Я пишу тебе, папа… 40 писем между смертью и жизнью

Но в паре метров от нас суетились две женщины и двое мужчин над могилой новоприставленой.

Я же обещала тебе венок!

С невозмутимым видом стала собирать кленовые листья. Выглядела, наверное, странновато, но на кладбище под покровительством Святой Ксении не грех вести себя немного блаженно.

Блуждала между захоронений.

Среди твоих соседей Матрёна, захороненная в 1885 году.

Годовалый карапуз и четырнадцатилетняя миловидная девочка, вырезанная в камне.

Грустное соседство. Чем моложе ушедший, тем горше живым.

Доплела венок, положила к твоим ногам, в центр вставила ромашки.

Тут же прилетела полосатая муха-журчалка.

Устроилась на сердцевину одного из цветков, вытянула хоботок и с аппетитом ела пыльцу, умываясь на ходу.

Постояла ещё, прибрала хаотично раскиданные листья и носики клёна, утрамбовала потрескавшийся песок.

Погрустила, тихо поплакала.

Ушла в сторону часовни.

Четыре головы, до этого занятые своими хлопотами, повернулись мне во след.

Чуть позже отвела девочек в спорт-школу, сижу в местном кафе.

За соседним столиком две молодые женщины.

Одной из них кто-то позвонил.

Вешает трубку, закатывает глаза, мол, папа. Звонит часто, одно и то же переспрашивает.

Собеседница пытается реабилитировать его.

Но та настаивает:

– Чего он делает?! Сидит целыми днями. Мозг атрофировался…

Ох, как я разозлилась!

Как же хотелось подойти и сказать, что гораздо страшнее, когда папа больше никогда не позвонит. И ложкой по лбу дать, чтоб за языком своим следила.

Живые мешают, о мёртвых сожалеют…

…Радуйся!

Не бойся!

Молись!

7 октября

Десятое

Я пишу тебе, папа…

Еду на фестиваль.

Всамделишный фестиваль детских писателей "Как хорошо уметь писать!"

Я не прошла в состав участников, но на открытие пригласили всех желающих.

Желаю!

Я пишу тебе письма, папа.

Это мой первый шаг к исцелению, к безопасному, плавному проживанию горя.

Называя чувства, обретаю покой.

А теперь я хочу добавить немного красок.

Ты не думай, это не так-то просто.

Принудительная терапия.

Краски – это второй шаг.

Наверняка мне захочется всё это бросить, я буду лежать бревном на кровати, подушка намокнет от жалости к себе, а мир снова поделится на чёрно-белые тона.

Ведь тебе же там хорошо? Правда, папа?

Это мы слабые. Нам жаль себя.

А ещё мне надо в Казанский собор.

Разрушить ассоциации.

В день, когда тебе стало плохо я была в нём, ждала экскурсию на смотровую площадку.

В соборе было многолюдно. Привозили мощи Сергия Радонежского. Очередь на поклон к ним извивалась змеёй и уходила за пределы здания.

К тебе ехала скорая помощь, а позже реанимация, а я с каким-то остервенелым отчаянием заглатывала впечатления, словно чувствовала, что поводов для радости скоро не останется.

Я, правда, это чувствовала.