– Что случилось?
Он включил свет, подошёл ко мне, сел на кровать. Волосы растрёпаны, на щеке след от подушки, глаза тревожные.
– Кошмар, – выдохнула я. – Мне приснился кошмар.
– Уф, я перепугался! Ну ничего, – он гладил меня по голове, пока я бешено вращала глазами, – кошмар – это не страшно.
– Нет! Это как раз было очень страшно! От начала и до конца.
– И что же тебе приснилось? Ужасные ужастики? Монстры под кроватью?
– Нет, хуже! Мне приснилась она…
– Кто?
– Она вышла из зеркала и стала меня душить.
Артём нахмурился, погрузил пятерню в волосы, какое-то время ерошил их.
– Почему она стала тебя душить?
– Сказала, что я… Я ей мешаю.
Глава 5
– О, привет-привет, дорогая! – суетился вокруг меня кучерявый упитанный мужчина в расстёгнутой гавайской рубахе, держал меня за руки, трогал мои волосы. – Новая стрижка? Неплохо. Ладно, не буду врать – мне всегда нравились твои волосы, жаль, что отрезала. Ну, проходите, не стойте в дверях.
Он приобнял меня за плечо и повёл внутрь дома, крича на ходу раскатистым басом:
– Мэри! Мэри!
– Вы уже здесь? – выплыла из-за угла молодая красивая кхмерка. Её английский был хорош, лёгкий мелодичный акцент добавлял ему шарма.
– Знакомься, – развернулся к нам кучерявый. – Это Луиза. А это Артём.
Мэри улыбнулась нам широкой белозубой улыбкой, подсветившей её тёмные кошачьи глаза, и протянула ухоженную руку.
– Привет.
– Привет, – я пожала маленькую ладошку и тут же очутилась в её объятиях.
Ответно обняла её хрупкие плечи, ещё испытывая небольшое замешательство, в котором пребывала по пути к их дому. Отпустив меня, Мэри быстро обняла Артёма и повернулась к хозяину дома.
– Проводи их на веранду, Пан, – сказала она ему. – Салаты уже готовы, а я на кухню за бутылками.
– Пан? – ухмыльнулся Артём, потрепав своего друга по кучеряшкам. – Звучит!
– Что поделать, – развёл он руками, – это ей проще выговаривать, чем «Стёпа».
Степан был тем самым товарищем, поспособствовавшим нашему переезду сюда. Это он помог с документами, с жильём и с дорогой, и вот теперь Артём привёз меня к нему знакомиться. Ну как знакомиться? По рассказам Артёма, мы были знакомы ещё в Москве, иногда, не очень часто, выбирались вместе куда-нибудь на охоту или на рыбалку в общей компании. Я-то, конечно, его не помнила, а вот Степан меня, судя по всему, знал неплохо. Два года назад он по схожим с моими обстоятельствам перебрался в эту страну, успел ассимилироваться и обзавестись женой-кхмеркой.
Пока Мэри расставляла стаканы и разливала напитки, я разглядывала её исподтишка. Стройная, гибкая, ловкая, как маленькая подвижная обезьянка, она лучилась гостеприимством и дружелюбием. И счастьем. Ей удалось выйти замуж за белого богатея, о чём тут, по словам Артёма, и во сне, и наяву грезит каждая, и она прекрасно осознавала свою удачу.
– Ну! – встал Степан, многозначительно поднимая бокал. – За знакомство! И, кстати, не только за него. Буквально на днях Мэри сообщила мне одну очень радостную новость…
Он притянул жену к себе, чмокнул в макушку, потёр её маленькое плечо.
– Расскажем им, любимая?
– Расскажем, – зарделась она и гордо, и стеснительно одновременно.
– Ну, ты даёшь, брат! – полез к нему Артём, не дожидаясь озвучивания новостей.
Пока они все втроём на радостях обнимались и целовались, я сжимала свой бокал, чувствуя себя неуместной на чьём-то чужом празднике.
– Ну, даёшь! – повторил Артём, восхищённо качая головой и усаживаясь обратно на стул.
Всё ещё радостно улыбаясь, Степан повернулся ко мне.
– Вы давайте тоже не затягивайте с этим! Хочу, чтобы наши дети вместе играли у меня на заднем дворе. Рабочие уже копают бассейн и ставят карусели.
Я попыталась мило улыбнуться, но вышло скорее криво. Артём залпом выпил свой виски и откинулся на спинку стула.
– Не думаю, что мы куда-то торопимся, правда, милая? – взглянул он на меня с пониманием.
– А чем здесь ещё заниматься? – добродушно пробасил Степан, не дав мне сказать ни слова. – Впрочем, ладно. Поживите хотя бы полгодика и сами всё поймёте. Эта страна будто специально создана для того, чтобы иметь большую дружную семью, больше здесь заниматься особенно и нечем.
Артём прислонился своим виском к моему. И снова что-то в его движении, в его запахе показалось мне знакомым, но это чувство сразу исчезло. Неужели теперь всю жизнь у меня будет это противное, сбивающее с толку ощущение дежавю, от которого я впадаю в транс, будто по мне выстрелили дротиком с обездвиживающим препаратом?
Какое-то время мы пообсуждали проблемы воспитания детей в интернациональной семье, а также перспективы их обучения в Сиануквиле, затем разговор плавно перетёк в обсуждение русских эмигрантов и рода их занятий, из чего я сделала заключение, что наших соотечественников здесь действительно хватает. Выслушали несколько дельных советов относительно нашего будущего в этой стране. Артём сосредоточенно покивал, рассматривая предложение принять долевое участие в строительстве какого-то рыбного завода, я послушала рассказы об игорном бизнесе и перспективах его развития здесь. Обсудили несколько вариантов по недвижимости. Мэри всё время двигала ко мне поближе то одно, то другое блюдо, ласково улыбаясь, предлагала отведать её стряпню, и из вежливости я брала какие-то кусочки. Есть хотелось, но вместе с тем подташнивало.
Вся моя жизнь превратилась в какую-то сборную солянку из совершенно непривычных, неперевариваемых ингредиентов, и я никак не могла усвоить её. Заставляла себя проглатывать то, что в меня запихивали, но всё это тут же просилось обратно, отказываясь приживаться во мне. Я хотела домой. В Москву. В холод, в грязь и в неустроенность. Хотела, чтобы мне вернули меня прежнюю…
Артём раскачивал мир вокруг меня, подталкивая мой гамак. В молчании мы наблюдали за тёмным океаном с веранды, а мои мысли витали далеко-далеко.
Неужели я больше никогда не нагряну нежданно-негаданно к своей лучшей подруге с упаковкой пирожных? Неужели она, уплетая за обе щеки бисквиты, никогда больше не будет ругать меня за то, что я покушаюсь на её фигуру? Неужели мы никогда больше не соберёмся втроём в нашем любимом маленьком кафе и больше никогда, перебивая друг друга и самих себя, не будем делиться последними новостями? Не посплетничаем? Не посмеёмся? Не поплачем вместе?
Я больше никогда не увижу цены в рублях.
Не пройдусь по осеннему парку, собирая кленовые листья и вдыхая чистый, прозрачный октябрьский воздух.
Не встречу Новый год под ёлкой.
И снега не будет. Ни осеннего – робкого, стеснительно исчезающего с не успевшей остыть земли. Ни зимнего – вальяжного, скрипучего, пушистого, медлительного. Ни весеннего – рыхлого, серого, облезлого. Никакого.
Не буду печь блины на Масленицу и не пойду смотреть, как сжигают чучело.
Не буду вместе со всей страной отмечать День Победы и не увижу грандиозного салюта на Поклонной горе.