Любовь больше, чем космос

– Забавное?

Кей-Ше заметила, как доктор в наглую перешел на "ты", но сил на возражения у нее не было – проще было согласиться с этим, тем более, что он выглядел доброжелательным.

– Да. Комедию. Тебе нравятся смешные фильмы?

– Не уверена.

– Вот и узнаем наверняка, – снова улыбнулся Зарем. – Сладости любишь? Хочешь начать с десерта?

– Вы серьезно?

– Абсолютно. Я специалист по нарушению больничных правил, особенно когда Берка нет. Здорово, да?

– Забавно.

Кей-Ше на этот раз улыбнулась еще и лицом, но тут же в эмоциях промелькнула тень: это же просто уловка. Он разводит ее как ребенка, чтобы вызвать доверие.

– А бить посуду будем? – холодно спросила она, тут же отстраняясь и отдергивая руку.

Их взгляды снова встретились, и на этот раз Зарем не улыбнулся ей телепатически, но внезапно молча снял блок, продемонстрировав полный штиль в эмоциях. Глаза Кей-Ше расширились:

– Что вы сделали?

– Просто снял эмоциональный блок. Иди, я тебя впускаю. Хочешь узнать, насколько я честен?

Не сводя с него глаз, Кей-Ше осторожно просканировала его эмоции – как умела. Ей было очень неловко и страшно, но упустить такой шанс она не могла. Никогда за всю ее жизнь телепат с более высоким уровнем не снимал перед ней блоки. На Октиании все тренировались в сканировании только на более слабых. О том, чтобы ее учителя позволили проникнуть в свою психику, она и помыслить не могла: ясно же, что у всех свои травмы, свои хитрости. Кто же покажет настоящие мысли…

– Боже, – прошептала она, когда ошеломленно ощутила всю полноту и целостность его психики – никаких травм, никакой видимой ущербности. Было похоже на то, как она впервые входила в президентский дворец, пораженная высокими потолками, мраморными полами, роскошным убранством и узорами на стенах. Размахом огромных залов и лестничных пролетов… у Зарема в эмоциях было также. Она понятия не имела, что человеческое существо способно на такой диапазон ощущений. И, пока она была внутри, она тоже могла это чувствовать, словно внезапно из бетонного барака оказалась во дворце в невероятно прекрасном наряде и шла своими ногами по роскошному мрамору, и видела в высоких зеркалах свое отражение, а потом ее вдобавок пригласили к праздничному столу, за которым можно было попробовать на вкус самые лучшие десерты: тепло, нежность, любовь…

Кей-Ше заплакала и не поняла, в какой момент оказалась в теплых поддерживающих объятиях. Она почувствовала только когда сама потянулась к нему и обняла, спрятав руки на спине под его крыльями, глубоко согреваясь в его тепле, в его эмоциях, в его немного сладковатом запахе, похожем на аромат ягод, смешанный с мятой… в лекарствах, которые ей давали, тоже часто ощущался этот вкус.

– Ты снова поставил блок, – прошептала она, когда поняла, что повеяло прохладой.

– Не потому, что я от тебя скрываю что-то. Просто тебе это много, – прошептал он, погладив ее по голове словно ребенка, – мои эмоции пока еще тебе велики.

– Знаю, – кивнула Кей-Ше и сглотнула.

Зарем немного отодвинулся и перевел взгляд на ее стакан:

– А, кстати, если хочешь…

Кей-Ше изумленно посмотрела на него, потом немного испуганно взглянула на стакан, почти пустой:

– Не-еее.

– Можно, – сказал Зарем и снова послал ей телепатическую улыбку.

– Не знаю.

Она протянула руку и отдернула, но потом почувствовала прилив сил и уверенности, словно из ниоткуда, и тогда снова быстро протянула пальцы, схватила стакан и со всей силы бросила в стену.

Зарем издал тихое восклицание и инстинктивно накрыл ее своим телом, поднимая крылья, но осколки не ранили их.

Через мгновение они оба выпрямились, глядя друг на друга с изумлением и захохотали, как сумасшедшие. Когда заглянула испуганная шумом медсестра, Кей-Ше засмеялась еще громче и замахала рукой:

– Все в порядке. Извините.

В этот миг она почти физически почувствовала, как ее отпустило. Она больше не злится на горианку и больше не жалеет себя… по крайней мере, в ближайшие полчаса.

* * *

Неделю спустя Кей-Ше уже казалось, что она в клинике целую вечность и потихоньку начинает сходить с ума. Каждый день начинался как фильм ужасов и заканчивался как прекрасная сказка. С утра приходил Берк. Хмурый, холодный, безжалостный. Он затягивал ее в увод, и она теряла сознание. Он каждый раз спрашивал ее, что она помнит, но как Кей-Ше ни силилась, она не могла вспомнить ничего. Приходила в себя только к обеду, вся зареванная, без сил, и уже не решалась посмотреть в его разочарованные глаза. Как ни странно, страшнее и печальнее всего ей было разочаровывать этого человека – ведь она целиком зависела только от него.

Послеобеденное время Кей-Ше обычно спала, иногда ела, если были силы. А потом появлялся Зарем. Теплый, добрый, очень спокойный и сильный. Чаще всего он заставлял ее выходить из палаты, хотя она чувствовала ужасный упадок сил, и каждый раз эти маленькие прогулки ей нравились, даже при том, что они не покидали стен клиники. Он показывал ей потайные и публичные места и всегда рассказывал очень интересные вещи. Однажды даже подвел к операционной – в смежную комнату, предназначенную для наблюдений, и Кей-Ше получила возможность проследить за работой горианских докторов.

– Это гипнотерапевт, он высший телепат, – рассказывал Зарем, указывая на горианца, стоящего у изголовья пациента. Он смотрел ему в глаза все то время, пока работал хирург.

– Значит, это правда? – изумленно спросила Кей-Ше. – Вы не используете лекарства для обезболивания?

– Не всегда. Другие больницы дифференцируют подход, но в нашей клинике мы всегда используем только увод, – с нескрываемой гордостью сказал Зарем.

– А ты… ты тоже так можешь?

– Да, я тоже делаю эту работу время от времени, – подтвердил горианец, безотрывно наблюдая за врачами. С той секунды, как они встали у стекла, врачи почти полностью поглотили его внимание, и Кей-Ше стало ясно, что Зарем – почти такой же фанат профессии, как и Берк.

– А ты не чувствуешь боли, когда уводишь пациента? – спросила она, с тревогой прикусив губу, как только представила, что бедный гипнотерапевт вынужден вместо пациента терпеть даже часть боли от операции. Во многих пособиях по телепатии писали, что происходит именно так.

– Это байки. Уводящий вовсе не обязан чувствовать боль того, кого уводит, – мягко пояснил Зарем, послав ей телепатическую улыбку, – конечно, так может произойти, если у этого горе-сканера недостаточно высокий уровень. Но для этого на должность гипнотерапевта-анестезиолога и берут только высших.

Кей-Ше продолжала задавать вопросы, и Зарем доброжелательно рассказывал все, что ее интересовало, так что с каждым днем она все с большим любопытством ждала его появления. Они все чаще гуляли в больничном саду, и там он говорил с ней о горианских цветах и деревьях, о природе и обычаях, о стихах и песнях и обо всем, что приходило в голову. Там же они частенько встречали других больных и персонал, и постепенно Кей-Ше поняла, что Зарем – всеобщий любимец.

Совершенно по-другому все относились к Берку: его имя произносили с придыханием, но было заметно, что большинство работников совсем не рвется общаться с ним лично. Кей-Ше поняла это по тому, как часто люди просили Зарема передать ту или иную информацию главному телепату клиники. Кроме того, с Заремом каждый норовил перекинуться словечком и просто так: и медсестры, которые в основном были женщинами, и врачи, в основном, мужчины, и пациенты – как ни странно, в основном, дети.

– Здесь много детей… я думала, это взрослая клиника, – удивилась Кей-Ше, когда поняла, сколько вокруг малышей, с которыми в саду часто гуляли медсестры и родители. Большинство из них не испытывало никаких физических затруднений, и Зарем пояснил, что они находятся в клинике для лечения телепатических заболеваний, а не телесных.

– У нас нет такого разделения, – пояснил тогда он, – а детей здесь много потому, что во взрослом возрасте отклонения случаются, к счастью, реже. Тогда их сложнее излечить.

– Как у меня? – тихо спросила она, но Зарем не ответил, лишь послав ей ободряющий взгляд.

Возвращаясь в палату с этих прогулок, они вместе смотрели горианские комедии, ужинали, смеялись. Иногда он уводил ее и мягко помогал восстановиться, если Кей-Ше испытывала слишком много негативных эмоций после работы с Берком. Иногда пускал "к себе" и потихоньку учил ее сканировать – на более высоком, тонком, виртуозном уровне, чем когда-либо могли себе помыслить ее педагоги с Октиании.

– Зарем, а Берк знает, что ты учишь меня этому? – спросила она однажды.

– Думаю, да, он же читает твои мысли, – пожал плечами горианец.

– Я никогда не думаю о тебе при нем.

– Почему? – спросил он после небольшой паузы.