– Что, Никита Юрьевич, замуж меня возьмешь?
– Я с тобой, Настя, ты же знаешь, – не менее серьезно ответил он.
– Работаем, – жестко сказала я нотариусу и адвокату.
Адвокат и нотариус покинули кабинет.
– К Глебу и Федору можно, Ник?
– Глеб в реанимации, Настя, он спит.
– А Федор?
– Идем.
Мы прошли в палату к Федору, увидев меня, он содрогнулся и присел. Его и Глеба не было на похоронах и сейчас, мой внешний вид слегка напугал его.
– Привет, – тихо сказала я, присев на край его постели.
Федор смотрел на меня и просто не знал, что сказать мне.
– Настя, – он изо всех сил прижал меня к своей груди. – Держись, Настя. Я скоро…
Мы поговорили с ним с полчаса и я вернулась домой, заехав по дороге в парикмахерский салон. Мне было глубоко наплевать, как я выгляжу, но… мои седые волосы стали цвета блонди…
Заехав домой, я переоделась и отправилась на фирму, где секретарь собрала мне директоров.
– Добрый день, – сухо сказала я, осмотрев присутствующих.
– Добрый день, Анастасия Марковна, – ответили они.
– Марк Генрихович находится на больничном, пока его нет замещать его буду я… К концу недели мне нужны все отчеты по фирме… Вопросы, жалобы, предложения?
– Анастасия Марковна…
Выслушав директоров, я поняла, что фирму нужно «хватать за уши» и тянуть, пока она не загнулась…
* * *
Настенька умерла во мне окончательно. Ответственность за детей и желание найти и разорвать всех этих уродов – лишь это не давало мне пустить себе пулю в лоб и удерживало от непоправимых действий. Но душа моя стала жесткой, жестокой и сухой.
Теперь вся ответственность, абсолютно за все легла на меня и дом, и дети, и фирма, и суд ребят и адвокаты, и прокуроры, абсолютно все. Марк находился в конкретно отрешенном состоянии.
Я должна была быть сильной.
До сих пор, у меня была опора в жизни – сильное плечо Германа. Теперь, его нет и я сама должна решать все и отвечать за все должна сама. Наплевать на себя, на то, что жить совсем не хочется, подавить в себе боль и думать о том, что четыре юные жизни зависят от меня. Это уже не первый жестокий удар судьбы. Мне было больно, невыносимо больно, но сейчас, я была готова к трудностям. Сейчас уже ни какие проблемы и заботы, которые легли на мои плечи, не могли поставить меня в тупик, я уже не боялась трудных ситуаций, как это было шесть лет назад. Ужасная, терзающая боль разрывала мое сердце, делая мою душу все более жестокой. Мне было очень тяжело не позволить Мурене завладеть мной полностью, порой я даже хотела этого, но… что станет с детьми? Что станет со всеми нами, если я останусь лишь бездушным демоном? Я боролась с обстоятельствами и сама с собой.
«Что не убьет меня – сделает лишь сильнее!
Больше нет Германа, нет братьев.
Нет надежной опоры в жизни.
Теперь, Я – должна стать опорой.
И Я стану ей!
И ни кто не посмеет обидеть моих близких!
Я – не позволю!
Ни кто! И никогда!»
* * *
Пока Наталья была в больнице, сыновья Степана тоже жили у нас. Я сейчас больше подходила на роль отца, не могла пересилить себя, очень сильно болела моя душа по Марику и я не могла дать сыновьям Степана и Данилы материнской любви и нежности. Забота, ответственность, но не более того. Я понимала, что они дети и они ни в чем не виноваты, но ничего не могла с собой поделать, мне нужно было время и пока, я была для них «отцом» строгим, но справедливым.
* * *
Меня не переставала «давить» опека, намереваясь забрать Димку с Сашкой в реабилитационный центр, до определения их места жительства. Как и предполагал адвокат, суд о лишении Данилы родительских прав, был закрытым, сделали все быстро и тихо. Мой нотариус тоже сделал все быстро и тихо. Данила переписал имущество и счета на сыновей не особо давно, нотариусу не составило особого труда переписать все обратно на Данилу. Затем, повесив на Данилу офигенные долги, якобы за некачественную стройку объекта, он арестовал все его счета, лишил имущества движимого и недвижимого в качестве погашения долгов перед фирмой. В результате чего, его сыновья не могли пользоваться деньгами и благами Данилы, пока он сидит, потому как не было теперь ни денег, ни благ. Директор интерната моментально расхотел быть отцом…
Артем взялся копать всерьез и накопал так, что судить предстояло и главу опеки и директора интерната, он делал все, чтобы восстановить отцовские права Данилы, но… На все это нужно было время и немало, а Димка и Сашка «висели в воздухе». Глава опеки не желал идти ни на какие компромиссы. Через день после суда ко мне приехали представители из опеки.
Мы с ребятами сидели у камина, я, как могла, пыталась отвлечь их от мрачных мыслей разговорами. В дом вошел охранник и две незнакомые женщины, которые очень напомнили мне тех представительниц, которые хотели забрать в интернат меня.
– Анастасия Марковна Гретман?
– Да.
– Ефремовы Александр Данилович и Дмитрий Данилович находятся у Вас?
– Да.
– Ребята должны проехать с нами.
– У меня готовы почти все документы…
– Анастасия Марковна, не стоит спорить, иначе, установить опеку над ребятами, Вам будет гораздо сложнее.
Димка и Сашка встали с дивана и растерянно смотрели то на представительниц, то на меня.
– Тетя Настя, не надо! – у Димки случилась истерика, он с силой взял меня за руки и посмотрел мне в глаза. – Не отдавай нас, ну, пожалуйста!
Я присела рядом с ним на корточки, он изо всех сил обнял меня, продолжая реветь.
– Тетушка, милая… ну пожалуйста…
– Димочка, маленький мой, это ненадолго.