Screenplay 1. Игроманка

Screenplay 1. Игроманка
Лиза Даль

Такого ещё не делал никто, и она станет первой. Она знает, что жизнь – игра, но как и все не знает её правил, поэтому придумала свои собственные, гласящие, что делать можно всё, что хочется. Внешность, мозги и особенный талант находить подход к каждому – её козыри, человеческая глупость – её союзник, информация – её крылья. Она успешная мошенница и добилась многого, но, кажется, только для того, чтобы испытать чудовищное разочарование. Прах, пыль, пустота и пиксели. Теперь она охотится за красотой и однажды найдёт нечто настолько прекрасное, что отчаяние её мутирует в азартное безумство, и она решится на это. На похищение мировой звезды.

Обращение к читателю

Я хочу рассказать тебе о том, как пишут книги.

Писатель откапывает своё произведение из уймы возможных вариантов, как археолог откапывает кости динозавра, чтобы собрать из них цельный скелет. Вот череп – он конечно главный, ребро, ещё ребро, большой позвонок в серединку, маленький в кончик хвоста, эта кость вообще не от этого скелета, а эта, кажется, была когда-то в его ноге. Или в лапе… что там у динозавров, знает кто-нибудь?

Иногда писатели понятия не имеют, к чему приведут их искания в придуманных, но несомненно существующих где-то в других реальностях мирах. В этих случаях получаются особенно захватывающие произведения, потому что герои сами начинают формировать сюжет. Наперебой говорят разными голосами, совершают странные поступки, спорят, подсказывают и направляют, удивляют и пугают. Одним словом – оживают.

Мне хотелось написать немножко грустную, немножко весёлую, страшную и конечно очень красивую сказку о любви. Достаточно волшебную, чтобы принимать её за сказку, но основанную на строгих научных данных – я ведь всё-таки уже взрослая и в чародеев не верю, как ни стараюсь. Я была уверена в том, что даже в рамках привычного мира, где не существует ни драконов, ни оборотней, ни вампиров сказка может получиться достаточно волшебной, потому что о природе нашей реальности мне известно многое. То, что я знаю, меня одновременно пугает, восхищает, будоражит и вдохновляет.

Вот как всё начиналось. Однажды мне в голову пришла простенькая идея, и она показалась мне такой захватывающей, что я не могла её не реализовать. Стало интересно, как всё это будет происходить и чем закончится. Идея заключалась в следующем: влюблённая поклонница похищает своего кумира. Кумир её ни кто иной, как мировая звезда, голливудский актёр и режиссёр, а сама она… ну конечно же авантюристка и мошенница, серый кардинал в преступной организации. Для неё самый лучший способ получить желаемое это просто придти и взять, для неё своё это не обеспеченное надёжной охраной чужое. И неважно, что это – крупная строительная компания или живой человек.

До самого последнего момента я не представляла, чем всё закончится, просто наблюдала за своими героями и записывала за ними. Да, я узнала много нового и удивительного, но признаться честно, эмоционально я очень уставала, потому что герои мои совершенно непредсказуемы и то, что они порой вытворяли, заставляло меня вскакивать со своего кресла и метаться по комнате. Мне хотелось крикнуть им: хватит! Где конец? Прекратите делать это со мной! Мне сложно выносить все эти эмоции, сложно облекать ваши действия в буквы! Но они неумолимо шли вперёд, на ходу развешивая ружья по стенам. Оставалось только брести по их следу

по тропе, проторенной ими в толще мироздания, и гадать, куда же мы в итоге придём. И вот история была почти закончена, в конце тоннеля забрезжил свет, я подходила всё ближе и ближе

и ближе и ближе

и всё вроде заканчивается хорошо

Я не ожидала этого! Более того, у меня никогда не хватило бы на это фантазии! Я планировала совсем другое, но кто я такая чтобы что-то планировать. Когда я подошла к финалу вплотную, он дал оглушающий залп из всех развешанных орудий, а потом просто набросился на меня и сделал что-то, что разнесло мои мозги в клочья. Странно, что с развороченными извилинами я написала свою месячную норму за сутки, но я сделала это и отложила рукопись в сторону, не зная, как теперь мне к ней относиться. Я сама-то себе верю? И вообще – себе ли? Я перечитала написанное и увидела ответ. Всё уже существует, не нуждаясь в твоей вере и в твоём одобрении, существовало и будет существовать всегда. Ты не можешь придумать что-то новое, ибо всё уже создано. Выбор за тобой – во что ты хочешь верить?

Во что я хочу?..

Обстоятельства, породившие в моей голове этот финал, были настолько странными, даже мистическими, что я чувствовала такое же смятение, как если бы подошла однажды к зеркалу и увидела в нём совершенно другого человека. Да, сказочка, в которую я попала и в которую приглашаю тебя, на деле вышла несколько красивее и несколько страшнее нежели то, чем она казалась, заманивая издалека. И кстати, не забывай о том, что это сказка. Иногда (не часто – я знаю, как ты этого не любишь) я буду пытаться усыпить бдительность, заселяя твоё сознание какими-то неоспоримыми научными истинами, но не поддавайся на провокации, всегда помни – это всего лишь сказка. И как во всякой сказке в ней говорится просто о сложном. Иногда слишком просто о слишком сложном, но это единственно доступный способ перешифровать терабайты информации, чтобы создать интуитивно понятный интерфейс. Так, делая простые и лёгкие шажки, я и забрела в конечную точку сквозь дебри существующей реальности…

И поняла, что не смогу написать больше ни одного предложения, не смогу поставить даже запятой. Ибо

язык можно улучшать до бесконечности, но я не могла больше ворошить эту махину, потому что

как бы я ни старалась, как бы ни исхитрялась, я всё равно не смогу превратить его в тот язык, на котором мне хотелось бы говорить, потому что язык, на котором я думаю, не совсем человеческий. Можно бесконечно долго заковывать текст в гранит вечности, чтобы он сохранился на века. При должной сноровке его можно превратить в некое подобие “Цитадели”, но я не хотела этого. Я хотела оставить его вот таким – живым, несовершенным, но стремящимся к совершенству, с большими и маленькими ошибками. К тому же, для меня эта история итак прекрасна, а тебя, может быть, вообще нет, хе-хе. Ладно, ты есть. Но кто ты? Подумаешь об этом после, подумаешь обязательно, я обещаю тебе.

Ну что, детишки, готовы? Тогда облачайтесь в эту неизвестно кем, неизвестно где и самое главное – неизвестно зачем оставленную шкуру. Нет-нет, не спешите, проверьте, чтоб села хорошо, нигде не жала и не тянула, ведь это будет долгий путь. Всё? Поехали.

Однажды в тёмной тёмной комнате…

Глава 1

Каким человеком нужно быть, как нужно прожить жизнь, чтобы тебя провожали миллионы?

Чтобы телевидение, радио и Интернет взорвались однажды утром чудовищной новостью, заставившей плакать весь мир. Чтобы перед воротами твоего дома лежали горы траурных букетов, а люди всё шли и шли и несли всё новые цветы. Чтобы кружащий над этим домом вертолёт запечатлевал затор из скорбящих на подъездной дорожке, а другой вертолёт – толпу на Аллее славы, горящие свечи и завалы из цветов вокруг золотой звезды.

Возле Стейплс-центра притормаживали чёрные лимузины, высаживали приглашённых на мемориальный концерт политиков и звёзд шоу-бизнеса, многие из которых, невзирая на пасмурный день, были в тёмных очках. Кружащие вертолёты транслировали в прямой эфир подробности прощальной церемонии. С высоты птичьего полёта площадь, наполненная одетыми во всё тёмное скорбящими, казалась чёрным беспокойным морем, прилегающие улицы – вливающимися в него траурными реками. С цветами, с самодельными плакатами, с фотографиями в руках, они, потерявшие своего кумира, шли проститься с ним навсегда. В одних только США церемонию транслировали пятнадцать телеканалов, все крупные кинотеатры и бесчисленное множество интернет-ресурсов. К американским посольствам по всему миру стекались тысячи поклонников, несли букеты, повязывали на ограждения траурные ленты, понуро стояли в сторонке или, не стесняясь своих слёз, рыдали на виду у всего мира.

Из эпицентров людского горя камеры выхватывали скорбные сменяющиеся диалоги. Папарацци снимали припухшие лица, брали у заикающихся от слёз поклонников интервью. Некоторые журналисты, возможно, те, которым довелось общаться с навсегда ушедшей звездой лично, разделяли чувство утраты и не задавались вопросом о причинах настолько искренней скорби. Те, для кого он был яркой, но всего лишь примелькавшейся картинкой на экране, пытались понять эти причины. С лёгкой тенью недоумения, просачивающейся сквозь траурную маску, они подносили микрофоны к их искривлённым губам.

– Расскажите, кем Рональд Шелтон был лично для вас?

Отёкшие веки дрожали, голоса срывались, но они отвечали:

– Он научил меня мечтать…

– Это так больно понимать, что мы не увидим больше ни одного его фильма, ни одного интервью. Я всегда так ждала… А теперь больше нечего ждать.

– Я принесла с собой плакат, и вот тут его автограф. Видите? Я уже шесть лет его храню, моя самая дорогая вещь. Мой талисман. Была премьера фильма, и он три часа с нами общался, давал автографы, отвечал на вопросы, пока совсем не замёрз…

– Ну… понимаете, однажды я посмотрел это интервью, не знаю, видели вы, он там ещё со сломанной ногой. Помните? Да, классное интервью. Ну вот, он говорил, что не нужно ничего бояться. Смеялся, что сломанные ноги – это ерунда по сравнению с тем, что даёт свобода от страхов. И тогда я решил…

– Вы помните его глаза? Эти невероятные глаза, я не могу поверить, что они закрылись навсегда, как будто солнце погасло…

– Он изменил мой взгляд на мир. Он ведь всегда говорил: «Выбери цель и иди к ней. Ты здесь для этого…»

– Мой брат очень любил его фильмы. Говорил, что нет чувака круче, делал причёски как у него, говорил как он, отрабатывал перед зеркалом его жесты, чтоб потом клеить девчонок. Когда брат умер, я целый месяц просидела в своей комнате, наедине с его фильмами. Казалось, что брат рядом и тоже смотрит их, и мне было легче. Так и пережила. И вот теперь… простите… теперь мы и его хороним…

– Говорят, что человек жив, пока жива память о нём. Рональд Шелтон не может умереть, он будет жить всегда. В наших душах и наших сердцах.

Дикторы новостных передач по всему миру произносили одно и то же имя снова и снова. Говорили только о нём, будто не существовало ничего другого, но уже в прошедшем времени.

Сделал. Подарил. Запомнился.

Каким человеком нужно быть, чтобы тебя провожала целая планета? И каким человеком нужно быть, чтобы покуситься на жизнь того, кто принадлежит всем?

Глава 2

Я помню свои похороны.

Апрель 2011

Помню, как стояла рядом, пока скрипучие верёвки опускали мой гроб в вырытую яму. А там воды по колено – дождь с самого утра. Небо по ней плачет, говорили они. Опустился гроб, мутная могильная вода, конечно, сразу проникла сквозь щели, и все думали – лучше бы в сухую, нехорошо так. Может, кто-то вспомнил, как не любила усопшая купаться в холодной воде, поёжился вместо неё. Может, это была и я сама…

Меня хоронили в закрытом гробу. Дешёвый, обитый бордовой тканью с неровными рюшами. Вышитый из люрекса или чего-то подобного золотой крест на крышке. Две табуретки, еловые ветки под ногами, безвкусный венок с пластиковыми ядовито-розовыми цветами. Моя обрамлённая в чёрную рамку фотография в руках у какой-то старушки. Гнилой, покосившийся забор, голые корявые ветки садовых деревьев, за которыми уже давно никто не ухаживает. Свинцовое, набрякшее от непролившегося дождя небо. Стая грачей, такая шумная, что их хриплое визгливое карканье слышно даже сквозь толстое стекло. Слышны нетерпеливые вздохи соседских мужиков, пришедших на мои похороны, естественно, только поминок ради. Слышны тихие причитания незнакомых мне или давно забытых мной женщин. Слышны весёлые крики не к месту разыгравшихся детей, за которыми бегает, прихрамывая, толстая ворчливая старуха. Почему я всё это слышу, у него ведь бронированный?.. А, он курит, опустил стекло. Долго смотрю на большие ухоженные пальцы, сжимающие сигарету, наконец решаюсь:

– Дай мне тоже.

– А по зубам тебе не настучать? – выпускает длинную струю дыма у водителя над головой. Тот обмахивается рукой:

– Антон Львович, ведь окно открыл…

– Выйди, подыши.

– Да ладно уж.

Антон раздражённо морщится:

– Выйди, сказал.