Этот дом, этот спортзал, здесь все напоминает о них! Мое сердце разрывалось от боли!!! Зачем?! Почему Я осталась жива?! Зачем Господь, так поступает со мной?! За что, судьба, так ненавидит меня?! Я даже застрелиться не могу! Что станет без меня с сыновьями Данилы?
Я могла лишь пить и рыдать. И я пила и рыдала, сгоняя свою злость и обиду на боксерских грушах, которые лопались от моих беспощадных ударов и разлетались в клочья. Потом я снова пила, забываясь в пьяном беспамятстве. Сколько прошло дней? Потом оказалось семь, и два пустые ящика из-под водки.
Очнулась я от того, что мне на лицо льется ледяная вода. Я открыла глаза, надо мной стоял Глеб.
– Настя, Настюха, – перестав лить воду, он хлопал меня по щекам.
– Какого хрена, Глеб?! – «прорычала» я. – Че, на хрен, надо?! – я присела на спортивном мате, он протянул мне бутылку холодной минералки.
– Могу я, твою мать, побыть одна?! – продолжала я «рычать», отпив пол бутылки воды. – Могу я, нажраться и забыться хоть на пару дней?!
– Можешь, Настя. Можешь. Только уже не два дня, а семь, – сказал Глеб.
– И че?! Мир, на хрен, рухнул, без меня?!
– И это тоже ни чего. И мир, ни хрена, не рухнул. Настя, – он серьезно посмотрел на меня. – Отца закрыли.
– В смысле? – я почти очнулась. – Его какого хрена закрывать?
– Шьют ему последнюю перестрелку, – серьезно сказал Глеб.
– Но, его там не было! Он в тот момент в доме был! – я встала с мата, меня дико мутило и «штормило». – В смысле, он там был, но не «воевал», ни хрена. У Марты мотор прихватило, он с ней в доме был! – возмущенно орала я.
– А менты говорят, что очень даже «воевал». Вешают на него четверых жмуров: его пули, его ствол, ну, и дальше больше.
Дальше было ясно, что дело сфабриковано, но сфабриковано очень умно и хитро. Отца конкретно подставили, что-то им было нужно, но судя по всему, не посадить его, а развести.
– Менты, су. и, совсем охренели! – орала я. – Глеб, какого хрена, меня сразу не дернули? Когда его забрали?
Я, не стесняясь Глеба, сняла мокрый костюм.
– В девять утра, – ответил Глеб. – Туся не смогла разбудить тебя и позвонила мне.
Сняв костюм, я нырнула в ледяной бассейн, через полчаса голова начала «вставать на место», но мне все еще было очень хреново.
– Поехали, – сказала я Глебу. – Сначала к Никите…
* * *
– Здорова, Никита, – сказала я, войдя к нему в кабинет. – Никита, нужен нарколог и косметолог.
Никита удивленно посмотрел на меня.
– Дел много, – пояснила я. – А я выгляжу хреново и чувствую себя крайне дерьмово.
– Понял, – ответил Никита.
Пока нарколог ставил мне капельницы и поил какой-то дрянью, косметолог «колдовал» над моим лицом. Через два часа выглядела и чувствовала себя я вполне нормально.
– Что говорит адвокат? – спросила я Глеба, когда мы вышли из клиники и сели в машину.
– Говорит, есть вариант, пообщаться с прокурором, не особо честный прокурор из край. отдела, – ответил Глеб.
– Был бы честный, отец сейчас был бы дома, – сказала я. – Поехали к нему.
* * *
– Мурена, – сказал мне прокурор, без приветствий и вступлений, он явно, ждал меня. – Твоему Деду, вменяется четыре огнестрела со смертельным, и грозит ему, как ты понимаешь, не мало.
– Но ты же знаешь, что все это фуфло! В этом беспределе, Дед не замазан.
– А, по моему выходит, что очень даже замазан, – нахально ответил прокурор и положил передо мной материалы дела. – Вот, смотри. Экспертизы, заключения, показания свидетелей. И состояние аффекта не проканает. С такими обвинениями, все адвокаты города не смогут тебе помочь, – вальяжно говорил он.
«Ублюдок, ты тоже решил нажиться, за мой счет».
Я рассматривала материалы дела, разложенные передо мной. Из них следовало, что отцу светит лет 15-ть, а то и 20-ть. Они даже свидетелей нашли. Су. и! И адвокат, действительно, вряд ли, чем-то сможет помочь.
– Я тебя слушаю, – нагло сказала я.
– Ну, ты ведь, не хочешь, чтобы остаток своих дней, твой отец провел в камере, – ухмылялся прокурор.
– Сколько? – дерзко спросила я.
– Не очень много, – нагло сказал прокурор. – Дачу Деда. Зачем она вам теперь?
Дача Деда – двухэтажный деревянный дом, отделанный резьбой ручной работы, находящийся в лесополосе, среди дубов и берез. В доме – сауна, бассейн, во дворе озеро с лебедями… Чудесное место и стоит оно, как три коттеджа в нашем городе.
– У тебя рожа не треснет? – так же нагло, спросила я.
– У меня нет, – самоуверенно ответил прокурор. – А вот Дед, до звонка, вряд ли, доживет.
«Дачу захотел? Будет тебе дача!»
– Хорошо, – спокойно сказала я. – Сейчас ты, закрываешь дело Деда, да так закрываешь, чтобы оно случайно снова не открылось, – я зло посмотрела на него.
– И сейчас же, выпускаешь Деда. Мы едем к нотариусу, я пишу дарственную.
– Разве дача записана не на Марка? – спросил он.
– Нет! – резко ответила я.
После гибели сыновей и бизнес и все свое имущество, отец переписал на меня.
«Ни хрена мне в этой жизни больше не нужно», – сказал он тогда, я не стала с ним спорить, видя в каком состоянии он тогда находился.
– Сначала нотариус, потом Дед, – сказал прокурор.
– Мы – не на рынке! Хорош, торги устраивать! Не хочешь так, не будет, вообще, ни как, – этот урод уже порядком меня достал.