Червоточина

Червоточина
Лина Ди

Новый сборник мини-рассказов автора Лины Ди в жанрах:#фантастика#киберпанк#апокалипсис#постапокалипсис#футурология#утопия#мистика#нлоРассказ «Кладбище музыкальных инструментов» ранее публиковался отдельным произведением.

Червоточина

Лина Ди

Сборник рассказов «Червоточина»

Автор – Лина Ди

Редактор – Людмила Терменёва

© Лина Ди, 2025

ISBN 978-5-0065-2942-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

СЛИВКИ

– Сливки, сливки… Голливудские холмы непременно нужно полить сливками и перебрать новый урожай.

Мужчина вертелся в кровати после дикого храпа на пороге пробуждения. Возможно, ему снилось совсем другое, но подсознание выталкивало вереницу несочетающихся слов, как лаву – из жерла вулкана. Страдающий синдромом апноэ, он часто испытывал во сне трудности с дыханием, и мысли его путались. Лёжа на спине, он резко открыл глаза и не сразу понял, где находится. Он находился в своём новом доме в Лос-Анджелесе, чувствуя себя отрезанным от прошлой жизни и привычного уклада. Так он пролежал некоторое время без движения, вспомнив, как накануне в полном отчаянии и будучи абсолютно трезвым, подрался с надоедливой чайкой… И, встав с постели, потрогав раненый затылок, ещё больше сник от нарастающего прилива подавленности, возникшего с самого утра.

После пробежки, разогрев своё мощное красивое тело, мужчина почувствовал себя значительно лучше. Но его не покидало ощущение «незавершённого действия». Или, как его ещё называют, эффекта Зейгарник, о котором он почему-то знал. Он точно должен был что-то сделать, но что именно, вспомнить никак не мог. Как и своё имя.

Уже в магазине, остановившись у молочного отдела, мужчина долго смотрел на сливки, испытывая странное чувство, и даже потянул к ним руку, но одумался, вытаращив глаза на ярко-красную надпись на этикетке. Его рука, точно рука робота, вернулась в исходное положение механическим движением, и он загадочно покосился вбок. Сначала боковым зрением, затем – повернув голову. Приятная девушка с нюдовым макияжем улыбалась ему винирами, намереваясь задать вопрос… Он снова потянулся за сливками, на этот раз преисполненный решимости и осознанности своих действий, открутил крышечку второй рукой и, развернувшись, вылил их девушке на голову, всё до последней капли. Содержимое ровной массой стекало по её лицу, облепив ресницы и белые зубы, что раздвинулись в беззвучном крике, как у лошади в характерном диком ржании… Она отпрянула.

«Кажется, всё», – подумал человек и наконец улыбнулся со стоном выгорающего облегчения. Миссия выполнена. «Сливки вылиты на голливудские холмы…» Он взглянул на её открытую грудь, вымазанную сливками. И отвернулся.

ЗАПИСКА В МУСОРНОМ БАКЕ

Загорелая кисть руки с тонкими морщинками вытащила изо рта слюнявую жвачку мятно-голубого цвета, скатанную в форме эллипса и раздавленную зубами так, что она напоминала крошечный переохлаждённый мозг, и, прикрепив её к потасканной записке, выуженной из кармана брюк, бросила в серебристый мусорный бак на улице. Подушечки пальцев соприкоснулись, чтобы потереться друг о друга в надежде отделаться от липкого слоя, и снова отделились, помогая свободно размахивать всеми частями руки и ускорять темп ходьбы.

Незнакомец с плотной желтовато-рыжей шевелюрой исчез за углом кирпичного дома под громкие звуки полицейской сирены, сопровождающей эскорт скорой помощи… Казалось, ещё немного – и он наберёт скорость и побежит, ускользая от чего-то или кого-то…

Мужчина дважды оглянулся: сначала через левое плечо, затем через правое – и исчез, последний раз украдкой взглянув на мусорный бак и себе под ноги. За ним двинулась зеленоватая блестящая пыль, почти неразличимая на ярком свету, и он её не увидел. Сверкающие частицы догнали незнакомца и приклеились к его одежде, поднимаясь выше. Изнеможённый мужчина продолжал бежать, забывая, куда в действительности он держал направление. Очень часто, боясь что-то забыть, он записывал. Но теперь он боялся писать больше всего на свете.

С того момента прошло четверть часа, как в тот самый переполненный мусорный бак полетело недоеденное сливочное мороженое: его туда с дикими криками бросил избалованный мальчик. Выбросив мороженое, сорванец снова заплакал, собираясь вернуть лакомство, но ему не разрешили этого сделать, и мальчишка захныкал ещё сильнее. Не добившись своего, он забарабанил по баку ножкой и отчаянно загорланил на всю улицу, вырывая маленькую ручку из большой дедушкиной ладони. Дедушка уже, наверное, пожалел, что вызвался провести с внуком вечер, освободив дочь и зятя для романтического ужина…

Мороженое было в вафельном рожке и через какое-то время начало таять, разливаясь на потрёпанную бандану, пропахшую собачьей шерстью. Этой банданой, вероятно, повязывали шею какой-нибудь породистой собачки. Несколько ударов по баку развернули брошенную в него записку. Очередной удар подбросил её кверху и приклеил жвачкой к сдвинутой крышке бака. Через час жвачка остыла и закостенела, в полумраке окончательно превратившись в серую массу.

Из бака снова что-то вылетело, уже похожее на зелёную тень, как будто лопнул едкий гриб, растущий в лесу на сваленном пне, и проследовало за мальчиком. Это была новая, более мощная порция, растворяющаяся в тёмных окантовках пробегающих теней.

Банановая кожура, торчащая из-под банданы, смешавшись с остатками ванильного мороженого, потемнела. Жирное мороженое всегда тает медленно, и это тоже не спешило превращаться в молочный коктейль.

Свет, просачивающийся в щель бака, тускнел. Разгорячённый за день перекрёсток встречал шумный вечер. Светофоры, неоновые вывески и фары машин казались теперь ярче. Красочные цвета и громкие звуки в ожидании заката выходили на первый план. У одиноко стоящего бака скопились молодые люди в чёрных костюмах: это были танцоры. Они смеялись и курили, скидывая пепел на асфальт и касаясь волос или одежды, на первый взгляд кажущейся безукоризненно чистой. Энергия будто лилась из танцоров и раскачивала их, создавая невидимую гравитацию. Танцоры начали повторять друг за другом искусные танцевальные па, красиво управляя движением ног, плавными пальцами рук и поворотами шеи и бёдер. Над их головами из открытого окна кирпичного здания им что-то прокричала красивая знакомая блондинка, и молодые люди засмущались.

Один из окурков полетел в бак, и записка впервые занервничала. То есть до этого времени она будто недооценивала свою значимость или вовсе не ощущала её, а быть может, лишь на время отключилась. А сейчас зашевелилась на чутком ветерке, пытаясь ещё сильнее прижаться к грязной, жутко пахнущей крышке, защищая нацарапанные на себе зелёной жидкостью, похожей на зелёнку их тюбика, буквы. На воспламеняющуюся искру окурка с банановой кожуры скатилась спасительная жирная капля. Опомнившись, записка, с ужасом понаблюдавшая за серым едким дымом, задрожала на ветру и захлопнулась, затаившись. Через мгновение еле заметные зелёные летящие частицы проследовали уже за низкорослым танцором, который выбросил остатки сигареты, выкуренной почти до фильтра… В тот момент, выскользнув из-под дружеской «опеки» друзей, молодой человек погрузился в уже другие, нехорошие мысли: он вспомнил о девушке, кричавшей из окна, и почему-то представил страшные вещи, которые хотел бы с ней сделать.

Громкие звуки сливались с «громкими запахами». Закусочные открывали окна, заманивая посетителей вкусной едой и ароматным кофе, перебивая едкий дым из выхлопных труб автомобилей и пар из клапанов трубопровода, интригующий своей таинственностью…

Светящиеся нити навязчиво обгоняли и обвивали людей, приближающихся к записке чуть ближе, пытаясь вселить в них любознательность, и кое-что ещё. Они будто зазывали прохожих пошарить в мусорном баке, разгоняя их запутанные мысли, циркулирующие в суете безумно скачущих потоков невидимых энергий.

Ещё через несколько часов в соседнее мусорное ведро приземлилась пластиковая посуда с кружевной салфеткой от официанта, который выносил вместо уборщицы последний мусор после своей смены, и крошечная, почти детская коробка из-под пиццы «Четыре сыра» от папаши «выходного дня». Последняя не влезла в бак и застряла между крышкой и баком как раз в тот момент, когда на углу улицы, как кони в отчаянной гонке, перед светофорами столкнулись жёлтое такси и угнанный автомобиль.

Всё это происходило в тёплый пятничный вечер. Женщины с пьяными мужчинами высыпались из удобных кресел остановившихся машин и даже соседней парикмахерской и устроили нешуточную схватку. Может быть, им частично помешала авария, а может, кому-то было просто скучно… В ход пошли не только кулаки, но и ноги водителя такси, зазывающего криком вечно зевающих на ходу подростков с растрёпанными волосами и девушек лёгкого поведения, которые начали выискивать в толпе глазами свеженьких клиентов, как, впрочем, и проныра юрист, готовый засунуть в карман визитку любому потерпевшему.

Шум усиливался. Водитель из угнанной машины растворился, как сахар, улучив удобный момент, когда разгорячённая толпа, состоящая из незнакомых друг другу людей, которые спорили сами с собой, закручивалась, как паста, на вилку… Вскоре они заметили отсутствие виновника аварии и закричали сильнее. Когда подъехали полицейские, случилась новая авария, и толпа, изумлённо вздрогнув от пронзительного свистка, начала расходиться. Как будто все одновременно вспомнили про свои собственные дела и куда-то заспешили.

Могла ли быть виновата записка в этих авариях, никому не было известно…

Один из освободившихся полицейских завязал диалог со знакомой «горячей штучкой». Вместе, отдаляясь от радужно мигающего на перекрёстке светофора, они прошлись по улице, беседуя и то и дело жестикулируя, как итальянская парочка, и остановились у известной всем пиццерии. Маленькое туловище и большая голова полицейского с маленькими глазками представляли весьма понятную для девушки картину: человека со связями и кошельком, который спасёт её однажды от тюрьмы, а вовсе не излюбленного клиента. Хотя в одночасье он мог стать именно таким, если бы заплатил много денег, и она широко улыбнулась при мысли о деньгах… Деньги для неё решали всё, ведь она была на мели, поэтому тени на её веках сверкали, как ёлочные игрушки в Рождество.

Пройдя ещё несколько шагов и дойдя до злополучного мусорного бака, они оба приподняли крышку и выбросили ненужное, совсем не заметив записку, как и остальные. Обменявшись любезностями, они разошлись в разные стороны. Девушка перестала наигранно улыбаться, а Билли пожалел, что отпустил её и не проводил до самого дома. «Это было бы странно, – повторил он про себя, оставаясь в смешанных чувствах. – Она же проститутка». Оба совсем уже позабыли об аварии и оглядывали улицы. Вечер в пятницу нравился почти всем. Тем временем зеленоватые спирали заскользили за ними, как змеиные языки, разделившись на несколько направлений…

Из большинства подходивших в тот день к мусорному баку людей разных возрастов сосредоточенных на своих проблемах было больше, нежели на радостных событиях, даже из тех, кто не выбрасывал мусор. В их головах кружился ворох тёмных мыслей, и записка, вмешиваясь в их мыслительные процессы, поистине наслаждалась услышанным. Ей нравился и не нравился этот город и эти люди, а она повидала уже несколько городов и много людей. Даже не рассматривая их целиком, она знала о них всё. И вот записка снова зашевелилась, уже от переполнявших её чувств.

Секунды продолжали расслабленно кружиться. Время никогда не напрягалось и всё время легко скользило. Ветер был более тревожным, чем время: он то поднимался, то затихал. Розовые линии, появившиеся на горизонте, утонули в синем небе, встречая долгожданную ночь пятницы, и вслед за ней поджидающее утро субботы. Посыпались звёзды…

С первыми звёздами что-то поменялось. Еле видимые зелёные нити, ставшие похожими на тени, как слабые струи дыма от театральных прожекторов, наконец просочились сквозь черепные коробки «новых гостей» скрытой потрёпанной записки, так и висящей под жвачкой в форме крошечного мозга…

«Смотрящие в окно» долго не находили себе места, уже не собираясь укладывать тяжёлые головы на подушки, и наконец натянули на ноги носки и кофты – на пижамы. Хотя кто-то даже сумел полноценно переодеться и, как по команде, выйти с затуманенными глазами на улицу.

Только у маленького мальчика по имени Джо, бросившего вафельный стаканчик мороженого, возникла загвоздка с открытием входной двери, хотя он вовсе не осознавал, что в действительности происходит… На помощь пришёл любимый пёс, дремавший в коридоре на любимом сиреневом пуфе. Трёхцветная австралийская овчарка встрепенулась, завиляв округлой попой с маленьким хвостом, часто сравниваемой почему-то с пирожком, и, услышав движение тени в черепной коробке любимого друга, без лишнего лая растянулась по двери в рост, помогая мальчику справиться с щеколдой замка мягкой массивной лапой. Осилив ответственную задачу, услужливый пёс, точно околдованный теми же загадочными «частицами», что, как блохи, перепрыгнули и на его шерсть, последовал за маленьким хозяином по пятам к лифту…

Дверь за мальчиком и собакой закрылась, развеяв по общему коридору запах остывшего печенья в форме звёзд, который ускользнул из квартиры, и им открылась другая, с пневматической пружиной… Пока уставшие взрослые продолжали дремать в мягкой постели, закинув друг на друга руки и ноги, малыш в пижаме с Микки-Маусом и пёс благополучно вышли на улицу…

Ночь расцветала, всколыхнув ветром волосы мальчика, как и откровенное ночное платье девушки Златы, которая вышла из дома через четыре улицы от них и спустилась в подземку. Её туфли пробежались по ступенькам вниз и зашли в обшарпанный вагон последнего поезда, разрисованного оранжевыми и синими граффити. Сквозняк вновь приподнял её атласную бронзовую сорочку сквозняком. Впрочем, она не чувствовала холода. Вокруг не оказалось никого, кроме раскормленной гигантской крысы, сидевшей под скамьёй. Та повела длинными усами в разные стороны, учуяв прекрасный запах человеческую плоти в этой вонючей дыре, но дверь вагона автоматически закрылась, и крыса отвернулась, спрятавшись в пластиковой коробке недоеденных чипсов, несколько раз чуть слышно пискнув.

Полицейский и парень, выбросивший окурок, столкнулись на улице Марсианские Воины и пошли друг за другом. Парень был почти голым, в джинсах и босой, а дежуривший полицейский, покинувший пост, как всегда, одет с иголочки, но с помятым лицом.

Ближе к ночи явился робот-мусорщик. На улицах его дразнили именем Джа-джа, потому что его железные челюсти иногда болтались, издавая странное чавканье. Наклонившись к каждому серому баку, стоящему в линию, насколько позволяла его конструкция, он выгреб содержимое с пакетами и, натянув новые, отъехал на колёсиках к последнему. Приоткрыв крышку, робот задел записку стальными пальцами, и та, оторвавшись от жвачки, взлетела в воздух и полетела по улицам. С неба упала звезда.

На мгновение люди, следующие к записке, остановились, но тут же резко побежали в одном направлении. Каблуки «девушки в платье бронзового цвета» вынесли её из подземки, и она присоединилась к бегущей маленькой толпе. Ветер успокоился, став ровнее, как правильное время, и записка замерла перед светящимися глазами собравшихся. Последовал громкий хлопок, и она всколыхнулась, как скатерть, и увеличилась в размерах, потом ещё раз, точно разворачиваясь, как карта.

Так повторилось много раз, потом ещё и ещё, и в конце концов из ветхого листочка с зелёной надписью записка выросла в огромный лист, окрашиваясь в зелёный насыщенный цвет. Зелёные конструкции стали плотнее, уже обретая на весу угадываемую форму, так что записка опустилась на землю самым настоящим кадиллаком, слегка ударив асфальт колёсами. Зеркала в полумраке отразили блеск фонарей и застывшие лица зачарованных людей. Пустой старенький кадиллак, упавший с небес на землю, показался бы странным явлением кому угодно, но на улице, кроме полицейского, проститутки, танцора, малыша и собаки, был только робот-мусорщик Джа-джа, а он даже не обернулся, только проклацал несколько раз ходячей челюстью.

Полицейский Билли поправил фуражку и первый забрался в кадиллак, после него со странной улыбкой в него залезла Злата, за ней – танцовщик Томас и малыш с любимом псом. Кадиллак завёлся, выдул из трубы газ с зелёным шлейфом полупрозрачных искр и с рёвом тронулся с места… Язык пса Крэйзи динамично зашевелился.

Как только машина исчезла за поворотом, на её место прибежал запыхавшийся человек с рыжеватыми волосами, блестящими под светом того самого фонаря. Из его израненной ладони сочилась зеленоватая жидкость, похожая на кровь. Мужчина разъярённо топнул ногой и, вынув из кармана новую жевательную пластинку, засунул в рот. Он точно знал, куда на этот раз отправился Кадиллак, и присел от безысходности на колени, причесав испачканными руками свои необычные волосы.

КЛАДБИЩЕ МУЗЫКАЛЬНЫХ ИНСТРУМЕНТОВ

А ты помнишь, как это случилось с тобой? – спросила виолончель только начинающую ржаветь флейту, пока другие инструменты дремали.

Рассвет скользнул по корпусу намокшей и потемневшей от влаги виолончели, но она никак не могла шелохнуться. Сильно разволновавшись в ожидании ответа, она вдруг почувствовала, что вот-вот может что-то случиться, и одна из её струн неожиданно лопнула и отлетела в сторону, разбудив ещё несколько инструментов, находившихся на кладбище в ожидании неминуемой медленной смерти.