Записки сироты

Я долго не могла уснуть, поминутно пугаясь крика совы и других лесных звуков, но, наконец, уснула мирным и сладким сном.

Утром, с восходом солнца, старик разбудил меня, и мы тотчас же пустились в дорогу.

Чем ближе подходила я к деревне, тем больше волновалась за няню. Бедняжка, верно, все слезы выплакала, когда узнала о пропаже своей маленькой Кати. Уже у самой опушки леса встретили мы Василия и Федора, искавших меня целую ночь. Они и не подозревали, что я могла уйти так далеко и ночевать у Сысоя, жившего чуть не за 10 верст от опушки. Добрые люди очень обрадовались мне. Няня, оказывается, страшно плакала и не спала целую ночь.

– И Ванюшке досталось, что недоглядел, – рассказывали они.

Няня издали увидела меня и, смеясь и плача, бросилась со всех ног навстречу…

– Уж больше ни на шаг не отпущу, Катенька: ахти, грех какой! – говорила она, покрывая мое лицо и руки поцелуями.

Все обрадовались мне. Мишка бросился ко мне и стал ластиться у моих ног. Ирина и та взглянула ласковее… А Марья дала мне припрятанный ею для меня паточный леденец. Все благодарили Сысоя и угощали его в избе, чем бог послал. Тут только я вспомнила, что чего-то мне не хватает.

Боже мой. Лили! Моя бедная Лили осталась у ручья в лесу – сторожить мою корзиночку с земляникой.

– Что с тобой, Катенька, о чем ты? – спросила няня, видя, что я собираюсь плакать.

– Ах, няня, няня, я забыла в лесу мою Лили!

– Это куклу-то! – засмеялись мужички. – Ну, бог с ней, пусть останется у дедушки Сысоя погостить на вольном воздухе.

Они шутили, не подозревая, как мне жаль моей Лили. Ее мне подарила мама.

Глава десятая

Как я стала учительницей. На сенокосе

Прошла неделя с моего приключения в лесу. Как-то утром няня принесла мне письмо, полученное от дяди. Дядя ждал меня к себе и очень радовался, что у его дочери Лизочки будет новая подруга.

«Я думаю, что ты. Катя, очень похожа на свою маму, с которой мы были так дружны! Приезжай скорее, мы все ждем тебя».

Так заканчивалось письмо дяди.

– Едем, едем, нянечка! – запрыгала я от радости вокруг моей дорогой няни.

– Поедем-то мы поедем, Катенька, да только не сейчас; вот сенокосы подходят, и матушка просит меня остаться помочь им в уборке сена. А там и наш праздник храмовой поспеет и надо будет сходить на богомолье в город, там и ярмарка три дня бывает! – пояснила мне няня.

Я никогда не была на ярмарке и потому даже обрадовалась остаться. Мне даже немного жалко было расстаться с деревней, где я успела привыкнуть к Марье, Смолянке, огороду и белобрысому Ванюше.

Дяди, тети и кузины Лизочки я еще не знала, а здесь мне все было знакомо: вот почему я и не огорчилась особенно отложенным отъездом.

Одно меня печалило: постоянное ворчание Ирины… Я заметила, что строптивая старуха очень любит своего маленького внука и неохотно отпускает его от себя даже в школу.

– Балуются они там только, а он азы твердит… – ворчала она не раз, отправляя Ваню в школу.

У меня между игрушками была припрятана моя старая азбука, по которой мамочка учила меня читать.

Как-то вечером я показала ее Ванюше. Он увидел хорошенькую книжку с картинками и сказал, что по такой-то легче учиться, нежели в школе.

– Хочешь, я тебя выучу? – предложила я мальчику.

– Ты-то? – недоверчиво покачал он головою. – Ты разве учительница?

– А ты попробуй!

Усадив его в огороде между грядами капусты, я стала водить пальцем по странице и называть ему буквы. Буквы Ваня еще выучил в школе, и мне оставалось самое трудное – выучить его складам.

Склады подвигались медленнее, Ваня старался до поту и скоро сложил слова: баба, мама и вода.

Мы уже принялись за слово изба, как вдруг послышалось мычание возвратившегося стада, и злая Буренка заглядывала за плетень огорода.

– Ну, на сегодня довольно, а завтра будем еще учиться, – сказала я и, чтобы подбодрить моего ученика, прибавила: – Когда ты выучишься читать – я подарю тебе эту книжку.

Ванюшка так обрадовался моему обещанию, что сам торопил меня садиться за книжку. Ирина очень довольна была нашими занятиями и смотрела на меня гораздо ласковее.

– Не балует парнишка! С ребятами не дерется, и то хорошо! – говорила она и даже погладила меня как-то по головке.

Между тем наступили сенокосы. Мы с Ваней с утра побежали в поле, где уже работали «старшие». Я едва узнала няню в сарафане и платочке.

– Нянечка, какая ты смешная! – крикнула я ей еще издали. – Зачем ты так оделась?

– Жарко, Катенька, да и в городском платье косить неудобно.

Я села на скошенное место и смотрела, как красиво ложилась высокая, зеленая трава под косами работников. Они косили без отдыха, изредка только кто-нибудь из баб подходил покормить и покачать ребенка, спавшего тут же на сене, или испить квасу, принесенного ребятишками из деревни.

– Катя, Катя, беги сюда, беги скорее, – кричала мне няня, отошедшая довольно далеко.

Я вскочила с травы и кинулась к ней взапуски с Ванюшей.

Глава одиннадцатая

Нянина находка

– Тише, дети, тише, не растопчите! – останавливала нас няня, закрывая от нас собою что-то лежащее в траве.

– Что это там, нянечка? – сгорала я от любопытства.

– Да это птенчики! – вдруг весело вскричал Ванюша, успев заглянуть через руку матери.

– Птенчики, да, нянечка? – и я наклонилась к траве и увидела маленькое гнездышко, в котором пищали четыре крохотные, еще почти голенькие птички.

– Это они мать кличут, ишь как зовут-то, сердешные! – ласково говорила няня и, взяв гнездышко в руки, стала согревать птичек своим дыханием.

– Мама, мы их домой возьмем? – спросил Ваня.

– Нет, нет, как же они без матери останутся, они умрут! – возразила я.

Мне очень хотелось взять домой малюток, выкормить их и вырастить, но мне было жаль их мамы – бедной маленькой птички, – мамы, которая, вероятно, полетела за кормом своим птенчикам и будет очень плакать, если не найдет своего гнездышка.