Женщина выглядела гораздо лучше. Видимо, лихорадка прошла. Павел Петрович только теперь разглядел ее хоро- шенько: на Ольге было синее шерстяное платье, прекрасно облегавшее стройную фигуру, седые волнистые волосы взбиты в аккуратную прическу, веселые молодые глаза были окружены лучиками морщин, но это не старило ее, а делало еще милее.
– Здравствуйте, – сказал Градов и протянул ей пакет с медом и пирожками.
– Вы меня балуете! – воскликнула Ольга, заглянув в пакет. – Проходите, пожалуйста. С такими гостинцами надо обязательно пить чай.
Градов замешкался на пороге, не решаясь войти. Вдруг из комнаты в прихожую вышел высокий статный мужчина в костюме, совершенно седой, на вид лет на пять постарше Градова. Он подошел к Ольге и обнял ее сзади за плечи.
– Олюшка, у тебя гость? – спросил он, внимательно посмотрев на Градова.
У Павла Петровича подкосились колени.
– Извините, мне некогда, – прохрипел он и рванул по лестнице вниз.
Вернувшись на автовокзал, Градов снова взял билет домой. До следующего рейса было сорок минут. Он зашел в привокзальное кафе и заказал сто грамм коньяка. Сначала хотел выпить, но потом отодвинул рюмку от себя и решил взять себя в руки и не раскисать.
«Еще не хватало в шестьдесят пять лет начать пить, – отчаянно размышлял он. – Я и в молодые годы не увлекался алкоголем, а теперь – это просто смешно. Вот, верное слово, которое мне подходит – «смешно». Я смешон. Влюбился, размечтался, дал затянуть себя в сети. Дурак! Хорошо, что все вовремя разрешилось. Но, зачем она так ласково говорила со мной, если у нее есть мужчина. Зачем? Зачем? Как
будто ты не знаешь женщин. Им лишь бы морочить голову мужикам. И не стыдно, ведь тоже не молодая. Ну, теперь все! Это был хороший урок для меня. Больше я ни на какие уловки не попадусь. Всегда знал, что в шестьдесят любви не бывает. Мне такие встряски ни к чему. К черту любовь! Я слишком стар для таких игр. Домой, домой! Скорее бы пришел автобус».
Павел Петрович вышел из кафе и направился на свою остановку. Автобус уже стоял, но дверь была закрыта, водителя не было. Градов ждал, нервно стуча носком сапога по асфальту.
– Вы тоже уезжаете? – вдруг услышал он за спиной и повернулся.
Тот самый мужчина, который только что был у Ольги в квартире, стоял с сумкой в руках.
– Да, знаете ли, пора домой, – холодно ответил Градов.
Мужчина пристально смотрел на Павла Петровича.
В его улыбающихся глазах было что-то знакомое.
– Я вот тоже решил: проведал сестру и ладно. Слава Богу, болезнь миновала, чувствует себя лучше. А мне завтра на работу. Надо ехать.
Градов почувствовал, как краска бросилась ему в лицо, видимо, подскочило давление. Он едва выдавил из себя:
– Так Вы брат Ольги?
Мужчина засмеялся, видя какое впечатление произвело это известие на Градова: – А Вы что подумали? – спросил он.
Но Павел Петрович не слышал. Он уже пересекал вокзальную площадь в направлении Ольгиного дома.
Чужая любовь
Мелодичный сигнал будильника потревожил сонную тишину пасмурного зимнего утра. Он звучал деликатно, за стеной спал ребенок, но повторялся настойчиво и с каждым разом все громче.
Аля резко приподнялась, высунула руку из-под одеяла и нажала на отбой. Потом снова упала на подушку и еще несколько минут лежала с закрытыми глазами, уговаривая себя подняться.
«Пять часов. Боже, какая рань! Кто придумал устраи- вать семинар в девять утра. Почему организаторы никогда не думают об иногородних. Сами-то в центре живут. Им не надо вставать практически ночью и трястись на приго- родном поезде три часа. Ну, какой из меня докладчик после такого утра!»
Алевтина перевернулась на другой бок и накрылась одеялом с головой.
«Может, позвонить, что заболела? Нет, поздно. Вчера нужно было предупреждать. Некоторые коллеги еще дальше живут. А ведь, есть люди, кто специально на мое выступление едет. Приятно, конечно. Ладно, хватит ныть! Надо просыпаться».
Алевтина открыла глаза. В комнате было темно, как в чулане. Женщина села на кровати, спустив ноги на пол, нащупала мягкие пушистые тапочки – подарок мужа. Затем потянула на себя длинный махровый халат, сиротливо зацепившийся за спинку стула в ожидании, когда сможет обнять теплое, разомлевшее ото сна женское тело.
Оглянувшись на другую половину широкой семейной кровати, Аля увидела, что мужа рядом нет. «В туалете что ли?» – подумала она, и пошлепала на кухню выпить стакан теплой воды за полчаса до завтрака.
Миша в трусах и цветном Алином фартуке жарил яичницу с беконом. Он весело обернулся на жену:
– Доброе утро, Аленький! Вот, завтрак тебе готовлю. Ты же опять весь день на бутербродах будешь. Поешь хоть утром горячего.
– Мишка, ты человек! Алевтина поцеловала мужа в щеку, которую он с готовностью подставил. – Тебе же только к девяти на работу. Мог бы еще спать и спать, – Аля налила стакан воды и поставила в микроволновку.
– Все равно скоро Стасика поднимать в школу. А ты долго сегодня пробудешь? Во сколько тебя ждать? – Миша выложил яичницу на тарелку, прикрыл сверху, чтобы не остыла, и стал варить кофе.
Муж Алевтины был жаворонок. Ему ничего не стоило подорваться ни свет, ни заря. Не то, что Але. У нее никогда не получалось лечь рано, сколько себя не дрессировала. Ну и отсюда все вытекающие: недосып, головная боль, раздражение по утрам на всех и вся.
– Я не знаю! По программе семинар до восемнадцати часов, но что им в голову взбредет, одному Богу известно. Могут и задержать, если в регламент не уложимся. Если что, у Стасика завтра контрольная по математике. Позанимайся с ним, пожалуйста.
– Не волнуйся, Аленький, я все помню. Ты сама лучше последи за собой. Выступишь и сиди – отдыхай. Не втягивайся в дебаты. Где можно – незаметно книжку почитай. Я всегда на больших сборищах так делаю. Ты же знаешь, тебя учить, только портить. Ну, иди в ванную. Кофе уже готов.
Алевтина включила контрастный душ, сразу стало легче. Немного пошумела феном, боясь разбудить Стасика. Хотя сон у сына молодой, здоровый. Утром пушкой не разбудишь.
Аля нарисовала глаза и губы на бледном, как чистый лист лице, пообещав себе лечь сегодня пораньше, чтобы, наконец, выспаться и стать похожей на человека.
***
Алевтина вошла в полупустой вагон пригородного поезда и выбрала место у окна. Вообще-то она любила ездить. В поездке можно было дать волю разным мыслям – идеям, которые зародышами торчали в ее голове и просили развития. В течение рабочего дня до этих недоразвитых дело не доходило. И вот теперь, они, чувствовали, что хозяйка про них вспомнила, толпились в ее голове, оспаривая первенство. Алевтина распределила очередь между ними, вытащила блокнот и ручку и собралась поработать.
В полутемный вагон вошел мужчина. Быстро повернулся к Алевтине спиной и сел на одно из первых кресел в начале вагона. Аля не успела хорошенько разглядеть его, но сердце ее встрепенулось, как испуганная птица, и захлопало крыльями так, что перехватило дыхание. Несколько минут она сдерживала себя. Но потом резко встала и направилась к выходу в тамбур. Проходя мимо незнакомца, Алевтина повернулась и посмотрела на него. Она обозналась. Это был не Стас. Аля вышла в тамбур, немного перевела дыхание и вернулась на свое место.
Большая женщина, сидящая напротив Али, в пуховике и облегающей голову шапочке, заканчивающейся наверху втулкой, на манер шлема, который носили дружинники князя в Киевской Руси, укоризненно сказала ей:
– Что же Вы сумку оставляете. Своровать могут.
– Спасибо, что Вы присмотрели за ней, – учтиво ответила Аля, села и уставилась в темное окно.
На улице опять начался дождь. «Вот тебе и зима! Все с ног на голову. Даже в природе», – подумала женщина.
По стеклу заструились водяные потоки, захлестнувшие сегодняшний день с его суетой и планами на будущее. Прошлое снова цепко схватило Алевтину в свои холодные объятья.
***
Аля любила Стаса. А Стас любил Карину. Стасу и Карине было по семнадцать лет. Альке – тринадцать. Стас – Алькин герой, идеал настоящего мужчины. Она не могла прожить дня, чтобы не увидеть его. Стас и Алька жили в одном доме. Он на третьем, а она на четвертом этаже. Карина, девушка Стаса, – в доме напротив. Алька наблю- дала из своего окна, прячась за шторой, как ее любимый выходил на балкон и подолгу стоял с телефоном в руках, ожидая, когда Карина позвонит или выйдет из подъезда соседнего дома. Потом нырял в квартиру. Было слышно, как он захлопывал дверь, и как вихрь несся по лестницам вниз. Через минуту парень уже догонял свою подружку на улице. Она отдавала ему рюкзак. Стас вешал его на плечо, свой нес за спиной. Так они шли в школу, взявшись за руки, что-то оживленно обсуждая.
Если высунуться из окна, то видна вся дорога до самого поворота в школьный двор. Поэтому, уже не боясь, что парочка заметит ее, Алька торчала на подоконнике до тех пор, пока они не скроются из вида. Она злилась на Карину и восхищалась выдержкой Стаса. Карина была очень капризной и закатывала скандалы прямо на улице. Она жестикулировала руками, смеялась или плакала, по ситуации, подпрыгивала и порывисто обнимала Стаса, или топала ногами и что-то кричала, стуча кулаком по его груди. Парень терпеливо ждал, молча слушал, глядя на нее своими прекрасными умными глазами. Потом обнимал за плечи, целовал в щеку. Каринкина спесь постепенно сдувалась, и они шли дальше.
Стас боготворил Карину! Обращался с ней, как с ребенком. На самом деле, ребенком была Аля, и она боготворила Стаса. Но он не замечал этого, относился к ней, как к подружке и называл старухой. Она прощала ему все, а Каринку ненавидела.