Любовь больше, чем космос

"Ты будешь сильнее", – космос, да. Ей надо было это от него услышать. Потому что она действительно чувствовала отвратительную слабость, которую очень хотела преодолеть. Сделав глубокий вдох, Кей-Ше медленно выдохнула и встала. Она решила начать с простого: привести в порядок физиономию.

Заглянувший примерно через час Зарем приподнял брови:

– Прихорашиваешься?

Кей-Ше смутилась и спрятала треснувшее зеркало:

– Так…

– В этом нет ничего плохого… я рад. Неужели Берк позволил тебе передохнуть?

– Да. Непохоже на него, верно? – понимающе усмехнулась Кей-Ше, тепло глядя на доктора эс-Вака. И когда это они успели так сблизиться, что начали понимать друг друга с полуслова?

– Верно. Он обычно загоняет всех, но прежде всего – себя, – кивнул Зарем, против обыкновения все еще стоя посреди палаты, не торопясь усаживаться в кресло, – как насчет прогуляться сегодня?

Кей-Ше рассмеялась. Ее здорово позабавило совпадение, но она была совсем не прочь выйти на вторую прогулку за день – и с Заремом тоже. И, пока она смотрела на него, еще не понимающего причину ее хихиканья, к ней в голову пришла, наверное, самая глупая за последний год мысль в виде вопроса: если бы она предложила поцелуй этому горианцу, отказался бы он с той же легкостью, что и Берк? И могло бы подобное предложение смутить его?

Зарем тактично вышел, позволив ей переодеться, и на этот раз Кей-Ше не понадобилось много времени на сборы, после того, как она провела пару часов над тем, чтобы привести себя в порядок. Она лишь немного подвела глаза темным карандашом – так, как это обычно делали горианки: две тонкие длинные полоски снизу, длиной едва не до виска. В женских журналах это называлось "этнической ноткой образа", и у Кей-Ше это неизменно вызывало сардоническую улыбку: последние этносы на планетах Горры исчезли лет двести назад. Это произошло после того, как завершился процесс переселения всех горианцев в субтропические пояса из более неблагоприятных, с точки зрения климата, зон. Теперь там, где было слишком холодно или жарко, слишком влажно или ветрено, обитали лишь роботы и небольшое количество армейских подразделений, которые обеспечивали их деятельность.

– О чем ты задумалась? – с любопытством спросил Зарем, когда Кей-Ше появилась из палаты, и они вместе пошли по широченному извилистому коридору.

– О том, как здесь комфортно, – ответила она, невольно тяжело вздохнув.

– Берк сделал отличную клинику, – кивнул Зарем, но тут же, уловив что-то в ее эмоциях, осекся. – А… так ты про Горру.

– Ты точно не читаешь мысли? – дернулась Кей-Ше. Ее глаза сузились, когда в мгновение ока в голове промелькнуло: что, если ее обманывают? Какие у нее основания быть такой расслабленной и доверчивой рядом с этим горианцем? Может, он просто обвел ее вокруг пальца и все это время следил за каждой ее мыслью?

Но в следующую секунду она вспомнила, когда Зарем остановился и внимательно посмотрел на нее – так спокойно, словно сквозь его глаза на нее воззрился космос, бесконечно мудрый и бессмертный.

– Прости, – прошептала она, невольно съеживаясь. Как это глупо… как неприлично с ее стороны. Никто не говорил ей такого, но всего за одну неделю на Горре Кей-Ше кожей впитала новые понятия об этикете. Горианцы считали из ряда вон непристойным и глупым такие проявления, как намеренный обман с одной стороны и недоверие, подозрительность – с другой. Это позволялось только детям, не умеющим контролировать эмоций и даже детей за такое наказывали. В общении между взрослыми всегда подразумевалось по умолчанию, что никто никому намеренно не лжет, так что и подозревать друг друга совершенно не в чем.

– Все хорошо, – мягко ответил он, касаясь плеча, но слезы продолжали жечь ей глаза. Кей-Ше снова испытала это чувство, в тысячный раз за последние дни: словно она какое-то отребье в обществе высших существ. В каком-то смысле так и было… не удивительно, что Берк не хотел целовать ее.

– Сэм, о чем бы не думала – прекрати, – внезапно приказал Зарем, слегка сжимая огромной ладонью ее плечо, и Кей резко вскинула голову, чтобы заглянуть в его глаза. Она уже привыкла, что он называет ее чужим именем, как и все. Более того, рядом с ним она чувствовала себя другой, словно каким-то неведомым образом вживалась в образ той землянки, которую никогда не видела. И у нее появлялся шанс быть лучше – ведь Сэмилла была здесь своей по праву, а значит, она в чем-то была лучше, чище, чем Кей-Ше.

Сейчас, когда они стояли рядом, он казался еще выше, чем обычно… такой же высокий, как и Берк… или даже выше. К тому, что мужчины здесь чуть ли не в два раза больше женщин, привыкнуть было едва ли не сложнее, чем к чувству собственной ничтожности. Кей невольно замечала, что все внутри нее встает дыбом и кричит об опасности, а с другой стороны словно просыпается какой-то недолюбленный ребенок и норовит довериться, прижаться поближе, почувствовать себя под защитой… и вслед за тем пробуждалась сексуальность. Хотелось соблазнить кого-нибудь, хотя бы на поцелуи, но она была помолвлена с Берком, которому она нужна меньше всех, и от этого особенно обидно… глупая, глупая Кей. Все эти эмоции – один сплошной ужасный бардак, и все они крайне опасны. Ей надо думать не о поцелуях и не о том, как найти у кого-нибудь защиту. Никто здесь не будет ее защищать, кроме нее самой.

– Я в порядке, – пробормотала она, едва ли не через силу выдавив телепатическую улыбку и первой пошла дальше, поскольку больше не могла выносить его взгляда.

Но в этот момент тонкий голосок сзади окликнул Зарема, и, обернувшись, Кей-Ше забыла о своих проблемах. В коридоре невесть как оказалась зареванная пятилетняя девочка, при одном взгляде на которую сжималось сердце. Маленькая горианка в одной руке сжимала сломанную куклу, а другой тянулась к доктору, и тот мгновенно оказался рядом, каким-то отточенным, восхитительно нежным движением подхватывая ее на руки:

– Хееей. Кто тут у нас расстроился? – спросил он таким тоном, что Кей-Ше невольно расплылась в улыбке – и девочка тоже мгновенно прекратила плакать, завороженная, очевидно, потоком теплых эмоций, которым Зарем тут же подхватил ее, поддержал так же, как и руками.

Икнув, девочка внезапно громко рассмеялась и не сразу успокоилась, но доктор продолжал мягко смотреть на нее, негромко что-то говоря, и вскоре малышка объяснила, что сначала у нее сломалась любимая кукла, а потом она испугалась, потому что потерялась. Зарем улыбался ей, кивал, в два счета починил куклу, а потом они пошли обратно по коридору, чтобы проводить успокоившуюся крошечную пациентку по имени Никамая в палату, возле которой уже металась испуганная медсестра с тарелкой детской еды в руках. При виде Зарема она просияла так, что у Кей-Ше екнуло сердце. Ей показалось, что горианка влюблена в доктора эс-Каве.

Отступив на пару шагов, чтобы не мешать, она из-под ресниц наблюдала за тем, как Зарем разговаривает с молодой горианкой. Он отчитал ее за то, что не уследила за малышкой, но как-то так мягко, что медсестра продолжала смотреть на него влюбленными глазами и растерянно улыбаться, пока он не оставил ее в палате наедине с девочкой.

Внезапно сообразив, что чувствует острую ревность, Кей-Ше спешно попыталась взять себя в руки и подумать о чем-то другом.

– К этой девочке никогда не приходят родители, – быстро сказала она, чтобы не позволить Зарему вглядываться в свои эмоции.

– Да. Она под нашей опекой на время лечения, – кивнул он, и они снова пошли по огромному коридору к саду. Чувствуя, что успокаивается, Кей-Ше кивнула и спросила, чем больна девочка, и тут Зарем, который никогда прежде не вдавался в подробности о диагнозах и болезнях, неожиданно пустился в длинные объяснения:

– У нее высокая телепатическая чувствительность. Это значит, что любые эмоции других людей, от грусти до радости, она чувствует очень остро, и это каждый день расшатывает ее нервную систему. Иными словами, ей вообще небезопасно ощущать чьи-либо эмоции, но не ощущать их она тоже не может, поскольку чувствует тогда ужасное одиночество.

– Как же она жила все это время, – ужаснулась Кей-Ше.

– Ей приходилось нелегко, – согласился Зарем, – но подобные заболевания связаны с генетикой и лечатся препаратами, которые не всегда безопасны. Кроме того, ей нужна психологическая поддержка очень высокого уровня на все время лечения. На Горре мало специалистов, которые могут это обеспечить, а больных детей все больше и больше.

– Я не знала, что у телепатов такие проблемы, – изумилась она.

Зарем глубоко вздохнул и открыл перед ней дверь в сад: