Полное собрание сочинений. Том 6. Казаки

Наши старички поклонились да и говорятъ:

«Мы, говорятъ, Грозный царь, на Гребн? живемъ хорошо. Татары намъ не м?шаютъ, и князя ихняго надъ собой не знаемъ. Мы вольные казаки, отцы наши вольные были и мы никакому царю не служимъ да и д?тямъ нашимъ закажемъ. А коли ты молъ намъ земли отдать хочешь, мы перейдемъ, только ты нашу казацкую волю не тронь. А мы изъ-за Терека татаръ не пустимъ».

Такъ и решили. Казаки наши земли взяли, отъ самаго моря и до Николаевской почти, да вотъ тутъ по Тереку станицы и построили. А царь въ свою Сибирь назадъ ушелъ. Это давно тому д?ло было. Отъ того то мы и Гребенскiе зовемся. Отъ нихъ то нашъ родъ и ведется. Теперь нашъ народъ вырождаться сталъ; а то мы, отецъ мой, чистые Азiаты были. Вся наша родня Чеченская, – у кого бабка, у кого тетка чеченка была. Да и то сказать, живемъ мы въ сторон? Азiатской, по л?ву сторону степи, Ногайцы, по праву Чечня, такъ мы какъ на острову живемъ, Ивана царя землю караулимъ. —

– «Да ты что самъ то пьешь, а мн? не подносишь», обратился вдругъ старикъ къ офицеру. «Пунчъ пьешь? А?»

– «Н?тъ, чай пью; ты разв? хочешь?

– «А арапу н?тъ у тебя влить въ чай то?»

– «Какой арапъ?

– «Эхъ! Эхъ! Эхъ! арапа не знаетъ! Это такой ромъ, пунчъ д?лать. Хоть водки влей».

Офицеръ вел?лъ подать водки и налилъ старику полстакана съ чаемъ.

– «Теперь карга», сказалъ Ерошка, похлебывая и пом?шивая ложечкой.

Въ это время ротный фельдвебель съ артельщикомъ пришли къ приказанью. – Ерошка посторонился и удивленно посмотр?лъ на солдатъ.

– «Въ 8-й рот? все обстоитъ благополучно», отрепортовалъ фельдвебель.

– «Молодецъ солдатъ!» проговорилъ одобрительно Ерошка. «Это я люблю, что начальника уважаешь. Молодецъ, братъ!»

– «Ну хорошо, хорошо», сказалъ офицеръ, когда фельдвебель разсказалъ н?которыя подробности о пом?щенiи, лошадяхъ и пищ? солдатъ: «ступай теперь».

Фельдвебель щелкнулъ нал?во кругомъ и, отбивая ногами, скрылся съ другимъ солдатомъ въ темной улиц?.

– «Ну а теперь у васъ опасно отъ чеченцевъ?» спросилъ офицеръ у старика: «бываютъ тревоги?»

– «Бываютъ, отецъ мой, бываютъ. Да что, народъ нынче какой сталъ. Гд? имъ, казакамъ нашимъ устеречь. Только слава, что кордоны держутъ, a н?тъ ничего. – Встарину такъ точно, что казаки были. Ты не пов?ришь, а ей Богу не лгу, еще я запомню, какiе казаки были; бороды по поясъ вис?ли, плечи – вотъ, головой въ потолокъ упирается. Хоть бы батюшка мой былъ, Широковъ прозывался. Прозвище наше настоящее Сехины, а его Широкимъ казаки звали. – Такъ в?дь бывало пойдетъ въ л?съ, кабана убьетъ, на плечи взвалитъ, да одинъ и принесетъ легко. A в?дь пудовъ 10 въ хорошей свинь? будетъ. Поди ка нынче, какой казакъ тушу подниметъ? Принесетъ, бывало, батюшка тушу, броситъ на двор?: «на-те, молъ, ребята, св?жуйте»; а самъ въ хату пойдетъ. Матушка, бывало, уже знаетъ, ту же минуту въ сарай зa виномъ б?житъ, чихирю самаго лучшаго, холоднаго нац?дитъ чапуру, во-какую, полведра я чай вл?зало, да и подноситъ. – А мы ребята бывало, только въ дверь заглянуть, такъ какъ листъ отъ страху дрожишь. Съ охоты сердитъ всегда батюшка приходилъ, покуда не выпьетъ. – Выпьетъ, отдуется, тогда ужъ и ничего, встанетъ, ружье приберетъ и къ намъ выйдетъ.

– «Что, ребята, св?жуете?» Не такъ молъ, а вотъ такъ то, да такъ то; самъ возьметъ пулю и выр?жетъ. Какъ осв?жуетъ совс?мъ, отр?жетъ часть что ни самую лучшую: «чихирю!»

– «На, скажетъ кому изъ насъ (насъ трое братьевъ было, а меня онъ любилъ), вотъ св?жины, да чихирю кувшинъ, да пулю, къ д?дук? Бурлаку снеси. Скажи, молъ, Широковъ Ванька св?жиной и чихиремъ кланяться приказалъ. Кабана скажи, въ Курдюковскомъ камыш? убилъ, вотъ молъ и пульку прислалъ».

Ну и поб?жишь бывало, къ д?дук?, подпрыгиваешь. А Бурлакъ колдунъ былъ. Его весь полкъ зналъ и батюшка его уважалъ. Безъ его приказа, бывало, за зв?ремъ и не ходи.

– «Отчего жъ это?» спросилъ офицеръ.

– «В?дь я теб? сказываю, что онъ колдунъ былъ. Бывало, соберется батюшка на охоту, пошлетъ къ Бурлаку. И просто не ходи, а чихирю принеси ему. Придешь, бывало, боишься. А онъ съ д?вкой жилъ. Лежитъ бывало на постели, ноги кверху задеретъ, голова большущая, раздуло его всего отъ чихиря. Сопитъ – лежитъ. «Кто пришелъ?» закричитъ.

– «Я, д?дука; батюшка прислалъ спросить, куда за зв?ремъ идти».

– «А чихирь гд?? Давай ка его сюда». Ротъ разинетъ, ему вольютъ. Такъ ц?лый кувшинъ выдуетъ и начнетъ соп?ть.

– «Чтожъ батюшк? сказать», спросишь, а самъ боишься.

– «А вотъ что скажи. Скажи ты, чтобы въ Ол?ний отрогъ не ходилъ и на островъ не ходилъ бы, а въ Новый Юртъ чтобъ шелъ, и убьетъ».

Какъ скажетъ, такъ и будетъ.

– «Да разв? отъ этаго?» сказалъ офицеръ.

– «А ты какъ думалъ? Былъ у насъ казакъ, молодецъ охотникъ, – урванъ, какъ я же, ничему не в?рилъ. Такъ сдохъ было. Я теб? разскажу, добрый челов?къ.

Пришли разъ – давно тому д?ло было, еще при батюшк? – Татары изъ-за р?ки; тутъ аулъ ихнiй. «Что вы, говорятъ, казаки, свиней за р?кой не бьете. Къ намъ на кукурузу каждую ночь табуны ходятъ. Мы ихъ не ?димъ, такъ намъ не надо, а караульщики наши стр?ляли, – отбить не могутъ. Сказывають, одинъ большущiй кабанъ впереди стаи ходитъ, всю кукурузу потравилъ и убить его никакъ не могутъ».

Нашъ одинъ охотникъ и пошелъ, вотъ твоего хозяина дядя, зас?лъ на кукуруз? и ждетъ. Пришелъ табунъ и большущiй чортъ впереди идетъ, – съ корову, говорилъ. Какъ обнюхалъ казака, фыркнулъ и прогналъ свой табунъ, а самъ пошелъ кукурузу полосовать. Только казакъ приц?лился: «Отцу и сыну и святому духу!» – какъ данкнетъ; даже слышалъ, какъ пуля въ него шлепнула; а кабанъ на него, подскочилъ и ну его полосовать, всю спину взодралъ. Такъ не бросили, пошли другiе казаки, лапазикъ построили, тоже убить хот?ли. Сколько ни стр?ляли, не беретъ пуля, да и все. Мой батюшка у Бурлака сталъ спрашиваться на этого кабана идти. «Не ходи», говоритъ: «онъ не кабанъ, онъ чортъ». Батюшка и оставилъ. А урванъ-охотникъ, про котораго я теб? сказывалъ, тотъ пошелъ: «пустяки», говоритъ: «я его убью». Взялъ въ ружье три м?рки пороху вкатилъ, да бирючей шерстью запыжилъ, да дв? пули, да жеребъ съ хлюстомъ послалъ и пошелъ за р?ку. Какъ пришелъ кабанъ, онъ и трахнулъ. Да такъ трахнулъ, отецъ мой, что ружье у него изъ руки выскочило да его по лбу, да сажени на три улет?ло. Такъ казакъ безъ памяти и упалъ. Утромъ пришли казаки, глядятъ въ кукурузу: урванъ лежитъ навзничь, все мурло разбито; прошли шаговъ 30, и кабанъ лежитъ: насквозь ему дв? пули черезъ грудь прогналъ. Такъ сказывали, въ томъ кабан? 25 пудовъ было».[48 - Дальше на полях: Разсказъ о томъ, какъ отецъ съ колдуномъ ходилъ за р?ку и превратился въ кустъ. Вопросы о д?вк?. Старикъ разсказываетъ свои любовныя исторiи. И про Кирку, его скромность, потомъ перем?ну. Онъ ходитъ къ ней, но она не даетъ ему. Офицеръ ходилъ всю ночь и подошелъ къ Кирк?, который п?лъ…]

10.

Б?ГЛЫЙ КАЗАКЪ.

Глава I. Праздникъ.

1) Въ Греенской станиц? былъ весеннiй праздникъ. Исключая строевыхъ казаковъ, которые и въ праздникъ несутъ службу по кордонамъ,[49 - Кордонъ – казачiй промежуточный пикетъ.] весь станичной народъ былъ на улиц?. Старики, собравшись кучками, опираясь на посошки, стояли и сидели около станичного правленiя или у завалинъ хатъ и съ важностью, насупивъ с?дыя брови, м?рными голосами бес?довали о станичныхъ д?лахъ, о старин? и о молодыхъ ребятахъ, равнодушно и величаво поглядывая на молодое покол?нье.

Проходя мимо нихъ, бабы прiостанавливались и опускали головы, молодые казаки почтительно уменьшали шагъ, и снимая попахи, держали ихъ н?которое время передъ головой. – Старики замолкали, кто строго, кто ласково осматривали проходящихъ и медленно снимали и снова над?вали попахи. Бабы и д?вки въ ярко цв?тныхъ бешметахъ съ золотыми и серебрянными монистами[50 - Монисто – нитка съ украшенiями, большей частью серебряными или золотыми монетами.] и въ б?лыхъ платкахъ, обвязывавшихъ имъ все лицо до самыхъ глазъ, сид?ли на земл? и бревнахъ, на перекресткахъ въ т?ни отъ косыхъ лучей солнца и грызя с?мя звонко болтали и см?ялись. Н?которые держали на рукахъ грудныхъ д?тей и разстегивая бешметъ кормили ихъ или заставляли вокругъ себя ползать по пыльной дорог?. Казачата на площади и у воротъ мячомъ зажигали въ лапту и оглашали всю станицу своими звонкими криками. Д?вчонки, сц?пившись рука съ рукою, тоненькими голосками пища п?сню какъ будто большiя д?вки, топтались на одномъ м?ст?, водили хороводы. – Молодые льготные[51 - Льготнымъ казакомъ называется тотъ, который долженъ поступить на будущiй годъ въ строевые.] казаки, писаря и вернувшiеся домой на праздникъ, въ нарядныхъ черкескахъ, обшитыхъ галунами, подходили то къ одному, то къ другому кружку бабъ и д?вокъ и, придерживаясь рукой за кинжалъ и молодецки переставляя ноги или поправляя папахи, пошучивали и заигрывали съ д?вками и молодыми бабами. – Кое гд? краснобородые сухие Чеченцы съ босыми ногами, пришедшие продавать или покупать изъ-за Терека, сид?ли на корточкахъ около знакомаго дома и, покуривая и поплевывая въ пыль, быстро перекидывались н?сколькими гортанными словами и любовались на праздникъ. Изр?дка провозилъ на волахъ скрипучую арбу съ камышемъ широкоскулый работникъ ногаецъ. Кое гд? слышались пьяныя п?сни загулявшихъ казаковъ. Вс? хаты были заперты и крылечки съ вечера вымыты. Даже старухи были на улиц?. По сухимъ улицамъ въ пыли подъ ногами валялась шелуха арбузныхъ и тыквенныхъ с?мячекъ. Жаръ уже спалъ, небо было ярко сине и только растрепанныя, б?лыя разчесанныя тучки тянулись надъ б?ло-матовымъ хребтомъ, видн?вшимся изъ-за камышевыхъ крышъ.

2) На площади у угла эсаульскаго новаго дома, въ которомъ была лавочка съ пряниками, стручками и с?мячками, больше всего собралось нарядныхъ бабъ и д?вокъ и молодыхъ казаковъ. Много зд?сь было чернобровыхъ нарядныхъ красавицъ, но Марьянка, эсаулова дочь, была лучше вс?хъ, чернобров?е, румян?е и красив?е вс?хъ и больше вс?хъ около нея увивались молодые парни. Д?вка эта была очень высока ростомъ и широкоплеча. Изъ лица ея видны были только продолговатые черные глаза съ длинными р?сницами, тонкiя черныя брови и начало прямого носика. Зеленый канаусовый бешметъ съ серебряными застежками, открывая выше локтя мощныя б?лыя руки и загор?лыя кисти, прикрытыя только широкимъ рукавомъ розовой рубашки, стягивалъ ея гибкой, неузкой станъ и д?вственно высокую грудь; такъ называемые фабричные синiе чулки со стр?лками обливали ея прямыя какъ струнки и сильныя ноги; узкая длинная ступня, обтянутая краснымъ чувякомъ съ галуномъ, высоко и легко становилась на землю. Во всемъ склад? ея, въ каждомъ порывистомъ движенiи, въ горловомъ звонкомъ см?х? и молодецкой почти мужской походк? видна была та д?вственная 17-л?тняя молодость, которая не знаетъ куда д?вать своего здоровья и силы. Ея нев?стка, молодая, худощавая, бл?дная казачка, сид?ла на бревнахъ подл? строившагося дома и держала въ руках двухъ л?тняго ребенка. Марьяна, спустивъ платокъ съ лица, такъ что ея тонкой прямой носъ и алыя изогнутая въ углахъ и покрытыя легкимъ чернымъ пушкомъ губы стали видны, нагнувшись надъ ребенкомъ, щекотала его сморщенную шейку и безпрестанно звучно ц?ловала его то въ лобъ, то въ носъ, то въ рученки, которыми см?ясь защищался ребенокъ.

3) Два молодые казака, грызя изъ рукава с?мячки, вышли изъ за угла и приподнявъ папахи прiостановились около д?вокъ. Одинъ изъ нихъ былъ худощавый черномазый парень въ новой с?рой черкеск? русскаго сукна, обшитой галунами. Это былъ сынъ станичнаго. Другой былъ плотный румяный казакъ съ маленькими, узкими, хитрыми глазками и едва пробивавшейся бородкой. Это былъ Кирка-охотникъ, б?дный сирота, готовившiйся въ нын?шнемъ году поступить въ строевые и занимавшiйся охотой съ старикомъ Епишкой.

На немъ была рыжая черкеска съ тесемочками, черный бешметъ не совс?мъ новый и стоптанные чувяки. Но все таки на него весел?е было смотреть, ч?мъ на наряднаго станичнаго сына; особенно ежели бы онъ былъ посм?л?е. Несмотря на свое красивое лицо, онъ смутился, подойдя къ д?вкамъ, закрасн?лся, не зналъ что сказать и опустивъ глаза сталъ неловко переминаться съ ноги на ногу. Марьяна же, продолжая ц?ловать ребенка и ц?луя приговаривать: ахъ ты черный песъ, черный, черный, – н?сколько разъ украдкой повела своими большими черными глазами на Кирку, тоже закрасн?лась, и припавъ губами къ пухленькой щек? ребенка, разгораясь все больше и больше, стала ц?ловать его такъ сильно, что мать отвела отъ нее дитя.

– Что ба?луешь, проклятая д?вка, сказала нев?стка, ступай лучше п?сни играть. —

– «Что такихъ малыхъ ц?луешь, нянюка[52 - Въ гребенскихъ станицахъ вс?хъ безразлично называютъ уменьшительными именами, но учтивость требуетъ прибавленiя словъ: нянюка для д?вки, бабука для бабы, батяка или д?дука для мушины, смотря по годамъ.] Марьянка, лучше меня поц?луй», сказалъ сынъ станичнаго, поплевывая шелуху с?мячекъ.

– Я-те поц?лую, смола чертовская, отв?чала Марьяна, полусерьезно, полушутя замахиваясь на него.

– Ну-ка, ну-ка, ударь, сказалъ парень, все подвигаясь къ ней, и Марьяна ладонью ударила его по спин? такъ сильно, что онъ чуть не упалъ и отскочилъ на два шага. Вс? захохотали, исключая парня, который, притворяясь, что ему очень больно, потиралъ себ? спину.

– Вотъ, говорятъ, у д?вокъ силы н?тъ, сказалъ онъ.

– Купи пряничковъ, сказала одна изъ д?вокъ.

– За что покупать? деретесь больно. —

– Чтожъ п?сни не играете? Зап?вай, коли знаешь.

Между т?мъ, какъ въ кружк? шли такiе разговоры и шуточки между д?вками и парнями, Кирка ничего не ум?лъ сказать и потому, приподнявъ папаху въ вид? поклона, отошелъ прочь отъ д?вокъ къ толп? мальчишекъ, зажигавшихъ мячъ.

– Дайте ка, ребята, я зажгу разъ, сказалъ онъ; ему дали лапту и онъ, бойко развернувшись, зажегъ такъ кр?пко и удачно, что мячъ высоко, высоко взвился въ воздух? и перелет?лъ черезъ станицу. Д?вки глядя на него засм?ялись и громче вс?хъ засм?ялась Марьяна.

– Вишь маленькой, пошелъ съ ребятами играть, сказала она.