Проклятие Шалиона

– Но мы поедем не с ним! – настаивала Изелль, имея в виду своего наставника. – Пусть там будут только дамы.

Она повернулась к Кэсерилу.

– Вы говорили, что, когда вы были пажом, дамы купались в реке.

– Служанки, принцесса! – строго пояснила провинкара. – Простой народ. Это времяпрепровождение не для вас.

Изелль пригорюнилась. Жара и впрямь была невыносимой. Бетрис, надеявшаяся, вероятно, на более благосклонный исход переговоров, совсем сникла. Принесли суп. Все с ненавистью посмотрели на горячий пар, который поднимался над тарелками. Но, стараясь ни на йоту не отступать от этикета, провинкара взяла ложку и сделала первый глоток.

Кэсерил же неожиданно произнес:

– Но ведь леди Изелль умеет плавать, ваша светлость, не так ли? То есть ее научили, когда она была маленькой, так?

– Нет, конечно, – покачала головой провинкара.

– О! – отозвался Кэсерил. – О господи!

Он оглядел стол. Королева Иста отсутствовала. Поскольку ничто не мешало ему говорить об этом опасном предмете, он рискнул продолжить.

– Я в этой связи вспомнил об одной ужасной трагедии.

Провинкара, прищурившись, посмотрела на Кэсерила. Ее рука с ложкой застыла на полпути к цели; Бетрис же, напротив, отправила свою ложку в рот.

– И что за трагедия? – спросила провинкара.

– Она случилась, когда я служил в армии провинкара Гвариды, во время нашей войны с рокнарийским принцем Олусом. Его армия ночью, в грозу, перешла границу, и мне было дано задание эвакуировать дам из замка ди Гвариды, пока враг не окружил город. Полночи мы скакали, а к утру, на рассвете, нам пришлось форсировать небольшую реку. После грозы она разлилась, течением одну из дам смыло в поток с лошади, и вода унесла ее вместе с пажом, который бросился ей на выручку. Не успел я развернуть лошадь, чтобы поспешить на помощь, как они исчезли из виду… Мы нашли тела на берегу следующим утром. Река была не слишком глубокой и широкой, но несчастная, не умея плавать, запаниковала и сразу захлебнулась. А, между тем, небольшая предварительная тренировка спасла бы и ее жизнь, и жизнь еще двоих человек.

– Еще двоих? – переспросила Изелль. – Но их же было двое – она и паж.

– Под сердцем она носила ребенка, – ответил Кэсерил.

Над столом повисла тишина.

Провинкара потерла подбородок и, пристально посмотрев на Кэсерила, спросила:

– Это реальная история, кастиллар?

– Увы, – вздохнул Кэсерил.

Кожа на теле той дамы была в ссадинах и кровоподтеках, вся в синих пятнах, под ногтями – глина, одежда промокла и, пропитавшись речным илом, стала тяжелой… Но не тяжелее той тяжести, что легла на его сердце.

– Мне пришлось сообщать обо всем ее мужу, – закончил Кэсерил.

Ди Феррей только хмыкнул. Комментировать историю Кэсерила он не взялся.

– Не хотел бы вновь оказаться в такой ситуации, – добавил Кэсерил.

Провинкара несколько секунд молчала, после чего заявила:

– Моя внучка не может плескаться в реке, в чем мать родила, словно она какой-то угорь, а не принцесса.

Изелль посмотрела на бабушку умоляюще:

– Но мы же можем надеть, скажем, длинные льняные рубашки.

– Это было бы разумно, – кивнул Кэсерил. – В критических ситуациях в воде люди, как правило, одеты.

Бетрис же добавила задумчиво:

– Это еще и лучше. Освежимся дважды – и во время купания, и когда будем сохнуть на берегу.

– Наверняка, кто-нибудь из служанок, живущих в замке, может показать принцессе, как нужно плавать, – вкрадчиво произнес Кэсерил.

– Ни одна из них не умеет этого делать, – твердо сказала провинкара.

– Так оно и есть, – подтвердила Бетрис. – Могут только вброд переходить, да и то только там, где мелко.

Она подняла глаза на Кэсерила и спросила:

– А вы смогли бы нас научить, лорд Кэс?

Изелль даже в ладоши захлопала:

– О да!

Кэсерил колебался. С другой стороны, в компании дам он сможет не снимать рубашку и никак это не объяснять.

– Я полагаю, смог бы, – ответил он, – если вы не будете против.

Он поднял глаза на провинкару:

– И если их светлость мне позволит.

Последовала долгая пауза, в конце которой провинкара проворчала:

– Ладно! Только смотрите не простудитесь.

Изелль и Бетрис предусмотрительно сдержались и не стали слишком открыто выражать свою радость, но на Кэсерила посмотрели с выражением крайней признательности. А интересно, поверили ли они в правдивость его истории о гибели той молодой женщины?

Уроки начались в тот же день, после обеда. Кэсерил стоял посередине реки и пытался убедить несколько смущенных дам в том, что они не пойдут ко дну сразу, как только намочат волосы. Напротив, только опустив лицо и голову в воду и задержав при этом дыхание, они поплывут, даже не прилагая к этому никаких усилий. Наконец дамы расслабились и научились, повинуясь его инструкциям, держаться на поверхности. Плавучесть у них, конечно, была получше, чем у Кэсерила, хотя месяцы, проведенные за столом провинкары, несколько округлили бородатую физиономию кастиллара, в значительной степени утратившую сходство с волчьей.

Терпение Кэсерила было вознаграждено. К концу лета девушки плескались и ныряли в неглубокой реке, наполовину выпитой засухой, не хуже, чем опытные пловцы. При этом Кэсерил мог позволить себе посидеть в сторонке, по пояс в воде, откуда время от времени изрекал какие-нибудь дельные советы.

То, что он выбрал именно такую позицию, лишь частично было вызвано желанием найти местечко попрохладнее. Да, следовало признать: провинкара была права, считая купание занятием неприличным. Она могла бы выразиться и более определенно – непристойным. Длинные льняные рубашки, которые, промокнув, льнули к юным гибким телам, служили насмешкой над скромностью, которую призваны были защищать, – неожиданный эффект, на который он не рискнул обратить внимание своих счастливых учениц. Что было еще хуже, это была палка о двух концах. Ткань, прилипшая к нему, красноречиво свидетельствовала о состоянии его ума, точнее… точнее, тела, которое наконец полностью восстановилось от пережитых в плену невзгод, – как он надеялся, что они не обратят на это внимания! Изелль, похоже, было не до него. Что касается Бетрис, то здесь он не был уверен. А вот служанка-гувернантка Изелль, средних лет дама по имени Нан ди Врит, которая отказалась брать уроки плавания, но болталась поблизости по щиколотку в мелкой водичке, полностью одетая, ничего не упустила из виду и, видно было, изо всех сил боролась с собой, чтобы не сорваться и не захихикать. К чести ее, нужно было сказать, что она не только не смеялась, но и не жаловалась на него провинкаре. По крайней мере, так он думал.

Мало-помалу Кэсерил с неудовольствием обнаружил, что с каждым днем все больше и больше думает о Бетрис. Нет, конечно, речи пока не шло о том, чтобы совать под ее дверь скверные стишки – от этого его, слава Богам, уберегали сохранившиеся остатки здравого смысла. Да и играть на флейте под ее окном у него вряд ли бы получилось – руки уже не те! И, тем не менее, в этом жарком покое летней Валенды он начал думать о чем-то, что выходило за рамки обычного дневного распорядка.

Бетрис ему улыбалась – здесь он себя не обманывал. И она была к нему добра. Но она улыбалась и была добра и по отношению к своей лошади! На фундаменте ее искреннего дружеского расположения вряд ли можно было построить замок мечты, да еще внести туда застеленную постель. И тем не менее она ему действительно улыбалась.