимание на ситуации, что тебя раздражают и злят, в них твои слабости и одновременно возможности стать сильнее.
– Конечно, я, понимаю, что в моей загубленной жизни в большей степени виновата я и только я! Однако, если бы с детства мне не промывали мозги социальными требованиями, то всё сложилось иначе. Поймите, это долгий и кропотливый процесс, когда в сознании высеваются чуждые ценности и цели. И ты начинаешь жить по ним, хотя в душе понимаешь, что они тебе противны, – начались мои нравоучения.
– Тебе хотелось одобрения! – отметила Евгения. Я открыла рот в желании поспорить. Женщина пресекла меня жестом, распахнула мой дневник и зачитала: «Образ заучки-всезнайки очень выгоден, он дарит внимание – суррогат любви. Всё подкреплялось моим послушанием, гипертрофированной справедливостью и идеальным поведением – мне не хотелось, чтобы моя мама расстраивалась и огорчалась. Она должна была слышать от педагогов только о моих успехах и достижениях, она должна гордиться мной».
Не отрывая взгляд от дневника, она пролистала вперёд и добавила:
– И ещё здесь! «Я тоже заплакала, ведь все ждали от меня этого. А потом было все чётко, как на автомате: организация похорон, траурное шествие, опускание гроба, поминки…».
Она готовилась, из тетради торчали закладки. Ещё до начала разговора она выстроила ход. Я внимательно вслушивалась в слова, написанные мной. Чужие уста развеяли ощущение безысходности, они распутывали огромный клубок, медленно и методично. Подбираясь к сути.
Евгения распахнула страницу на очередной закладке, приготовилась читать.
– Пожалуйста, хватит, – шёпотом попросила её.
Бабушка подняла глаза. Два изумруда ласково смотрели на меня.
– Да, – без лишних объяснений, я согласилась с ней.
– Ты хотела немного любви от этого мира, одобрения, точно так же, как от матери…
Моё сердце бешено заколотилось. Евгения била в самую цель. Много лет я не понимала эту причинно-следственную связь. И вдруг один разговор – и всё проясняется.
Мне припомнился поход к психотерапевту. За два года до попытки суицида я обратилась за помощью. Помогли ли мне разобраться?
Нет!
Меня выслушали?
Нет!
Мне прописали антидепрессант! Как думаете, он помог? Правильно: нет! Я потеряла сон! Когда я сказала об этом психотерапевту, он прописал снотворное и объяснил, что препараты имеют побочные эффекты. А чтобы достигнуть желаемого результата, нужно продолжать принимать день за днём маленькие жёлтые таблетки. И я пила неделю, месяц, два. Легче не становилось. Я была в прострации, всё было нереальным. Подавленность и зажатость стали моими спутниками. Забавно, но в инструкции было указано, что один из вариантов побочных эффектов – это депрессия! По меньшей мере – это смешно.
Я посмотрела на Евгению – мне хотелось разреветься. Эта женщина открывает мне суть моих страданий.
– Да, я действительно хотела одобрения, чтобы общество меня приняло, считало ценной, – слёзы скользнули по щеке.
– Ты хотела себя обмануть! – перебила Евгения.
Я кивнула.
– Но, обман слишком дорого стоит, – продолжила она. – Настаёт тот день, когда человек понимает, что жизнь проходит мимо, и он волочит невыносимую бренность. Он не живёт и никогда не жил. Постоянно чего-то ждёт. Бесконечно начиная новую жизнь с понедельника, с первого числа, с нового года. Человек парализован, он боится. Ему кажется, что надо выполнить социальный минимум: найти работу, трудиться, создать семью, вырастить детей, понянчить внуков и умереть. Вот так и существуют… Как думаешь, эта разумная сделка – пройти свой путь с ощущением пустоты и того, что жизнь проходит мимо взамен на осознание, что выполнил социальные нормы, получил одобрение общества? Как думаешь, это того стоит? – спросила Евгения.
– Нет.
Она удовлетворённо улыбнулась и шутливо заметила:
– Юмор в том, что можно пройти свой путь, и в нём будет работа, семья, дети, внуки и смерть… В нем будет всё то же самое, за исключением страха и слов: «надо», «так должно быть», «так правильно». Это будет твой путь, только твой. Где ты – хозяйка. Где ты – источник любви.
Внутри меня происходила революция. Я чувствовала себя паршиво. Столько лет коту под хвост. Даже имея на руках осознание, я не знаю, как жить дальше.