Screenplay 1. Игроманка

У меня много имён, но близкие мне люди вот уже несколько лет называют меня Лизой. Возраст в моих документах тоже различается, но тот паспорт, которым я пользуюсь в обычной мирской жизни, сообщает интересующимся, что мне двадцать девять. Я не обладаю какой-то особенной роковой внешностью, но довольно часто мне говорят, что я красива. И да, я – мошенница. Авантюристка. Когда журналисты назвали меня так впервые, я преисполнилась гордостью и самодовольством. И пусть это была всего лишь небольшая статья в местной газетёнке, чувствовала я себя так, будто мне вручили заслуженную награду. Размахивая газетным листом, как «Оскаром», я отвешивала поклоны воображаемой публике и обещала ей продолжать в том же духе и превзойти саму себя. Какой потрясающе лестный комплимент моим умственным способностям – мошенница! Впоследствии заметок обо мне становилось всё больше, истории о моих проделках пробрались и на телевидение. Незадачливым Большим Боссам сообщали об опасной мошеннице и предупреждали тщательнее следить за своей собственностью. А я, что я? Конечно, я уважаю чужую собственность, просто хочу, чтобы она принадлежала мне, чтобы уважать её ещё больше.

Мне бы хотелось сказать, что я представляю собой нечто вроде современного Робин Гуда, ворую у богатых и раздаю бедным, но нет. Я его более упрощённая версия. Просто ворую у богатых, опция «раздавать бедным» в моём функционале отсутствует, поэтому мне приходится заниматься благотворительностью через посредников. Ведь своими честно украденными деньгами я делюсь не столько с мусорами, сколько с чиновниками, депутатами и прочими, свято веря, что потом они раздают эти деньги нуждающимся или строят на них что-нибудь полезное. Детские площадки, например, школы или дороги. Если этого не происходит, претензии не ко мне, не я их придумала и не я поставила их у власти, чтобы дать им возможность заботиться о народе.

Врут все, но мне верят безоговорочно, потому что я делаю это настолько искусно, что и сама порой начинаю верить в то, что несу. Я виртуоз обмана и очень хорошо разбираюсь в людях, умею находить подход к каждому, буквально с первого взгляда определяя сильные стороны и болевые точки. Я вижу личность насквозь, вижу её с содранной кожей и оголёнными нервными окончаниями. Умение распознавать типы людей и действовать в соответствии с ними для меня жизненно важно. Также я прекрасно владею своими эмоциями, мимикой, жестами и тембром голоса – могу под столом воткнуть себе вилку в бедро и продолжить жизнерадостно болтать – это никак не помешает мне и даже темпа не снизит. Я всегда могу произвести нужное мне впечатление. Все видят меня такой, какой я хочу, чтобы меня видели. Моя сцена – сама жизнь, весь мир, и актриса я превосходная – это подтверждают мои гонорары.

Часто бывает так, что я повторно ворую уже украденное когда-то. Наверное, так я одним преступлением отменяю действие другого – минус на минус. Особенно законопослушные граждане наверняка скажут, что наоборот – я возвожу преступление в степень, но тем самым лишь подкинут угля в топку моего самодовольства. Можете ругать мои плохие манеры, я не обижусь – они действительно оставляют желать лучшего. Иногда, сидя на веранде роскошного отеля с бокалом шампанского за пятьсот долларов, я и сама ужасно переживаю, что дурно воспитана.

Когда-то Антон, глядя в мои ещё наивные глаза, сказал, что нет абсолютно честных людей, а есть лишь те, у которых нет возможности украсть. В тот момент я почувствовала, что мне кинули вызов. Учитывая то обстоятельство, что меня всю жизнь остервенело пичкали красными таблетками, постепенно раскрывая мои глаза на реальный мир и даже не предлагая синих в качестве альтернативы, очередную красную таблетку, скормленную мне Антоном, я глотала уже с чувством обречённой необходимости. Когда-то я была чиста и невинна, как сама Беатриче, но времена меняются, неизменным остаётся лишь одно – выживает сильнейший (или умнейший), а в нашем беспокойном мире эволюционировать приходится со скоростью мутации вирусов.

Было время, когда я работала на обычной работе, точнее, пыталась работать. Это длилось недолго, и я не люблю об этом вспоминать. Иногда меня увольняли. За непослушание – да, в этом мне нет равных, но чаще я уходила сама. В обоих случаях причины были одинаковыми. Мужская часть коллектива мне проходу не давала, а женская начинала меня за это ненавидеть. Для прекрасной половины коллег я всегда была как бельмо на глазу, и они выживали меня как могли. Напрасно я пыталась быть милой, напрасно старалась подружиться – всё неминуемо заканчивалось тем, что напряжённая обстановка вынуждала меня менять место. Коллектив – это ещё полбеды, основная вина, конечно, лежала на начальниках. Они подкатывали и так и эдак, отвлекая меня от моих прямых обязанностей, а не смирившись с отказом, делали мою жизнь невыносимой. В то время я жила в мире, где каждый день превращался в борьбу и становился подтверждением знаменитому высказыванию Шамфора, согласно которому человеку следует каждое утро проглатывать по живой жабе, чтобы быть уверенным, что на протяжении предстоящего дня ему не придётся столкнуться с чем бы то ни было более омерзительным.

Устав от офисных нравов, я кардинально сменила сферу деятельности, пристроив себя в игорный бизнес. Постоянные нервы и стресс из-за колоссальной ответственности мало сочетаюся с амурными глупостями, и здесь ко мне никто не приставал. Я вполне успешно строила карьеру, пока в один прекрасный день власть имеющим не пришло в голову запретить игорный бизнес, после чего я случайно, но довольно органично вписалась в шайку бандитов.

Сначала мне рассказывали, чем плох тот или иной человек и за какие именно свои злодеяния он должен ответить. Сейчас я осознаю, что это напоминало подсаживание на иглу. «Только попробуй, с одного раза ничего ведь не будет, никакой зависимости. Да и со второго тоже вряд ли». Но обязательно наступает момент, когда уже не можешь жить без этих наркотиков. Азарт. Страсть. Сладкое возбуждение от процесса психологической борьбы на пути к победе. Чувство глубокого самоудовлетворения в случае выигрыша, гордость за результат и чувство превосходства над жертвой. И вот уже тихонько скребёшься в дверь к дилеру, потупив взгляд, спрашиваешь: «А не найдётся ли для меня ещё?»

Не один Антон приложил руку к окончательному формированию моей личности и не он сделал меня такой, какой я являюсь сейчас. Нельзя винить его за это. Наверное, он даже спас меня, подарил новую жизнь, явившись неожиданно в тот момент, когда мир вокруг меня снова рухнул, придавил к земле обломками, окончательно уничтожив то, что я ещё пыталась в себе сохранить вопреки всему. Веру в человеческую добродетель.

Да, вы всё правильно поняли – сейчас перед вами очередная прозревшая. Очередная жертва и великомученица, которая, как и все, считает, что страдания, выпавшие на её долю, величайшие из возможных. Не хочу утомлять перечнем предательств, обманов, не хочу подсчитывать количество воткнутых в спину ножей. Не все фениксы любят трепаться о своём прошлом. Все мы знаем эти истории, и всем они уже надоели до зубовного скрежета, поэтому давайте просто представим, что мы опоздали к третьему звонку, строгие администраторы не допустили нас в зрительный зал, и мы не увидели первый акт этой душераздирающей пьесы, где главная героиня, пройдя через невыносимые терзания, окончательно теряет веру в человечество, заломив руки, падает на сцену и умоляет Господа остановить ей сердце.

Но вот антракт закончен, и мы можем посмотреть, что же будет происходить с ней во втором акте. А для этого приглашаю перенестись… ну, например, в

Глава 4

20 сентября 2013г

– Здравствуйте. У меня на одиннадцать назначено собеседование с Захаром Андреевичем.

Худенькая секретарша посмотрела на меня несколько затравленно, с немного глуповатым видом. Так застенчивый человек смотрит в объектив фотоаппарата.

– Присаживайтесь. Вас пригласят, – пробормотала она, сверившись с какими-то своими записями.

Не было понятно, раздражена она или напряжена, но роль холодной, самоуверенной секретарши плохо давалась ей. Возможно, её смутила я – безупречная, как всегда. Красивые и уверенные в себе женщины пробуждают в таких, как она, нехорошее чувство, ещё не ненависть, но уже что-то большее, чем просто зависть.

Я присела на кожаный диван в залитой светом, идеально чистой приёмной. Взглянула на часы, висящие на стене напротив, – я пришла за две минуты до назначенного времени. Пунктуальность в моём деле – основа основ, но мне предложили подождать, ведь, как известно, Большие Боссы всегда очень заняты решением проблем мирового масштаба и ни один из них ещё никогда не провёл собеседование вовремя.

Шли минуты. От скуки я придирчиво разглядела маникюр, удовлетворённо оставила попытки найти в нём несовершенства, отказалась от предложенного кофе, посмотрела в окно. Питерское бабье лето манило золотыми лучами солнца и нежным умиранием желтеющей листвы. Откуда-то из глубины здания раздавался далёкий гул пылесоса. Я пролистала своё безукоризненное резюме, в этот раз составленное с особенно тщательной подготовкой и вниманием к деталям. Немного поиграла с секретаршей в гляделки. Выиграла. Наконец селектор сжалился надо мной и ожил, сообщив, что босс освободился. Втянув живот и вызывающе расправив сутулые плечи, секретарша с явным облегчением проводила меня до лифта. Она и не подозревает, что, как и все остальные в этом офисном здании, очень скоро будет меня просто обожать. Створки лифта разъехались в стороны, я медлила.

– Ваши духи… – сказала я, полуобернувшись, с тем таинственным видом, который лучше всего подошёл бы даме за мемуарами.

– Мои духи? – смутилась секретарша.

Скользнув взглядом по её бейджу, я подняла на неё полные светлой печали глаза.

– Они напомнили мне один вечер в Париже… Ладно, простите, не берите в голову.

Заходя в лифт, я улыбнулась ей и хитро подмигнула:

– Это очень опасные духи, Алла. Приберегите их для особого случая.

Разрумянившись, секретарша нажала нужную кнопку, и створки закрыли её смущённое, но довольное лицо. Тактику и стратегию мне подсказала обложка книги на её столе, с этого момента я буду постепенно превращаться в её кумира.

Одну стенку в кабине закрывало зеркало, и я в который раз с интересом изучила смотревшую из него кареглазую блондинку лет двадцати пяти в костюме цвета слоновой кости и аккуратно уложенными волосами. Деловой макияж, неброские аксессуары, бежевые туфли-лодочки. Три маленькие родинки на левой щеке образовывали идеальный треугольник. Мозгом я понимала, что это я, но глаза говорили мне обратное. Как бы там ни было, мне определённо нравилась компания этой приятной девушки в зеркале. Люблю красивых людей.

Подняться нужно было всего на три этажа, лифт остановился, створки разъехались как раз напротив входа в кабинет Большого Босса. Табличка на двери гласила: «Солодов Захар Андреевич. Генеральный директор». Властелином этого шикарного особняка оказался мужчина средних лет, с едва заметным тиком лица и седеющими висками. Фотография, переданная мне нашим информатором, в точности отражала его внешность. Он сидел за массивным письменным столом, на краю которого опасно зависла стопка документов, и сосредоточенно перелистывал бумаги.

– Присаживайтесь, – он сделал неопределённый жест в мою сторону, давая понять, что у него нет времени на неуместные расшаркивания.

Итак, он точно не визуал, иначе смотрел бы сейчас на меня во все глаза. Скорее всего, аудиал, но, возможно, и кинестетик. Я подошла ближе и села напротив в кресло для посетителей. Отсюда мне стали хорошо видны умные серые глаза за блестящими стёклами очков, кустистые смоляные брови и плотно сжатые губы, движения его были быстры и уверенны, документы он просматривал мельком, ставя размашистую подпись в конце каждой страницы. На вид лет 45, всё ещё довольно подтянут, но наметившееся брюшко выдавало любителя плотских удовольствий. На правой руке обручальное кольцо, на столе и на подоконнике за ним целая выставка семейных фотографий в рамках – он, ещё молодой, с рыжеволосой женщиной, ребёнок-мальчик, вся счастливая семья во время каких-то путешествий, домашние праздники, торты со свечками, шарики. Некоторые фотографии были довольно старыми, но рамки, оберегавшие память, выглядели новыми и были со вкусом подобраны под интерьер кабинета.

– Слушаю вас, – Захар Андреевич просканировал меня быстрым колючим взглядом поверх очков и вернулся к бумагам.

Солодов выдал себя с головой. Я была почти уверена, что передо мной сидит яркий представитель армии аудиалов. Он и не подумал о том, чтобы пожать мне руку, а для кинестетиков это немыслимо – они не упустят возможности дотронуться до собеседника, чтобы лучше его понять. Аудиалы же познают мир через слух, в разговоре часто оперируют словами, выражающими звуковое восприятие. Чтобы он признал меня «за своего», я должна сделать вид, что из его племени, должна разговаривать с ним на его языке и использовать те же слова. И должна очень хорошо следить за тембром своего голоса.

– Я, пожалуй, подожду, пока вы закончите, – сказала я мягко, но решительно. – Честно говоря, монологам я предпочитаю диалоги.

Он снова посмотрел на меня, теперь уже более внимательно, кивнул и зашелестел документами. Ещё несколько минут мы просидели в тишине. Вытянув шею, я тайком изучила подпись Солодова. Подпись длинная с нажимом, строгие буквы без наклона с прямым горизонтальным росчерком в конце и огромными угловатыми инициалами в начале. Уважает честность и прямоту, лесть презирает. Рассудительный, обстоятельный, резкий и раздражительный, упрямый, довольно скрытный, уверенный в себе и требовательный к окружающим человек. Всем начальникам начальник. Охо-хо…

Я осмотрела кабинет. У стены огромный диван с таким количеством подушек на нём, что ими можно было бы нафаршировать чучело слона. Сервировочный столик с чайным сервизом в мелкий цветочек. Захар Андреевич, привыкший к семейному уюту, стремился и в своём кабинете воссоздать домашнюю обстановку. Опытный наблюдатель Елизавета никогда не упустит ни одной важной детали. На то они и детали, чтобы быть важными, незначительных среди них нет.

Строгий руководитель, примерный семьянин – это было пропечатано у него на лбу суровым традиционным Times New Roman. Не о таком ли начальнике я мечтала в прежней своей жизни, когда мне доставались одни ублюдки, в мозгах у которых, кажется, была одна лишь извилина – уложить меня на свой письменный стол? Но это тогда, сегодняшняя я заставляю всех играть по моим правилам. Как бы мне вынудить этого бровастого зануду сплясать под мою дудку? Мне ведь нужно доказать Антону, что меня бесполезно в чем-то ограничивать. Он специально подобрал настолько трудный объект, объясняя это тем, что мне нужно развивать свои навыки, а не решать задачи одним лишь соблазнением. Пусть объясняет чем хочет, меня не провести. Да, эта партия отнимет у меня больше времени, чем обычно, но ради победы в ней я готова пожертвовать своими принципами.

Я не отношу себя к любителям долгих игр, которые делают ход и погружаются в раздумья, размышляют уже над следующим. А противник тоже не спешит, ходит кругами, приглядывается, обнюхивает, продумывает ответный ход. Ритуалы, танцы с саблями могут растянуться на годы. Мне на ритуалы плевать, я предпочитаю быстрые партии. Раз, два! Ты или в дамках, или в заднице. Игра окончена, следующий! Не люблю ни к кому привязываться, даже к противникам. Дело такое – привяжешься к нему, рискуешь зауважать, проникнешься интересом к самой игре, и тут уже не победа главное, а изящность стратегии. Начинается это самолюбование, соблюдение канонов. А результат? Профит? Да ну его к чертям собачьим! Ведь красиво же! У меня свои понятия о красоте. Для меня красиво – это быстро. Вихрь, ураган. Некогда раздумывать, да и зачем? Можно ведь действовать! Благо игральных досок хватает. Но в этот раз…

– С тех пор как Марина ушла в декрет, я совсем зашиваюсь, – недовольно крякнул Захар Андреевич, отвлекая меня от моих мыслей.

– Ваша прежняя помощница? – предположила я.

– Ну да. Ей нелегко найти замену.

– Говорят, такими вещами стоит заниматься заранее.

Он метнул в меня взгляд, способный пронзить насквозь и выйти между лопаток ещё сантиметров на десять, но я, привычная ко всему, выдержала его с кроткой доброжелательной улыбкой.

– Ваша правда, – он наконец отодвинул бумаги, снял очки и потёр глаза. – Марина не собиралась оставлять работу, но беременность протекала сложно, а когда стало известно, что у неё двойня, сказала, что будет сидеть с детьми сама. После неё у меня уже были две помощницы. И что?

– Что? – я участливо вскинула брови.

– Обе оказались безмозглыми курицами!

Солодов досадливо скривился, а я рассудительно заметила:

– Нелегко найти действительно компетентного сотрудника, – и поспешила протянуть ему резюме: – Добровольская Валерия Михайловна.

– Захар Андреевич, – буркнул он, перехватывая папку.

Какое-то время он молча листал резюме, я наблюдала, как постепенно проясняется его угрюмое лицо, Захар Андреевич одобрительно качал головой и бубнил себе что-то под нос. Наконец, он захлопнул папку и взял со стола пачку сигарет, встряхнул, выудил губами одну и потянулся за пепельницей.

– Проклятая работа. С ней никогда не бросишь курить. А мне курить нельзя – у меня астма.