– Да, обещаю тебе это, – роняет мальчик тихо, но уверенно и открытым, честным взглядом смотрит на сестру.
– Мама и папа благословили бы тебя сегодня. Я сделаю это за них, – говорит Ляля. – Встань на колени, Счастливчик.
Мальчик повинуется. Белокурая головка склоняется к постели сестры. Льняные локоны рассыпаются по одеялу.
– Господи! Помилуй моего брата Киру и помоги ему хорошо учиться и радовать нас! – шепчут бледные губки Ляли.
И она осеняет склоненную головку маленьким образком, только что снятым со стенки. Потом образок этот вешает на шею Счастливчика, рядом с золотым крестильным крестом.
– Ну, а теперь с Богом, ступай! До свиданья, Счастливчик!
И со слезами на глазах, но со счастливой улыбкой Ляля в последний раз целует брата.
И то пора…
– Время ехать, Счастливчик! – пискнул знакомый голосок под дверью.
Это Симочка. Ее прислали сюда из гостиной – поторопить нового гимназиста.
– Сейчас! Иду! Иду!
В горле Счастливчика щекочет что-то. Хочется заплакать и целовать еще и еще, бесконечное число раз милую, добрую, кроткую Лялю. А на душе так тихо, радостно и светло-светло, как в праздник Пасхи, совсем-совсем как тогда…
– Сейчас, сейчас!
С сожалением покидает мальчик уютную, славную спаленку сестры.
Черные, горящие теперь, как две свечи, большие глаза Ляли провожают Киру любящим взором до самой двери.
Под дверью стоит Симочка. Она подглядывала в замочную скважинку, что делалось в спальне. Ее глаза так и сверкают любопытством.
– Она тебя благословила! Я видела!.. – уверенным тоном заявляет она.
– Подсматривать очень дурно! – строго говорит Счастливчик и грозит пальцем.
– Вздор! – смеется Симочка. – Ну, бежим скорее. Не то опоздаешь! Бабушка беспокоится – страсть!
И, схватив за руку Счастливчика, она несется с ним по коридору, напевая тихонько:
Вот мчится пара удалая
Вдоль по дорожке столбовой…
Ураганом «удалая пара» врывается в гостиную.
– Счастливчик, можно ли так долго! Ведь опоздаешь! – сыплется на мальчика град упреков.
– Смотрите, Кира, как бы вам за это не сняли вашу кудлатую головку! – хохочет Мирский.
– Сядем, сядем! По русскому обычаю сесть нужно! – волнуется бабушка.
Все садятся. Бабушка с Кирой и Симочкой на диване. Monsieur Диро – в кресле рядом, няня – на кончике стула у дверей. На другом стуле, тоже на кончике, – Франц. Мик-Мик с размаху плюхается на табурет у рояля, открывает крышку инструмента и начинает барабанить на клавишах какой-то чрезвычайно шумный и торжественный марш. Старшие шикают на него и машут руками:
– Разве можно играть в такую серьезную минуту!
Мик-Мик поневоле замолкает, делает круглые страшные глаза по адресу Симочки, которая фыркает от удовольствия, и преважно разваливается в кресле.
Проходит минута. Все встают, крестятся на большой образ в углу гостиной. Потом бабушка крестит и целует Киру, точно он едет бог знает куда, на край света, в Южную Америку, в гости к индейцам. Няня плачет, а monsieur Диро что-то подозрительно долго сморкается в углу.
Мик-Мик тоже извлекает платок из карма на, закрывает им лицо и начинает всхлипывать на весь дом, причитывая в голос, как деревенская баба:
– Не уезжай, голубчик мой, не покидай поля родные! Это так смешно, что нельзя не смеяться. И все невольно смеются веселой выдумке. Симочка – громче всех.
Франц исчезает куда-то и через минуту появляется с объемистой корзиной в руках.
– Это еще что такое? – спрашивает Мик-Мик, делая удивленные глаза.
– Завтрак-с!.. – слышится невозмутимый ответ Франца.
– Какой завтрак? – недоумевает Мирский.
Корзина большая, фунтов[6 - Фунт – единица измерения массы, около 0,4 кг.]на пять; какой и кому может быть туда положен завтрак?
Франц поясняет «господину студенту»:
– Барыня приказали уложить для молодого барина завтрак в емназию. Здесь Скобелевские битки в судке с гарниром, в этом углу осетрина под соусом майонез и еще компот в стакане и груша… А в бутылочке – горячее какао; оно обернуто в ват у, чтобы не простыло.
– Ха-ха-ха-ха! – разражается смехом Мирский. – Да что вы меня – уморить хотите, что ли? Завтрак из трех блюд в гимназию! Да еще горячее какао! Да когда и где его ваш Кира съесть сумеет?
И Мик-Мик буквально падает в кресло от обуявшего его смеха.
Бабушка в смущении. Няня в обиде.
– И что вы, мой батюшка, и где это видано, чтобы ребенку есть не давали! – ворчит она, кидая недовольные взгляды на студента.
– Да поймите вы, старушка божия, ведь с таким запасом на Новую Землю, на необитаемые острова, к голодающим в Индию ехать впору! – горячо протестует Мирский. – Кире бутерброд с телятиной или котлетку холодную довольно взять с собою.
Но тут уже вступается бабушка.
– Всухомятку-то! Чтобы животик заболел! Голодом морить прикажете его! Слуга покорна я, я слишком люблю моего Счастливчика! Да и пилюли ему принимать надо перед завтраком. Как же он перед едой всухомятку пилюли принимать станет?.. Франц, – неожиданно приказывает бабушка, – вынеси корзину в пролетку и поставь на козлы в ноги Андрону.
Мик-Мик безнадежно машет рукой, потом оборачивается к Счастливчику:
– В добрый час, Кира! Желаю успеха. Помните мои слова: «Быть маленьким мужчиной», – и он крепко сжимает щупленькую ручку мальчика.
Monsieur Диро берет за руку Киру и ведет на крыльцо. Все провожают мальчика и гувернера.
Бабушка стоит у окна гостиной и машет платком.
– С Богом, с Богом!