– Аля! Аля! – остановила девочку m-lle Софи.
– Ну, что такое – «Аля! Аля!». Вечно только и слышишь: «Аля, сиди смирно!», «Аля, не грызи ногти!», «Аля, не болтай ногами!». Очень все это скучно! – И она презабавно надула хорошенькие губки.
– Перестаньте, Аля! Ведь ваша подруга с вами! Ведите же ее к нам скорее! – напомнила m-lle Софи, стараясь изменить настроение капризной девочки.
– Ах, да! – неожиданно рассмеялась княжна. – Пойдем, Сибирочка. Позови лакея! Пусть он наденет тебе пальто! – заторопилась она.
– У нас нет лакеев, а горничная нанята не для нас, детей, и господин Шольц не позволяет ей нам прислуживать. Легкие труды мы должны исполнять всегда сами, – проговорила серьезным голосом Сибирочка княжне.
– Вот это уже совсем глупо! – снова рассмеялась Аля. – Зачем тогда брать прислугу, если не для того, чтобы услуживать нам? Ай!.. – вскричала она внезапно, едва успев докончить свою фразу. – Что это за чучело там глядит? Смотри! Смотри! – И она бесцеремонно ткнула пальчиком по направлению к двери, откуда просовывалась черная голова Эллы.
– Это наша атлетка! – пояснила Сибирочка и ласково кивнула своей чернокожей подруге.
– Фи, противная какая! Черная, как сажа! – сделала презрительную гримаску княжна. – А что она умеет делать? – заинтересовалась она внезапно.
– Дайте ей монету, и она двумя пальцами согнет ее, – предложила Сибирочка, – она у нас страшно сильная, наша Элла.
– Да неужели? – И глаза княжны Али загорелись самым жгучим любопытством.
Она сунула руку в карман и вынула оттуда нарядный бархатный кошелек. В кошельке было немало золота и серебра. Князь Гордов очень баловал свою маленькую дочку и дарил ей много денег.
– Вот золотой, пусть согнет его! Если согнет, я подарю ей его! – И Аля небрежно швырнула монету негритянке.
Та ловко подхватила золотой на лету, весело усмехаясь и сверкая белыми зубами, и крепко зажала его на минуту в своих сильных пальцах. Потом подбросила золотой кверху, и когда десятирублевик очутился снова на ее черной ладони, он оказался сплющенным в трубочку.
– Ха-ха-ха! – звонко рассмеялась княжна. – Вот так молодец! Действительно, она умеет сплющивать монеты. А теперь, чумазка ты этакая, разогни-ка ее снова! – обратилась она снова к негритянке, и так как та не поняла ее, то Аля жестами и движениями пояснила негритянке, чего ей хотелось от нее.
Последняя снова широко улыбнулась губами и глазами. Ее белые зубы сверкнули, как большие миндалины. Она закивала и снова зажала монету в пальцах. И опять золотой приобрел свой прежний вид и заблестел на ладони негритянки.
– Очень, очень хорошо! – захлопала в ладоши княжна Аля.
Потом она приняла важный и гордый вид знатной барышни, покровительственно-небрежно кивнула Элле и пошла из комнаты об руку со своей новой подругой. M-lle Софи последовала за ними. Неожиданно на лестнице тяжелая черная рука опустилась на плечо княжны. Она вскрикнула от испуга и живо обернулась.
Перед ней стояла черная Элла. Негритянка протягивала ей золотую монету, тряся своей курчавой головой, и что-то мычала.
– Зачем она отдает? Это ей в подарок от меня, – пожала плечами Аля, – объясни ей это.
Сибирочка оживленными жестами стала пояснять что-то своей чернокожей подруге. Но та только по-прежнему трясла головой и мычала в ответ, сильно размахивая руками и пытаясь объяснить что-то.
– Она не возьмет денег от вас, – смущенно пояснила княжне Але Сибирочка, – она говорит, что она мой друг, стало быть, и ваш тоже!
– Ну, дружбы ее я не особенно-то просила, и какая это дружба с чернокожей! – засмеялась княжна и стала спускаться с лестницы.
– У нее светлая душа! – произнесла Сибирочка, которая с каждым днем узнавала все лучше благородную душу черной Эллы.
У подъезда княжну Алю ждала богатая коляска, запряженная парой вороных рысаков.
– Садись же скорее! – нетерпеливо сказала Аля своей новой подруге и птичкой впорхнула в экипаж.
Сибирочка, никогда в жизни не ездившая в экипаже, почти с робостью поместилась в нем. Лошади с места взяли рысью, и экипаж бесшумно покатил по мостовой.
Был ясный весенний день. Деревья уже зазеленели в скверах, уличные мальчики продавали повсюду букеты нежных и пахучих цветов.
Через четверть часа экипаж остановился у большого дома-особняка с мраморными колоннами и роскошным подъездом.
– Вот мой дом! Не правда ли, он похож на дворец? – проговорила с гордостью княжна Аля, и ее юное личико приняло надменное выражение.
Швейцар выскочил из подъезда и стал суетливо высаживать приехавших из экипажа.
– Пойдем, я познакомлю тебя с моим папой, князем, – проговорила снова Аля и, схватив за руку Сибирочку, бросилась с нею почти бегом по широкой лестнице, устланной коврами и уставленной тропическими растениями по площадкам.
Сибирочка широко раскрытыми от изумления глазами смотрела на невиданную еще никогда ею роскошную барскую обстановку. Громадные комнаты с высокими зеркалами, мягкая шелковая мебель, ковры, картины, нарядные безделушки – все это невольно приковывало ее взгляд.
– А вот и папа! – проговорила княжна Аля, вбегая в роскошный, несколько мрачный кабинет, в котором сидел за письменным столом тот самый бледный господин в черном сюртуке, которого Сибирочка видела с княжною в театре.
Этот, далеко еще не старый, но с печальным лицом господин поднялся со своего места и протянул Сибирочке обе руки.
– Здравствуйте, дитя мое, – проговорил он приятным, мягким голосом, – я рад, что вас удалось заполучить сегодня моей шалунье. Она с тех пор, как увидела вас, и слышать не хочет о других подругах. Упросила меня написать вашему директору и попросить отпустить вас к нам на целый день. Ведь вы свободны сегодня? Не правда ли, дитя мое?
– Да! Да! Она свободна! – не давая ответить смущенной этой любезной встречей Сибирочке, вскричала княжна. – Да, да, она свободна и поедет со мною в свой театр! Я хочу ехать сегодня в театр, в ее театр! – шумно и весело заявила она.
– Не будет ли это слишком часто, дитя мое? – произнес князь, ласково взглянув на дочь своими печальными добрыми глазами.
– Но я так хочу, папа! – задрожавшим голоском произнесла готовая уже заплакать маленькая княжна.
Князь, боявшийся причинить какое-либо горе своей любимице, поспешил согласиться.
– Хорошо, крошка, – сказал он ласково, – на этот раз я не лишу тебя удовольствия, хотя посещать так часто театры в твои годы очень вредно. А вы, дитя мое, родились и выросли в Сибири? И должно быть, вследствие этого вам и дали в театре такое хорошенькое имя? – обратился князь Гордов с вопросом к совсем уже потерявшейся от смущения девочке.
– Да, – сорвалось с уст Сибирочки, – я только два месяца как приехала оттуда в Петербург.
– А ваши родные остались там?
– У меня нет родных. Был у меня дедушка, но умер… Правда, есть еще Андрюша, брат, то есть… не родной, но…
Но тут княжна Аля без церемонии прервала Сибирочку и с шумом и смехом потащила ее к дверям.
– Пойдем, пойдем! Я покажу тебе мою комнату, игрушки, книги, все-все! – И Аля выпорхнула бабочкой из кабинета, увлекая за собою девочку.
Князь долго с грустной улыбкой смотрел вслед дочери. Он очень любил свою Алю и исполнял все ее малейшие капризы и желания. Постоянным страхом князя было потерять девочку. Княжна Аля часто злоупотребляла любовью к ней отца. Девочка была капризна, надменна и требовательна, но князь прощал все своей взбалмошной дочурке и никогда не сердился на нее.
– Вот моя гостиная! – торжествующе заявила княжна Аля своей новой подруге, вводя ее в прелестную комнату, всю уставленную крошечной мебелью розового плюша, миниатюрными зеркалами в золоченых рамах, хрупкими и драгоценными, похожими на игрушки. Рыхлый пушистый розовый ковер покрывал весь пол комнаты. На ковре валялась нарядная кукла, небрежно кинутая в угол, и раскрытая книга в золоченом переплете. – Это моя гостиная, а там, рядом, – моя спальня, классная и зала для игры… В зале ты увидишь мои игрушки и книги… Их у меня очень много! – продолжала тараторить княжна. – В зале мы будем и обедать сегодня, нам накроют на игрушечном столе, – решила она неожиданно.
– Но, дитя мое, – вмешалась m-lle Софи в решение своей воспитанницы, – что скажет ваш папа? Или вы не будете обедать с ним сегодня в большой столовой?
– Ах, Господи, если я так хочу! – капризно надувая губки, произнесла княжна и очень сердито взглянула на свою наставницу.
– Аля! – с укором проронила m-lle Софи.