Через полчаса после церемонии я задумался о том, чтобы по-тихому слиться. Конверт был вручен, поздравления приняты, сок выпит, а взятый напрокат черный костюм с галстуком пока еще не испорчен, в отличие от моих барабанных перепонок. Буфер терпения к ханжеству и влажной духоте, от которой не спасал даже ветерок с океана, заполнился процентов на девяносто.
Я протиснулся меж прыгающих в танце мужиков, держась решетчатого заборчика зашел в дом, пересек гостиную и оттуда спустился на парковку, отведенную для особо важных гостей. Миниван маменьки, на котором я сюда добрался, был втиснут на соседней улице. Я снял пиджак, расстегнул ворот неуютной синтетической рубашки, мечтая переодеться в привычные джинсы и застиранную футболку. Пошарил в кармане брюк в поиске ключей, споткнулся о камень и едва удержался на ногах, рискуя приложиться подбородком к нагретому за долгий весенний день асфальту. Выругался, поднял взгляд и увидел ее обувь.
Лакированные туфли на высоченном каблуке. Выше тонкие смуглые щиколотки. Строгое платье, расстегнутое ровно на пуговку ниже, чем принято на ортодоксальных сборищах, приятно облегающее небольшую грудь. Черные волосы, собранные в аккуратную прическу.
Она смотрела на меня с полуулыбкой на полноватых, изящно изогнутых губах, прислонившись задницей к бетонной ограде, сжимая меж пальцев сигарету. Не тонкую женскую сигарету, а обычную, с фильтром.
Я подошел к ней и спросил, над чем она смеется. Она ответила, что надо мной, и выпустила в сторону струйку дыма. Даже на каблуках она была заметно ниже меня, и я смотрел сверху вниз на ее ресницы и идеально ровный нос. Ей же дохрена лет. Никак не меньше двадцати пяти. А может и больше. А я даже не пьяный. Пора было сказать что-то, но я не знал, что.
– Ненавижу свадьбы. Будь моя воля, не пришел бы на свою собственную.
Она подняла бровь.
– Да, именно так. У нас в семье кого не вспомнишь – все разведенные. Два брата маменьки, сестра отца, даже бабушки и дедушки с обеих сторон. Думаю, это наследственное. Поэтому я решил, что никогда не женюсь. Покажу метафорический средний палец адвокатам по семейному праву. Потому что прочим представителям человечества от института брака нет никакой пользы.
Кого же напоминала мне ее улыбка? Сходу и не сказать. Странная такая, на пол-лица. То ли ухмылка Брюса Виллиса времен «Криминального чтива», то ли улыбка Мона Лизы.
– Я Карла, – сказала она.
– А я Энди.
К дьяволу Джея Коэна с его рыжими многоходовками. Я не собираюсь посылать пакет ложной информации в эти черные бархатные глаза. Хочу подбирать к ней только правильные пароли.
– Ты со стороны невесты?
– Не совсем. Долго объяснять.
Она затушила сигарету о бетонную кладку. Руки у нее были сильные, с крепкими пальцами и темным лаком на коротко обстриженных ногтях. Такими руками дают по морде или собирают автомат, но никак не красят ресницы. На безымянном пальце блеснуло кольцо.
– Ты замужем? – спросил я, удивляясь собственной наглости.
– Сколько тебе лет, мальчик?
– Двести девяносто девять.
– А выглядишь на пятнадцать.
– У нас в семейном склепе низкая влажность и правильная температура, поэтому я неплохо сохранился.
– Годный подкат, – сказала она, – тебе следует запомнить его и испробовать на девчонках. Кстати, у меня есть идея.
– Согласен, – сказал я на всякий случай.
– На что?
– Согласен заранее на любую из твоих идей.
Карла подошла со стороны пассажира к жемчужно-розовой спортивной Мазде с открытым верхом и бросила мне ключи. Я не поймал их на лету, пришлось позорно шарить под колесом. Неужели она собирается посадить меня за руль этой самопередвигающейся кучи бабла?
Игрушка взревела мартовской пантерой, едва я коснулся педали газа. Она держалась на дороге, как влитая, плавно покачиваясь на колдобинах, обнимая мою непривыкшую к роскоши задницу упругим сиденьем, обтянутым кожей жемчужно-серого оттенка.
– Почему ты посадила меня за руль? – спросил я на светофоре, перекрикивая шум ветра и классический рок, мягко урчащий из колонок
– Не люблю машины, – бросила Карла, – а машины не любят меня. Не судьба.
Она сняла туфли, зевнула, потянулась. Ногти на ее ногах были выкрашены в малиновый. Услышав деликатный гудок сзади, я вспомнил, что сижу за рулем дорогущей тачки, одетый в костюм и темные очки. Словно в первых минутах лихого фильма о дорожных приключениях парочки, которую ближе к финалу объявят в розыск в пятидесяти штатах.
– В конце улицы сверни налево, – сказала Карла, – там есть дорожка, ведущая на утес.
Глава 6
– Так сколько на самом деле? – спросила Карла, когда мы взбирались по склону, поросшему жухлой травой. По дороге она успела переобуться в кроссовки, и мне было непросто угнаться за ней в костюме и скользких ботинках для торжеств.
– Восемнадцать. Будет. В декабре.
– Чем ты в жизни занимаешься?
– Я бездельник.
– Вот так прямо и бездельник?
Черт, я не могу об этом рассказать. Неужели нельзя придумать за полсекунды крутую альтернативную биографию?
– У моего друга Джея свой бизнес, я помогаю ему. Сетевая безопасность и все такое.
– Вы хакеры?
– Не совсем. То есть, мы не делаем ничего противозаконного, ну во всяком случае…
Ее полуулыбка говорила мне: давай, парень, выкручивайся, рано или поздно ты выболтаешь все секреты.
– А можно сменить тему? – попросил я.
Она рассмеялась.
Солнце провалилось в уютную серость городка у нас за спиной, окрасив на память океан мягкими ванильными бликами. Поднявшийся ветер пригибал к земле высокую траву. По едва заметной тропинке меж пористых валунов мы вышли на утес, под которым урчали волны, печально ухали и взрывались обрывками белой пены, чтобы с новой силой продолжить штурм.
Лицо и руки сразу стали липкими от мелких соленых брызг. Здесь пахло нагретым за день песком, водорослями и ожиданием скорых и необратимых перемен. Я почувствовал спазм в горле, будто проснулись смутные воспоминания о событиях, никогда не происходивших со мной.
Карла подошла к самому краю и посмотрела вниз. Ветер развивал пряди ее черных волос, выбившихся из прически.
– Тебе нравится здесь?
– Не знаю. Не уверен.
Она кивнула.
– Хочешь уйти?