Аким тоже сидел снаружи, в задней части кареты возле ящика с письмами. Отправлялись рано утром. Первая остановка и смена лошадей была в Нерчинске, до которого надо было ехать 100 верст, или примерно 107 километров. Даже самые быстрые почтовые лошади не могли пробежать более 13 километров в час. А если учесть всевозможные остановки, предвиденные и непредвиденные, то дай бог добраться к ночи.
Таисия в элегантном дорожном платье, плотно облегающим ее стройную фигуру, в невысоких, зашнурованных ботинках на каблучке и шляпке-таблетке, с сумкой в руках подошла к тарантасу, кучер уже сидел наверху на облучке.
– Давай, барыня, усаживайся, – сказал Стоян басом.– Пора трогаться.
– Какая я тебе барыня! – ответила Таисия, залезая в тарантас. Микола, любезно придерживая ее за локоток, помогая ей забраться..
– Раз одета как барыня, значит барыня, – повторил Стоян и, звонко щелкнув кнутом, с криком:
– Ну, пошли, родные! – резко тронул тройку лошадей. Застоявшиеся лошади быстро набрали скорость и понеслись по дороге. Топот копыт, скрип повозки и звон колокольчиков, иногда сочетаясь с пронзительными щелчками кнута и криками возницы то сердитыми, то одобрительными, сопровождали ездоков на протяжении всего пути.
Был ясный солнечный день середины августа. Рано утром и поздно вечером дни были холодные, днем теплые, иногда случались и жаркие дни. Таисия устроилась в задней части повозки, которая также задергивалась легкой шторкой и отделяла заднюю половину повозки от передней. Микола сидел в передней. Он снял ружье и саблю и поставил их рядом, снял папаху, вытащил из-под нее важное письмо, проверил, все ли на месте, затем снова положил письмо в папаху и надел ее на голову, откинулся на спинку сидения и, прикрыв глаза, слегка подремывая. Он всегда расслаблялся и копил силы в спокойной обстановке, чтобы в случае беды действовать быстро и решительно. Красавица Таисия никак не могла привыкнуть к этой барской одежде, которую Инесса буквально заставила ее надеть.
– Как они ее носят? – думала она. – Ни бок, ни спину не почешешь, ежели они вдруг зачешутся, ни в кустики сбегать по-маленькому. А ботиночки? Что за узенькие носочки, всю ступню сдавили, а каблучки? Идешь как-будто в цирке выступаешь. Никакой опоры, никакой стати, дунь ветерок посильнее и упадешь. Нет, не по мне это.
Она взяла сумку, поставила ее рядом с собой, открыла, достала бережно свернутый синий льняной сарафан, покрытый на груди искусной вышивкой и кремовую кофту под него, тоже всю расшитую длинными зимними вечерами. Такая одежда в холод грела, а в жару охлаждала.
– Ведь все своими руками сделано. И деляночку-то льна посадила, потом повыдергивала длинные побеги, сушила их, трепала, пряжу пряла, на станке материю ткала, на солнышке отбеливала, красочкой секретной несмываемой красила, что дед Петро делал. Только соседка Дарья помогла раскроить одежку, да разрешила ее швейной машинкой попользоваться, а то пришлось бы все в ручную шить.
– А уж узоры рисовать и вышивать это у меня завсегда хорошо получалось, – с грустью вспоминала свою жизнь Таисия. Она задернула занавесочку и долго возилась со своим дорожным платьем пока не расстегнула все крючочки и пуговочки и не развязала все завязочки.
– Уф, – облегченно вздохнув, сняла Таисия платье. На исподнее-белую рубаху, украшенную ришелье, она надела просторную кофту и поверх нее сарафан.
– Как хорошо-то стало! – обрадовалась она, достала мягкие кожаные черевички и надела поверх тонких шерстяных носков. Покрутила ногами, порадовалась:
– Ну, теперь можно и барыню сплясать!
– Что же они мне с волосами – то сделали? – она потрогала копну волос, собранную на макушке, поскольку волосы были длинными, то с макушки были заплетены в несколько косичек, которые каралечками обложили по голове.
– Вот беда еще на мою голову! – Таисия целый час расплетала эти каралечки и расчесывала волосы деревянным гребнем. Темно-русые волосы одеялом покрыли всю ее спину. Она заплела их в тугую косу и змейкой пустила ее по спине. Длинные и густые волосы Таисии были большой обузой для нее, голова уставала их носить, дома она выстригала под косой большой пучок волос, а здесь было как-то несподручно это делать.
– Я же мужняя жена. Нельзя мне с непокрытой головой ходить, – она достала из сумки белый платок и ловко завязала его назад вокруг головы.
В своей одежде Таисия стала еще краше. Лошади бежали в нормальном темпе, колокольчик звенел, Стоян красивым басом затянул ямщицкую песню:
Вот мчится тройка удалая
Вдоль по дороге столбовой,
И колокольчик, дар Валдая,
Гудит уныло под дугой.
Ямщик лихой – он встал с полночи,
Ему взгрустнулося в тиши
И он запел про ясны очи,
Про очи девицы-души:
«Ах, очи, очи голубые!
Вы сокрушили молодца;
Зачем, о люди, люди злые,
Вы их разрознили сердца?
Бархатный голос искусно выводил слова песни, они неслись над бескрайней темной тайгой, которая простиралась до горизонта справа и слева от дороги. У Таисии из глаз катились слезы. Она думала о муже, которого не видела почти 6 лет.
Вдруг повозка внезапно остановилась. Ямщик перестал петь. Таисия выглянула из окна. Впереди дорогу преграждала идущая колонна арестантов, гремя кандалами. Арестанты шли по этапу на государственные шахты и рудники в Нерчинск.
Стоян громко крикнул:
– Дорогу почтовой карете!
Охранники на лошадях, оттеснили арестантов к краю дороги. Проезжая мимо, Таисия с любопытством и жалостью смотрела на измученные лица заключенных, среди которых были также и женщины. К вечеру благополучно добрались до Нерчинка. Место на постоялом дворе и лошади для почтовой кареты всегда готовы. Осталось проехать еще 300 верст до Кяхты, где служил муж Таисии Иван.
Глава 4. Хунхузы. Корейский младенец
Лошади бежали быстро, словно чувствовали, что скоро отдых. По бокам дороги тянулись просторы, покрытые лесами. Неимоверное количество грибов в распадках, кругом дичь непроглядная, беспросветная. Изобилие медведей, соболей, диких коз и всякой дикой всячины, которая занимается тем, что живет в тайге и закусывает друг другом. Забайкалье было великолепно.
Темнело, солнце спускалось за высокие холмы, еще 10—15 минут и будет кромешная тьма, мертвая тишина и рядом недобрая тайга, не видно ни зги. А до ближайшего острога не менее 10 километров пути. Стоян зажег фонарь и прицепил его к верху кибитки, впереди крутой поворот – ехать надо осторожно, чтобы не перевернулся тарантас. Внезапно за поворотом, далеко впереди они увидели большой отряд всадников с факелами в руках, несущихся навстречу их повозке:
– Хунхузы! – громко закричал Стоян.
Охранник Аким ловко и быстро залез на кибитку с задней стороны, затем спрыгнул на сиденье к Стояну, откуда, как настоящий артист цирка перелетел на спину правой пристяжной лошади и быстро расчехлил свои пистолеты. Одновременно казак Микола на ходу забросил свое ружье на кибитку, резво вылез через дверь, удобно уселся на крыше и громко сказал Стояну:
– Будем прорываться! Гони!
Таисия на ходу открыла дверь несущегося тарантаса и крикнула Миколе:
– Сбрасывай мой чемодан! Он тяжеленный, лошадям легче будет!
Микола с радостью сбросил не только чемодан, но и весь багаж, что был на крыше. Стоян яростно ударил хлыстом по крупам лошадей, те, словно чувствуя опасность, понеслись с невероятной скоростью, затем он быстро вытащил из-под сиденья тяжелую двустволку и погасил яркий фонарь. Свирепые хунхузы быстро скакали с пылающими факелами в крепких руках и были хорошими мишенями. И вот летящая тройка на всем ходу врезалась в отряд не меее, чем из 20 хунхузов.
– Стреляйте по ногам лошадей, – скомандовал Микола.
Таисия, сжавшись в комочек, ждала исхода ситуации и только крестилась и шептала:
– Господи помилуй! Господи помилуй!
Лошади под хунхузами падали одна за другой. Хунхузы вскакивали на ноги и пытались стрелять. А почтовая тройка уже мчалась вперед, оставляя позади отряд. А вот и острог, на пронзительный звук почтового рожка железные ворота деревянной крепости быстро поднялись и взмыленная тройка влетела в просторный двор.
– Сзади хунхузы! – крикнул Стоян. Ворота со скрипом быстро опустились. Но, изрядно помятые, хунхузы отказались от преследования. Микола ловко соскочил с кибитки, по его лицу бежали струйки горячей крови. Испуганная Таисия достала из сумки чистый платок и перевязала кровоточащую рану. Миколе повезло, пуля только оцарапала ему щеку. С остальными все было в порядке.
На следующий день 5 казаков подрядились сопровождать почтовую карету до следующего острога и охранять ее. Но хунхузы больше не встречались на их пути. День проходил за днем, ночевали в грязных придорожных постоялых дворах. Меняли лошадей рано утром, кучер седлал их, затем, выпив горячего чая со свежими шаньгами, ехали дальше по почтовому маршруту.