Кровавая алхимия: тайна Золотого города

– Два брата, – пробормотал я одними губами. Когда я видел эту женщину в последний раз, она говорила, что лишь два брата, делящие одну жизнь, смогут остановить поганое проклятие. Руслан часто вспоминал ее слова. По большей части, мы придумали уловку с единой личность именно чтобы угодить Самире. Оправдание, будто нам когда-то понадобится возродиться из пепла, чтобы одурачить людей и других вампиров, появилось позже. Нам сами хотелось верить, что глупая выходка нужна для удержания власти и устрашения подчиненных. Что ревность утихнет сама собой… Мы оба веселились оттого, как легко удался обман. И ждали. Ждали. Ждали, когда Самира вернется к нам… к одному – Руслану Натангу.

– А вампиры, ты давно виделся с Валдисом? – продолжал Николай, принимая мою задумчивость за согласие с его доводами. – Отец держит со мной связь, хоть это и запрещено. Валдис Вацетис принимает в свою «семью» с некоторыми условиями. Он никого не заставляет. И не прогоняет, присматривается к каждому. Тот мальчик, Радомир, просто погостил в Риге. Но если бы обратился, никогда бы не вернулся ни в Калининград, ни в Петербург. – Николай помолчал, а я попытался вновь сосредоточиться на беседе и уловить суть. К чему мне такие подробности? Ведь ни одно слово не слетает с губ случайно, каждое важно услышать или пропустить мимо ушей в ту самую минуту, когда его произносят. – Умелый артефактор всегда найдет способ. Иначе мы бы не изловили Северину Кос. А вот Валдис больше не боится ни медальонов, ни перстней, его не ворожат плетения. Смотри.

Николай, прежде державший одну ладонь поверх другой, обнажил массивное серебряное украшение с мутным желтоватым камнем. Тот слегка светился, застилая взор туманной пеленой. Металл искрился даже в тусклом свете люстр мрачного паба. И каждый блик разжигал во мне пожар, влечение, интерес. Будто вот она – истина мироздания, смысл существования таких измененных, как я. Словно необъятные просторы вселенной, яркое око артефакта манило загадочными далями, приоткрывало дверь в иное измерение, куда вела глянцевая петляющая дорожка. Казалось, что если пройду по ней взором, меня засосет внутрь, в объятия ласковой, любящей матери.

На краткий миг туман, что уже шептал приятные слова, пел песнь безвременья, ворожил и требовал раствориться в артефакте навсегда – померк. Сердце дернулось в такт. Перед глазами прояснилось, и я наконец посмотрел на Николая. Тот снова накрыл перстень ладонью.

– Заметил? И даже меньше жжет.

– Я смогу возродиться, – прошипел сквозь зубы. Вот и понадобится наша с братом уловка. Если только… Руслана не постигла та же участь. – Ты уже видел такое?

– Ты первый.

– Всегда полагал, что наше тело будет медленно стареть, прежде чем умрет. Такое не пропустишь.

– Поганцев не пристало судить по человеческим меркам. Ваше племя появилось не столь давно и гибнет от наших стрел, собак и составов. Возможно, наше поколение охотников впервые наблюдает естественную кончину.

– Жизнь измененных просто растянута во времени, – заспорил я, избегая охотничьих оскорбительных терминов. – Для чего тогда мне спускаться в Золотой город?

– Ты доказательство, что поганое проклятие конечно, как и жизнь кровопийц. Поиски Самиры отныне бессмысленны. Старикам в подземелье нужна новая цель.

– Ты запутался, Николай. До этого ты говорил, что хочешь вернуть Якова в Калининград. А Самира предсказывала подобный исход.

Охотник вздрогнул, но быстро возобладал над собственными реакциями.

– А причин может быть несколько, Натанг.

– Тебе меня не обхитрить, охотник. Ты следил за мной. Вовсе не за пабом «Алхимия». Ты знал, что со мной случится…

Радомир: дом на территории охотников

Голова гудела, словно затихающий орган после большого концерта. Я медленно повернулся набок и приоткрыл один глаз. Нежная прохладная ладонь легла мне на лоб и взъерошила волосы. А я снова зажмурился – боялся спугнуть наваждение, узнать в девушке, что пристроилась на краешке кровати, кого-то другого. Реальность всегда была ко мне благосклонна, но я слышал, как люди жаловались на ее жестокость.

– Руслан рассадил их по отдельным клеткам, – мягко поведала Северина последние новости сумасшедшего дома, в который меня заманили братья-вампиры.

– Дурацкая ситуация, – тихо отозвался я. – Видел же, как Руслан хитрил и обманывал тебя у реки. А сам попался на ту же удочку.

Нашел мужество разлепить веки, и тут же утонул в глубоких, темных глазах. Северина наклонилась надо мной, продолжая теребить пальчиками выбившиеся из хвоста на затылке пряди. Оставалось лишь немножко податься вперед, чтобы коснуться ее губ. Но я лежал неподвижно, парализованный ее близостью.

– Ты мне снилась. – Я наконец решился и оттолкнулся локтем, но тот утонул в мягком матрасе. Тело отозвалось дрожью, намекая на сильную слабость. – Когда мы встретились впервые, в ту ночь, когда… А расскажи мне, что случилось в ту ночь.

Северина резко отстранилась, будто мои слова или ее собственные воспоминания ужалили раскаленными угольками страшной правды.

– Для меня время течет иначе, Радомир, – ответила она невпопад. – Мы не виделись так долго, будто целую вечность.

– Несколько дней.

– Я про то и говорю. И все же, решение расстаться – единственно верное. Вот к чему привело твое стремление очутиться рядом со мной. Ты снова испит до полусмерти, как в ту ночь, когда мы впервые встретились…

Последние слова дались ей особенно тяжело. Она встала и, чтобы чем-то отвлечься, наполнила высокий стакан из граненого кувшина. Поднесла питье к моим губам и заботливо придержала затылок.

– Ну уж нет, я сяду, и ты мне все объяснишь, – воспротивился я. – Как есть, без утайки. На меня напала другая вампирица, вовсе не ты.

– Зачем спрашиваешь, если все вспомнил? – Северина отвернулась, склонила голову.

– И почему с тобой всегда так сложно?

– Так не ищи меня! Зачем искал?

– Я искал не тебя, – ляпнул в сердцах и сам испугался, как жестоко прозвучали мои слова. Перед глазами всплыло хищное личико Лизы, ее тонкие руки, обвивающие мою шею.

– Значит, это правда. Ты пришел вместе с охотницей, Лилией Белоусовой.

– С ней.

Облегчение, что Северина не выдумала ерунды из-за Лизы, длилось недолго.

– На твоих губах застыл ее запах, – еле слышно произнесла моя вампирица. – А я наивно убеждала себя, что мне показалось.

Святое железо! А я уже забыл. Незначительный, глупый инцидент!

Отношения на пару недель – гораздо удобнее, чем регулярные капризы постоянной пассии. Но короткие интрижки – насквозь фальшивые. Наша с Севериной страсть – искренняя, текучая, глупая, сумасшедшая. Она одновременно самая главная нота в мелодии моей жизни. Словно Вселенная добавила к барабанной установке симфонический оркестр, наполнила пустой зал объемной композицией. А я, будучи неумелым дирижером, только-только учился управляться с музыкантами. То растворялся в гармонии, то тонул в диссонансной какофонии. Но оба варианта выходили более приятными, чем прежнее существование в стороне, в вакууме, в алхимических чарах.

– Мои губы предназначены лишь для тебя, – бросил, уподобляясь киношным любовникам, и поморщился от того, как неестественно прозвучали такие важные слова.

Тогда я стиснул зубы и рывком сел, свесил ноги с кровати. Комната поплыла перед глазами, готовая рассыпаться на цветные кусочки, чтобы вернуть меня в объятия весенней ночи, где потрескивал первородный Огонь. Северина обернулась. Она все еще держала в руках стакан с густой вишневой жидкостью и отправила его на прикроватную тумбу, расплескав содержимое. Капли полетели на ворсистый ковер, я вместе с ними. Но лоб уперся в прохладную ладонь, губы расползлись в еле заметной улыбке. Поблагодарить вампирицу я уже не мог. Слабость одолела окончательно.

– Пей! – скомандовала Северина и силой влила в меня ягодный морс. – Твоя Лилия обещала принести капельницы, но не торопится.

Алиса!

Тут я вспомнил про сестру, которая осталась в погребе на попечении Мецтли и Химичка. Я обещал принести перекись и бинты, но тоже особо не торопился.

– Я не имею права говорить о той ночи, Радомир, – тихо произнесла Северина. – Как не имею права обижаться, что ты выбрал другую. Все правильно. Только ты влез в самую гущу событий.

Прикрыв веки, я натужно засопел, усилием воли выталкивая воздух из груди и затягивая обратно. Возможно, Северина решила, что я заснул, ведь продолжала медленно нашептывать, вопреки собственным словам:

– Эдита – твоя мать, как бы там ни было. В ту ночь я нашла тебя растерзанным. Их было трое. Женщина и двое мужчин, которые попрали собственные законы. Они выпили слишком много. Вампиры не нападают на детей. Veto (Запрет (Латынь)). Но ведь testis unus – testis nullus (Один свидетель – не свидетель (Латынь)).

– Снова латынь! И почему латынь? – пробормотал я, не разлепляя век, да, кажется, и губами особо не шевелил.

– Любой дух понимает древний язык, даже если его не понимает разум, – пояснила Северина. – Его используют алхимики и медики. Но ты спи, спи Радомир. Так быстрее поправишься.

И я послушно промолчал, снова притворившись спящим. Если моей вампирице легче вспоминать прошлое в иллюзии одиночества, чем глядя мне в глаза – пусть так!

– Мне никто не поверил. Ни вампиры, ни, уж тем более, охотники, – продолжала она. – Натанг обвинял меня в сотнях убийств, но сам участвовал в том, чему нет ни прощения, ни объяснения. Он отрицал, уверял, что ту ночь провел на побережье при свидетелях, а позже объявил на меня двойную охоту. – Северина вздохнула и прикрыла мои плечи невесомым одеялом. По телу расползалось мягкое тепло, только в груди кололо, будто сестре на другом конце Калининграда угрожала опасность. – Я разглядела не всех участников, но огонь точно разожгла Самира.

Имя показалось смутно знакомым. Северина как-то упоминала ее, но никогда прежде не жаловалась на своих соплеменников. Обвиняла себя в жестокости и несдержанности, злилась, пугалась, будто одна на всем белом свете недостойна любви и внимания. А главарям поганцев противостояла безропотно.