Кирка слегка засм?ялся тоже. Ну, а какъ ты полагаешь, дядя, спросилъ онъ: они отдадутъ д?вку? —
7) – Дуракъ, дуракъ Кирка! отв?чалъ старикъ, передразнивая молодого казака. Не тотъ я былъ казакъ въ твои годы. Отдастъ ли Есаулъ д?вку? Теб? чего надо? Ты д?вку хочешь? такъ на что теб? старика спрашивать, ты д?вку спрашивай. Дядя Ерошка въ твоихъ годахъ былъ, такъ стариковъ не спрашивалъ, а глянулъ на какую д?вку, та и моя. – Выйду на площадь въ праздникъ, въ серебр? весь, какъ князь какой, куплю полу ц?лую закусокъ д?вкамъ, брошу. Казакамъ чихирю выставлю, заиграю п?сню. Значитъ гуляю. Какую выберу кралю, либо въ сады поб?гу за ней, либо корову ее загоню, чтобы она искать пришла. – А я тутъ. Мамушка, душенька! Люблю тебя, изсыхаю, что хочешь для тебя сд?лаю, женюсь на теб?. Ну и моя. А то прямо ночью окошко подниму, да и вл?зу. Такъ люди д?лаютъ, а не то что какъ теперь ребята, только и забавы знаютъ, что с?мя грызутъ, да шелуху плюютъ, презрительно заключилъ старикъ. —
Кирка, опершись об?ими руками на столъ, не опускалъ глазъ съ оживленнаго краснаго лица старика и, казалось, съ наслажденiемъ слушалъ его р?чи. —
– Хочешь, чтобъ д?вки любили, такъ будь молодецъ, шутникъ, а то вотъ и ходишь какъ ты, нелюбимой какой-то. А кажись бы теб? ли душенекъ не любить. Ни кривоногой, ни чахлой, ни рыжiй, ни что. Эхъ, будь мн? твои годы, за мной бы вс? д?вки въ станиц? б?гали. Да только захочу, такъ теперь полюбитъ.
Кирка радостно посм?ивался. – Да что, дядя, в?дь мн? кром? Марьянки, Богъ съ ними со вс?ми съ д?вками-то. Ужъ у насъ такъ въ пород?, никого д?вушниковъ н?ту. —
– Эхъ, дуракъ, дуракъ! ну любишь Марьянку, – вылучи времечко гд? одну застать, обними, скажи: мамочка, душечка, полюби меня, Машинька… Такъ то любятъ, а не то, какъ ногаецъ какой руки разставилъ, какъ бревна, да и ходишь дуракъ дуракомъ, сказалъ старикъ, передразнивая парня. – А то: жениться хочу, продолжалъ онъ т?мъ же тономъ. Что теб? жениться? теб? гулять надо, ты будь казакъ молодецъ, а не мужикъ (и мужики женятся). А полюбилась д?вка, люби, все одно. Что ты думаешь, что уставщикъ[60 - Раскольничiй попъ.] съ тебя монетъ слупитъ да въ книжк? почитаетъ, такъ она тебя слаще любить будетъ? Все это фальшь, братокъ мой, не в?рь. Съ женой хуже, ч?мъ съ душенькой жить. Какъ разъ постынетъ. У меня была Танчурка, такъ вторую нед?лю постыла да и съ солдатомъ сб?жала, а къ душеньк? 15 л?тъ ходилъ, – приду, такъ и обнять ее какъ не знаю. Все это фальшь. Вонъ татары другой законъ держутъ: женъ сколько хочешь бери. Это я хвалю. – Это умно. Разв? Богъ одну д?вку на св?тъ сотворилъ? Н?тъ, ихъ вонъ сколько, и ребятъ много. Хорошiе ребята хорошихъ д?вокъ и люби и народъ пойдетъ крупный. А то что, посмотришь теперь: мальчишка, соплякъ вотъ такой – онъ показалъ на аршинъ отъ земли, возьметъ д?вку, красавицу славную, тоже говоритъ: я казакъ. Ну какой отъ него народъ будетъ? Вотъ и ростетъ эта мелкота. А въ наше время народъ крупный, сильный былъ. Отъ того, что проще люди жили. Что теб? жениться, дуракъ? Гуляй съ д?вками, пей, вотъ те лучше жены. Пей! крикнулъ онъ, возвышая голосъ, передавая ему чапурку, и ожидая своей очереди. —
Въ это время старуха показалась въ двери, зa которой она стояла, слушая р?чи дяди Ерошки.
– Что брешешь на старости л?тъ, сказала она сердито: Ч?мъ ребятъ добру учить, а ты что мому Кирушк? сов?туешь? Старикъ какъ будто смутился на мгновенiе.
– Вишь, чортова в?дьма, подслушала, сказалъ онъ шутливо. Лучше еще вина принеси, бабука, не скупись, а я твоего сына дурному не научу.
– То то ты ужъ и такъ пьянъ надулся, а еще просишь. Ч?мъ бы теб? дурныя р?чи говорить, кабы ты добрый былъ, Кирушка теб? не чужой; ты бы долженъ пойти самъ къ эсаулу да д?вку Кирушк? посватать. Ты все ему дядя, да и слова ты всякiя хорошiя знаешь, а не то пустое болтать. —
– Что жъ, я пойду, хоть сейчасъ пойду. Д?дука Догадъ челов?къ справедливый, онъ д?вку отдастъ. В?рно отдастъ. Какъ не отдать? За такого молодца д?вку не отдать? Такъ принеси же, баба, еще осьмушку, прибавилъ онъ, подмигивая и подавая пустую чапурку съ такимъ беззаботнымъ видомъ, какъ будто ужъ это было д?ло р?шеное, что она подастъ ему еще вина. – А что ты насчетъ того сомн?ваешься, что я твоему сыну говорю, то напрасно, продолжалъ онъ, принимая разсудительный тонъ. Я твоего сына люблю. Я ему говорю, что ты съ д?вкой сойдись по любви, тогда д?вка сама сд?лаетъ, что ей быть за тобой. Д?вка – чортъ, она на своемъ поставитъ. – Какъ я Танчурку за себя хот?лъ взять, такъ старики тоже не хот?ли, за то что я омiршился[61 - Омiршиться значитъ у старов?ровъ пить и ?сть изъ одной посуды съ мiрскими.] и въ часовню не ходилъ, такъ Танчурка два м?сяца плакала; говоритъ: либо за Ерошкой буду, либо изведусь. Такъ сами старики ужъ ко мн? засылать стали. Я твоего сына худу не научу, такъ то! Принеси, мамочка, осьмушку еще, а ужъ я завтра къ д?дук? Догаду какъ передъ Богомъ пойду. – Старуха взяла чапурку и пошла за чихиремъ. —
Казаки разговаривали, выпили другую осьмуху, и дядя Ерошка, крестясь, почти пьяный всталъ съ скамейки.
– Спаси тебя Христосъ, бабука, сказалъ онъ: и сытъ и пьянъ! И затянувъ во все горло какую-то татарскую п?сню, вышелъ на улицу. —
Проводивъ старика до воротъ, Кирка остановился и прис?лъ на завалинку. – Молодой казакъ былъ въ сильномъ волненiи. Глаза его огнемъ блест?ли изъ-подъ б?лыхъ р?сницъ, гибкая спина согнулась, руки оперлись на кол?на, онъ, безпрестанно прислушиваясь къ удаляющимся шагамъ старика и къ п?снямъ съ площади, поворачивалъ то вправо, то вл?во свою красивую голову и, разводя руками, что то шепталъ про себя. Старуха, убравъ все въ избушк?, вышла къ воротамъ и долго внимательно смотр?ла на задумчивое лицо сына. Кирка сд?лалъ видъ, какъ будто не зам?чаетъ ее, и только пересталъ разводить руками. Мать покачала на него головой и вздохнувъ отошла отъ забора. Кирка р?шительно всталъ, обдернулъ черкеску и пошелъ по направленiю къ площади.
8) Ужъ начинало смеркаться, когда Кирка пришелъ на площадь. Кое гд? въ окнахъ хатъ засв?тились огни, изъ трубъ поднимался дымъ въ чистое вечернее небо. На краю станицы мычала и пылила возвращающаяся скотина, по дворамъ слышны были хлопотливые крики бабъ. Только д?вки и молодые парни оставались на площади и пронзительно заливались хороводной п?сней, толпясь на одномъ м?ст? и въ полумрак? блестя своими яркоцв?тными бешметами. – Горы снизу закрывались туманомъ, сверху б?л?ли, на восток? зажглась зарница и со стороны степи видн?лось красное зарево поднимающагося м?сяца. Съ Терека слышался неумолкаемый ночной трескъ лягушекъ и вечернiе крики фазановъ.
Кирка подошелъ къ хороводу и сталъ около т?хъ, которые смотр?ли на игру, не принимая въ ней участiя. – Марьяна ходила кругомъ, п?ла, см?ялась и ни разу не взглянула на Кирку. Н?сколько бабъ и д?вокъ, заслышавъ мычанье скотины, вышли изъ хоровода. Изъ углового дома, въ которомъ жила Марьянка, вышла баба и подошла къ хороводу. – Это была мать Марьянки, толстая плотная баба съ широкимъ загор?лымъ лицомъ, большими черными мрачными глазами и грубымъ голосомъ.
– Марьянушка! А Марьяна? закричала она вглядываясь въ хороводъ. – Что нейдешь, проклятая д?вка, скотину убирать, продолжала она, когда дочь откликнулась ей. – Аль не слышишь, черная бы тебя немочь.
Марьяна прiостановилась въ круг?, въ которомъ ходила, но ее тянули дал?е, она вырвалась и, оправляя на голов? платокъ, пошла къ своему двору.
– Сейчасъ приб?гу, прокричала она д?вкамъ, только коровъ подою.
Кирка жадно прислушивался къ словамъ матери и дочери. Какъ только Марьяна отошла отъ хоровода, онъ тихимъ шагомъ отошелъ отъ товарищей, съ которыми стоялъ.
– Видно спать пойти, лучше д?ло будетъ, сказалъ онъ.
Кирка шаговъ 10 отошелъ тихо и не оглядываясь; но, завернувъ за уголъ, онъ окинулъ своими быстрыми глазами улицу и легко, неслышно, какъ кошка, придерживая рукой кинжалъ, пустился въ маленькой переулочекъ къ калитк?. Старуха съ водой шла отъ калитки. Кирка въ два прыжка подскочилъ къ изгороди и прис?лъ въ черной т?ни ея. Когда старуха прошла, онъ поднялся и однимъ махомъ перескочилъ черезъ загородку. Въ то время, какъ онъ перескакивалъ, что то треснуло сзади его: казакъ вздрогнулъ и замеръ. Черкеска его зац?пилась за сухую в?тку терновника, наваленного на заборъ, и пола распоролась на двое. Онъ щелкнулъ языкомъ, соединилъ два куска, потомъ встряхнулъ головой и поб?жалъ дальше съ внешней стороны изгороди и канавы, въ которой при его появленiи замолкали и бултыхали въ воду пронзительно звен?вшiя лягушки. Загнувъ за уголъ, онъ увидалъ пыльную полосу стада и услыхалъ крики бабъ и мычанье скотины. Онъ прiостановился и снова пригнулся у забора. Такъ просид?лъ онъ около полчаса, прислушиваясь къ говору, происходившему у воротъ и на задахъ станицы, и ожидая сумрака, который быстро, какъ это бываетъ на Кавказ?, охватывалъ станицы. Ужъ отъ забора, подъ которымъ онъ сид?лъ, ложилась неясная т?нь всплывавшаго надъ бурунами[62 - Бурунами называются песчаныя невысокiя горы, которыми начинается Ногайская степь, лежащая на с?вер? линiи.] м?сяца и св?тловатая полоса зари надъ Терекомъ была чуть зам?тна.
Кирка хот?лъ посл?довать сов?ту старика и отогнать Марьянкину корову, но подб?жавъ къ воротамъ, онъ увидалъ, что скотина уже загнана, и теперь безъ всякой ц?ли, но съ сильнымъ волненiемъ, которое возбуждали въ немъ желанiе чего то, ночь и таинственность, прислушивался ко вс?мъ звукамъ. Вонъ нянюка Стешка мать кличетъ, быковъ загнать, говорилъ онъ себ?, а вонъ дядя Ерошка п?сню поетъ. А вонъ это кто мамуку кричитъ? вдругъ спросилъ онъ себя, почувствовавъ какъ бы ужасъ, который мгновенно охватилъ его. – Ей Богу, это Марьяна кричитъ. – Д?йствительно Марьяна стояла у самыхъ воротъ и кричала матери, что корова ушла, и что она боится идти искать ее въ поле.
– Чего боишься, дура, б?ги, я чай на канав? воду пьетъ, отв?чала мать, авось бирюки[63 - Волкъ на кавказскомъ нар?чiи.] не съ?дятъ!
– Куда же я ночью одна поб?гу? она може на Терекъ ушла – гд? ее найдешь? отв?чала Марьянка, но такимъ нер?шительнымъ голосомъ, что Кирка былъ ув?ренъ, она пойдетъ искать скотину, и д?йствительно до его напряженного слуха скоро донеслись звуки, звуки скорыхъ легкихъ шаговъ и шуршанье женской рубахи по высокому бурьяну за станицей. —
Какъ ни хорошо вид?ли даже въ темнот? маленькiе глаза Кирки, онъ въ темнот? не могъ разсмотр?ть ничего. Онъ снялъ папаху и прилегъ къ земл?. Тогда на св?т? м?сяца ему ясно обозначилась черная стройная фигура д?вки, которая съ хворостиной въ рук?, своей молодецкой походкой быстрыми шагами шла къ канав?. По походк? и по движенiю ея руки, которой она била хворостиной по трав?, видно было, что она считала себя одной. – На св?т? м?сяца, кром? фигуры д?вки, Кирка подъ грушей около канавы увидалъ и корову. Какъ дикая кошка, онъ быстрыми большими шагами доб?жалъ до канавы, размахнувшись, также неслышно перескочилъ черезъ нее и прижался около груши.
– Вишь куда забрела, псё, псё! кричала Марьяна, заб?гая съ другой стороны.
Кирка р?шился все сказать Марьян?. Онъ неподвижно стоялъ въ черной т?ни груши. Сердце стучало у него въ груди такъ сильно, что раздраженный чуткiй слухъ, невольно ловившiй вс? окружающiе звуки, не разъ принималъ стукъ сердца въ груди зa топотъ скотины, и онъ безпокойно оглядывался на б?л?ющую въ 15 шагахъ отъ него корову, чтобы уб?диться, что она не ушла отъ него. Онъ ждалъ.
9) Станица находилась въ полуверст? отъ Терека. Около самой р?ки росъ чистой непроходимой л?съ, камышъ и заброшенные сады старой станицы. Ближе къ новой станиц?, были сады казаковъ, по которымъ для поливки были проведены большiя и малыя канавы изъ Терека. —
Кирка ожидалъ Марьяну въ садахъ, на одной изъ такихъ канавъ. – Съ об?ихъ сторонъ 4-хъ аршинной канавы, въ которой быстро текла поднимающаяся изъ Терека холодная, мутно желтая вода, росли старыя груши, кизиль, яблони, карагачъ, дикiй виноградъ и ежевичникъ, которые одинъ сверху, другой снизу, оплетали вс? эти деревья, составляя изъ нихъ непроходимую сплошную темнозеленую массу. Кое гд? только оставались небольшiя полянки, на которыхъ по наплывшему песку плелись вьющiяся растенiя. Было самое сочное время весны на Кавказ?, гуща была непроходима, св?жа и росиста. Надъ канавой вились мирiады комаровъ, въ чащахъ терновника и виноградника укладывались птицы, кричали фазаны, лягушки звен?ли, какая то любовная жизнь слышалась отовсюду, запахъ воды и одур?вающей южной ночной растительности. М?сяцъ, прорываясь сквозь чащу, кое гд? клалъ свои св?тлыя пятна, осв?щая б?лую спину коровы, и клалъ черныя т?ни. Скотина, нетерп?ливо отмахиваясь хвостомъ отъ нуды и треща между терновниками, перебирала траву. Марьяна, подобравъ рубаху и высоко шагая по бурьяну, заб?гала ей отъ л?са. – Поровнявшись съ грушей, она прiостановилась и внимательно стала вглядываться въ черную фигуру парня. —
Горячая кровь все сильн?е и сильн?е приливала къ голов? и стучала въ сердц? Кирки. Онъ задыхаясь ожидалъ, что д?вка пройдетъ мимо него и хот?лъ броситься къ ней, но Марьяна остановилась и, спокойно подходя къ груш? м?рными шагами, твердымъ голосомъ окликнула его.
– Это я, ничего, нянюка, сказалъ казакъ тихо, нер?шительно выходя изъ т?ни и обдергивая черкеску.—Что, корову ищешь?
– Вишь чортъ проклятой, я думала абрекъ, напугалъ меня, сказала Марьянка и остановившись звонко засм?ялась чему то и стала шаркать по трав? хворостиной. – Чего тутъ крадешься? —
Кирка молча подходилъ все ближе и ближе. – Марьянушка, сказалъ онъ дрожащимъ голосомъ, что я теб? сказать хочу. – Право. Что жъ, все одно… и онъ взялъ ее за плечо. —
– Вишь разговоры нашелъ по ночамъ, сказала Марьяна; – корова уйдетъ. Псё! псё! и легко и весело прыгая и см?ясь чему то, заб?жала въ кусты, остановила корову и тихо пошла къ станице. Кирка шелъ подл? нея молча. Марьяна вдругъ оглянулась и остановилась передъ нимъ: Ну что сказать хот?лъ? Полуночникъ! и она опять засм?ялась. —
– Да что сказать хот?лъ, отв?чалъ Кирка, задыхаясь отъ волненiя. Что мн? сказать? ты сама все знаешь, нянюка; и ты надо мной не см?йся, ей Богу, не см?йся, потому что, ежели конечно твоя мамука по б?дности моей согласья не дастъ, что-жъ все одно, ежели ты какъ прежде; а я, ей Богу, ужъ такъ тебя люблю, что, ей Богу, ну вотъ – д?лай со мной, что хочешь. Только ты захоти, а то все одно. —
Марьяна молча нагнула голову и задумчиво рвала росистые листья груши.
Кирка становился см?л?й и одушевлялся. —
– Я совс?мъ не челов?къ сд?лался, какой-то дуракъ сталъ и все отъ тебя. – Чтожъ, ежели я б?денъ, все, коли ты захочешь, то будешь зa мной. – Потому что я слову твоему в?рю, помнишь, что въ садахъ говорила. – Ей Богу, Марьянушка, матушка, гр?хъ теб? будетъ, ты меня погубила. А ежели ты пойдешь за Терешку Игнаткинскаго, я не знаю, что надъ собой сд?лаю, потому, ей Богу. – Марьянушка, я ничего сказать не могу: что хочешь со мной д?лай. – И онъ взялъ ее за руки. —
– Слушай ты мои слова, Кирка, отв?чала Марьяна, не вырывая рукъ, но отдаляя отъ себя молодого казака. – Ты меня знаешь, я съ ребятами шутить не ум?ю, не такъ какъ Настька и другiя д?вки съ молодыхъ л?тъ побочиновъ им?ютъ. Я этого не знаю, а я теб? все по душ? скажу. – Вотъ что – ты меня, руки пусти – я сама все скажу. Я теб? прошлымъ л?томъ сказала, что за тебя замужъ пойду. Теперь время пришло. Иди самъ или мать пошли къ батьк?, мамук? не говори. Ни за к?мъ кром? за тобой я не буду. Вотъ теб? мое слово. Такъ и мамук? скажу. И слово будетъ кр?пко какъ камень.
– Ей Богу? право? Марьянушка? спросилъ Кирка, обнявъ ее. —
Марьяна тоже обняла его сильными руками и кр?пко прижалась къ нему. – Братецъ, голубчикъ ты мой! слабо проговорила она. Потомъ она быстро вырвалась отъ него и поб?жала къ станиц? за коровой.
– Подожди часикъ, душенька, мамушка, что я сказать хот?лъ, уговаривалъ ее шепотомъ молодой казакъ, сл?дуя за ней.
– Все сказали, ступай, чтобъ тебя не видали, а то опять уб?житъ, прибавила она, указывая на корову, и см?ясь поб?жала за ней. —
Кирка долго сл?дилъ за ней до самыхъ воротъ и уговаривалъ, чтобъ она вернулась, но она ни разу не повернулась. Услыхавъ голосъ ея матери, которая встр?тила у станицы д?вку, Кирка остановился. Передъ нимъ прозрачно св?тл?ла осв?щенная м?сяцемъ росистая поляна. Изъ нея слышались св?жiе звуки лягушекъ и перепеловъ и стрекозъ. Звуки эти были такiе же прозрачные, все говорило: туда, туда, въ наше царство луннаго св?та и св?жести. Кирка н?сколько разъ снялъ и над?лъ съ разгоряченной головы шапку, вдругъ повернулся и опять той же дорогой пустился черезъ канаву и загородку въ станицу на площадь. – Д?вокъ уже оставалось мало на площади, вс? расходились. Онъ гордо прошелъ мимо нихъ; Марьяны не было. Онъ взялъ за руку своего прiятеля Иляску и другихъ казаковъ и пошелъ ходить по станиц?.
– Давайте п?сни играть, ребята, сказалъ онъ и сильнымъ груднымъ теноромъ затянулъ старинную, выученную имъ отъ Ерошки п?сню. П?сня говорила про стариннаго джигита казака, который ушелъ въ дальнiя горы и тужитъ по своей родин? и по своей душеньк?, которая за другого вышла замужъ. – Онъ прошелъ н?сколько разъ мимо Марьянкинаго дома и въ темнот? слышалъ ея голосъ, говорившiй съ матерью. Н?сколько молодыхъ казаковъ присоединились къ п?вцамъ и, взявшись за руки, долго въ лунномъ св?т? ходили по станиц?. – Заря совс?мъ потухла. Полная луна св?тло и высоко вошла на небо. Зажглись частыя зв?зды. Кое-гд? уже видны были только огни въ окнахъ. На вс?хъ дворахъ курились кизяки и около нихъ, спасаясь отъ комаровъ, пыхт?ла и поворачивалась б?л?ющая скотина. Кое гд? въ избушкахъ слышалось заунывное пьяное п?нье загулявшихъ казаковъ. Съ Терека несло св?жестью и сильнымъ кр?пкимъ л?снымъ запахомъ. Стройныя раины садовъ и камышевыя крыши хатъ поднимались въ ясное небо и ихъ черныя т?ни отчетливо ложились на сухой дорог?. Вдалек? черн?ли сады и л?съ. Иногда п?сня казаковъ замолкала и слышался звонъ лягушекъ съ воды и слабые ночные звуки укладывающагося народа и шаги казаковъ въ тихой станиц?. Потомъ снова заливались молодые веселые голоса и изо вс?хъ счастливо, бойко, дрожа звен?лъ сильный голосъ разгулявшагося Кирки. —
Глава 2.
Сид?нка.
Въ сл?дующее воскресенье дядя Ерошка сдержалъ свое слово. Онъ над?лъ новый бешметъ и утромъ, еще не пьяный, пошелъ къ старику Илясу сватать Марьяну за своего сос?да и роднаго Кирку. Старики ус?лись за столъ, баба принесла имъ вина и вышла подслушивать за дверью. Поговорили о временахъ, которыя будто и по урожаю и по нравственности людей все становились хуже и хуже. Дядя Ерошка, помолчавъ немного, всталъ и поклонился.
– Я къ теб? по д?лу пришелъ, д?дука Илясъ, сказалъ онъ, у тебя товаръ, у насъ купецъ – и онъ съ медлительной важностью въ движенiяхъ и р?чи передалъ просьбу казака. Вообще Ерошка теперь былъ совс?мъ другимъ челов?комъ, ч?мъ въ праздникъ вечеромъ. Онъ былъ важно краснор?чивъ и торжествененъ. – Онъ двигался медленно, говорилъ м?рно и складно и большей частью божественно. Старуха, не см?я принять участiя въ бес?д? стариковъ, только неодобрительно вздыхала за дверью на слова дяди Ерошки. Однако старикъ Илясъ, не перебивая, выслушалъ р?чь дяди Ерошки, тоже всталъ, отблагодарилъ за честь и отв?тилъ, что онъ за богатствомъ не гонится, что дочь его д?вка взрослая и сама можетъ судить. Коли ей любъ женихъ, то можетъ идти замужъ и за Кирку. Но онъ прибавилъ, что время терпитъ и что хотя онъ ничего не знаетъ за молодымъ казакомъ, онъ не отдастъ дочь прежде, ч?мъ Кирка будетъ строевымъ казакомъ, т. е. соберетъ себ? коня, с?дло и все оружiе. А пока онъ хот?лъ, чтобъ д?ло было въ тайн?.