Записки сироты

Три дня пробыл цирк в городе, и каждое утро я училась ездить верхом на белой лошади Светлане, а вечером меня запирали на ключ на время представления. Кормили нас очень плохо… Даже скромная деревенская нянина пища казалась мне гораздо вкуснее этой картофельной похлебки и черного жесткого хлеба.

Я горько плакала, ложась спать в моей каморке, и горячо молилась, прося боженьку возвратить меня няне.

Из четырех детей труппы я подружилась только с Альфом – таким же бедным сироткой, как и я сама. Марго возненавидела меня с первого дня. Она была очень злая и капризная девочка… Боб и Ганс всячески дразнили и запугивали меня, поминутно дергая за волосы и неожиданно награждая пинками и щипками. А когда Альф заступался, они вдвоем набрасывались на бедного мальчика и колотили его по чему попало.

Зато Альф был чудный, добрый ребенок. Избитый и обиженный, он уговаривал меня не плакать. «Мы убежим, Катя, убежим непременно!» – говорил он сквозь слезы.

Наконец, цирк снялся и мы пустились в дорогу.

Чем дальше отъезжали мы от города, тем суровее относился ко мне хозяин. В городах мы останавливались дня на три-четыре, а в иных и целую неделю.

– Ну, Клара, – сказал мне как-то господин Ленч, – сегодня ты выступаешь, довольно есть даром мой хлеб…

Я испугалась ужасно. Правда, я очень сносно ездила на Светлане, вскакивала в седле, ехала на полном ходу стоя или спиной к голове лошади и несколько раз подряд переворачивалась в седле, но каждый раз я дрожала от страха, боясь упасть.

Вечером госпожа Ленч одела меня в светлую блестящую юбочку и атласный лифчик.

После кривляний двух клоунов конюх вывел на арену Светлану.

Я видела, как Ганс и Боб высунули языки, а добрый Альф кивнул мне головой. Мне вспомнилась няня, которая так горячо любила меня, заменяя покойную маму. Я вся в слезах повернула Светлану обратно с арены, но в ту же минуту Ленч подскочил к лошади и, ударив ее хлыстом изо всей силы, процедил сквозь зубы:

– Берегись, дрянная девчонка, испортить мне представление!

Я увидела такое страшное и злое лицо, что опрометью бросилась назад. Сколько голов и огней! Все смотрят на меня – маленькую девочку, как я ловко прыгаю в седле и перескакиваю препятствия. Они не знают, все эти люди, как мне тяжело, трудно и как хочется плакать! Я увидела в креслах маленькую девочку, сидевшую подле ее мамы… Она смотрела с такой завистью на мое блестящее нарядное платьице и на все мои фокусы.

– Глупенькая, маленькая девочка, – хотелось мне крикнуть ей, – не завидуй мне. Ты гораздо счастливее меня, у тебя есть мама и комната, и куклы, и няня, которая тебя любит. Тебя не обижают Ганс и Боб, и ты не дрожишь от страха каждую минуту! Ах, как бы мне хотелось поменяться с тобой!

А Светлана все скачет и скачет. Я прыгаю через большой обруч, стараясь не задеть его… вот еще один последний раз, и я могу уехать с глаз публики. Я еще раз посмотрела на маленькую девочку, сидевшую рядом с ее мамой, и вместо того, чтобы попасть в обруч, задела его и выбила из рук клоуна…

Глава семнадцатая

Апельсин доброго Альфа

– Скверная, гадкая лентяйка! Чего зазевалась? Что ты там не видела? Я тебя выучу глазеть по сторонам!

Я вся дрожала, слушая эту брань господина Ленча. Я боялась плакать… боялась извиняться. Он тряс меня в воздухе, сжав руками, как в тисках.

– На хлеб и на воду! В темную! Боб, отведи ее! В другой раз не будет упрямиться.

Я не поняла сначала, куда ведет меня злой Боб, и опомнилась только тогда, когда за мною щелкнула задвижка и я очутилась впотьмах.

Это была крошечная комнатка, где лежали костюмы и всякие принадлежности, сюда же сажали в наказание за проступки.

– Боб, не уходите, – просила я, слыша его шаги за дверью. – Дайте хоть огня!

– Ладно, и впотьмах посидишь, – крикнул в ответ мальчик, – не велика птица!

И он ушел, не слушая моих упрашиваний. Мне хотелось есть, я устала и страшно мне было в этой темной каморке.

Прижавшись в угол, я плакала навзрыд, ища няню, называя ее самыми ласковыми именами, точно она могла слышать меня.

– Если я попаду опять на свободу, я никогда, никогда не буду капризничать и упрямиться, а буду самой послушной девочкой, – обещала я, зажмуривая глаза, чтобы не видеть темноты.

Вдруг в дверь мою постучали.

– Кто там? – спросила я.

– Тише… Это я… Альфред, – раздалось за дверью. – Я убежал из дому и принес тебе кое-что.

– Альф, голубчик, как я рада!

Он вошел ощупью и сунул мне в руку булку и что-то круглое, холодное.

– Что это? – спросила я.

– Это апельсин, который мне бросили добрые господа во время моих фокусов.

Глава восемнадцатая

Я делаю успехи. Что посоветовал Альф

– А ты почему не ешь апельсин?

– Я уже съел свою долю. Мне бросили два апельсина, – сказал добрый мальчик, – только кушай скорее, а то мне надо уйти и унести корки, чтобы не заметили их завтра.

– Иди, Альф, и возьми апельсин, мне не хочется есть! – сказала я, чувствуя, что милый мальчик отдал мне свое первое, может быть, и последнее лакомство.

Он долго не хотел согласиться. Наконец, мы порешили разделить апельсин пополам и съесть его сообща.

Скоро Альф ушел, успокоив меня, что и в темноте со мною будет боженька и бояться мне нечего.

И правда, после ухода Альфа мне уже не было страшно.

Мы ездили из города в город, и я стала привыкать понемножку к моей новой жизни.

К тому же Альф не отходил от меня ни на минуту и мне было легче с добрым мальчиком. Я старалась угодить господину Ленчу и внимательно проделывала мои фокусы. Даже с Марго я научилась ладить, отдавая ей все, что мне бросали посетители цирка. А мне бросали больше, чем кому-либо, лакомств, потому что я была самая маленькая наездница. Теперь я уже ездила не только на Светлане, но и на Арапчике – самой быстрой и опасной лошади.

Однажды мы приехали в большой город.

– Как он называется? – спросила я у старших клоунов.

– А тебе на что? Уж не хочешь ли ты сбежать? – засмеялся клоун Дик. – А город этот Т., и ты не убежишь, так как он очень далеко от твоей деревни.

Т… Какое знакомое название! Кто мне говорил об этом городе? Ах да! Вспомнила: няня писала в Т. моему дяде, у которого я должна была жить! Господи! Неужели я не найду моих родных! Помоги мне, боже!

Я все рассказала Альфу.

– Ты знаешь, как зовут твоего дядю? – спросил он.