Ленинград Довлатова. Исторический путеводитель

В 1947–1948 годах ситуация вокруг Ленинграда, казалось бы, успокоилась. Андрей Жданов все еще считался наследником Сталина, влиятельнейшим членом правительства был ленинградец Николай Вознесенский, а партийного руководства – Алексей Кузнецов. Секретарем обкома после их отъезда стал «мэр» блокадного Ленинграда Петр Попков. Сталинскими премиями дважды (в 1947 и 1948 годах) была награждена Вера Панова. Огромным успехом пользовался поставленный по сценариям Евгения Шварца фильм «Первоклассница».

Ситуация снова начинает ухудшаться с августа 1948 года, после таинственной смерти Андрея Жданова. С февраля 1949 года одновременно начинаются две кампании. Одна – борьба с космополитизмом и низкопоклонством, другая – так называемое «Ленинградское дело», в ходе которого была уничтожена верхушка ленинградской партийной организации. 15 февраля 1949 года Алексея Кузнецова, Михаила Родионова и Петра Попкова, бывших товарищей по руководству блокадным городом, снимают с занимаемых постов по не вполне понятным обвинениям. Было принято постановление об их «антипартийных» действиях. Чуть позже сняли с поста Николая Вознесенского. Летом 1949 года начались аресты. Всего было арестовано 214 человек, 69 из них расстреляли в 1950 году. Несмотря на чудовищные пытки, которым подверглись подсудимые, в обвинительном заключении нет никаких указаний на то, в чем собственно заключалась измена родине, осуществленная ленинградцами. Но во всяком случае одно из их прегрешений упоминалось многократно: намерение противопоставить Ленинград другим героическим городам необъятной страны, распространение «мифа» об особом героизме ленинградцев, желание перенести столицу РСФСР из Москвы в город на Неве.

Сергей Довлатов и люди его поколения будут жить при секретарях обкомов, которые прекрасно помнили судьбу своих предшественников. Все эти сменяющие друг друга бесцветные личности имели в виду: Зиновьев был расстрелян, Киров убит, Жданова «залечили», Кузнецова и Попкова – расстреляли. Поэтому в Смольном преобладали ультраконсервативные настроения, «как бы чего не вышло». В результате цензурная практика была гораздо жестче, чем в Москве, Тбилиси или Прибалтике.

Здание Ленинградского горкома и обкома КПСС. Смольный. 1950-е

Борьба с космополитизмом

Борьба с космополитами началась в 1948 году, когда было создано государство Израиль. Поначалу СССР был одним из горячих сторонников его независимости. Выяснилось, однако, что новое государство тяготеет не к СССР, а к его злейшему врагу – Соединенным Штатам Америки. У Иосифа Сталина был некий «пунктик»: он полагал особенно вредными те народы, которые живут в нашей стране, но при этом имеют государственность вне ее пределов. Поэтому в 1937–1938 годах НКВД были проведены «польская», «немецкая», «финская», «китайская» и прочие операции. Теперь дошла очередь и до евреев. Началась чистка вузов, НИИ, министерств, заводоуправлений от людей с «пятым пунктом». Из университета и из Пушкинского дома были изгнаны всемирно известные ученые Борис Эйхенбаум, Виктор Жирмунский, Григорий Бялый, Григорий Гуковский, Марк Азадовский. Двое последних были арестованы, Гуковский погиб в тюрьме. Особенно жестокая чистка произошла именно в ЛГУ, профессура экономического факультета была репрессирована наполовину. Гонения касались не только евреев – «безродных космополитов», но и «низкопоклонников», тех, кто пытался печататься в западных журналах и ссылался на западных коллег, режиссеров, которые ставили переводные пьесы западных авторов, и вообще всех, чьи произведения не укладывались в строжайшие каноны соцреализма. Из театра Комедии был изгнан главный ленинградский «европеец» Николай Акимов.

Марк Азадовский

Григорий Гуковский

Все это не могло не коснуться семьи Доната Мечика. Думается, что дать материнскую фамилию, а потом и записать Сергея армянином, было решено из соображений безопасности. Мальчик мог почувствовать напряжение по обстановке в классе. Однокашник Довлатова по школе Дмитрий Дмитриев вспоминал: «Помню, первого сентября делали перекличку. Каждый ученик должен был встать, назвать свою фамилию и имя, а также национальность. И вдруг встает пухленький темненький мальчик и тихо говорит: “Сережа Мечик, еврей”. Конечно, по классу прошел смешок. Во-первых, слово “еврей” традиционно вызывало такую реакцию в школе. Во-вторых, фамилия у Сережи была смешная и очень забавно сочеталась с его кругленькой фигуркой: “Мечик” звучит как “мячик”».

Все время жизни Довлатова в Ленинграде не стихало эхо 1949 года. Вплоть до его отъезда ленинградской партийной организацией и крупнейшими культурными институциями, такими, как Пушкинский дом, руководили люди, прямо участвовавшие в травле своих коллег. Именно они и подобные им позже будут рекомендовать изолировать Иосифа Бродского, не допускать произведения в печать.

Квартира Евгения Рейна

В начале 1960-х в дворовом флигеле дома в Щербаковом переулке, 8 (угол с Рубинштейна, 19) имел комнату в маленькой квартире Евгений Рейн, который считался в кругу тогдашних молодых литераторов лучшим рассказчиком, знатоком поэзии, модником. Во второй комнате жил престарелый ювелир, увековеченный Рейном в стихотворении «Сосед Григорьев»:

«Ему уже за девяносто.
Куда его жизнь занесла! —
Придворного орденоносца
И крестик его “Станислав”.
Придворным он был ювелиром,
Низложен он был в Октябре.
Нас двое, и наша квартира
Затеряна в третьем дворе.
А он еще помнит заказы
К светлейшему дню именин,
Он помнит большие алмазы
И руки великих княгинь».

Затем соседом Рейна стал филолог Михаил Гордин, брат Якова Гордина, женившийся на внучке «соседа Григорьева». Бродский почитал Рейна своим учителем, для Довлатова Евгений Борисович также был «старшим», и, по словам Аси Пекуровской, Довлатов ему «поклонялся как божеству». Их дружба началась на улице Рубинштейна. Рейн к этому моменту работал в Москве и жил на два города. Когда он приезжал в Ленинград, Довлатов наведывался к нему по-соседски: «В эти времена Сережа приходил ко мне почти ежеутренне, он выходил гулять с фокстерьером Глашей прямо в тапочках на босу ногу (даже в осеннее время), добывал пару бутылок пива и появлялся в моей комнате. При этом Глашу неизменно нес под мышкой».

Квартира Довлатовых

В 1974 году Нора и Елена Довлатовы совершают удачный обмен жилплощади и получают двухкомнатную отдельную квартиру в дворовом флигеле на той же улице Рубинштейна, в доме № 22. Дом только что подвергся комплексному капитальному ремонту: большие коммуналки разбили на маленькие отдельные квартиры.

Второй двор и четвертый этаж без лифта, но зато никаких соседей. Окна двух комнат смотрели во двор. Окна кухни выходили на Владимирский проспект. В этом доме в то же время жили Алиса Фрейндлих с мужем, главным режиссером театра Ленсовета Владимировым и дочкой Варварой. На первом этаже находилась квартира артиста театра Комедии Михаила Светина, его дочка дружила с Катей Довлатовой.

С 1 февраля 1978 года, когда Елена Довлатова с дочерью Екатериной уехала в США, Довлатов еще полгода жил здесь вдвоем с матерью, не считая важного члена семьи, фокстерьера Глаши.

Это было время все увеличивающихся злоключений. В 1978 году он уже не ездил в Пушкинский заповедник, в редакциях городских газет его не привечали. Последнее место службы – вахта на ремонтной базе Адмиралтейских верфей, устроенной на пароходе «Харьков». За Довлатовым начала охотиться милиция: «Мелкое диссидентство. Встречи с перепуганными западными журналистами. Обвинения в притонодержательстве и тунеядстве. Участковый Баенко говорил мне: “Из твоего дома выбегали полуодетые женщины”. Я требовал логики: “Если у меня притон, они должны были наоборот – вбегать”».

Наконец, после ареста и скорого освобождения летом 1978 года именно из этой квартиры Довлатов отправился в аэропорт и навсегда покинул Ленинград и улицу Рубинштейна.

«Слеза социализма»

«Тетка редактировала книги многих замечательных писателей. Например, Тынянова, Зощенко, Форш…

Судя по автографам, Зощенко относился к ней хорошо. Все благодарил ее за совместную работу…»

    С. Довлатов «Наши»

Дом-коммуна инженеров и писателей – программное авангардное сооружение, построенное в 1932 году знаменитым архитектором Андреем Олем на углу Троицкой улицы и бывшего Графского переулка, переименованного в Пролетарский. Ленинградская газета писала: «Это переходная необходимая ступень от буржуазного ячейкового, строго индивидуалистического дома-крепости к коллективистическим коммунам будущего». Дом, названный «Здоровое жилище», был кооперативным, жильцы – инженеры, писатели и чекисты. Жившая здесь с 1932 по 1943 годы Ольга Берггольц вспоминала: «Это был самый нелепый дом в Ленинграде. Появилось шуточное, но довольно популярное тогда в Ленинграде прозвище “Слеза социализма”. Нас же, инициаторов и жильцов, повсеместно величали “слезинцами”. Не было не только кухонь, но даже уголка для стряпни, не было даже передних с вешалками, вешалка тоже была общая внизу, и там же на первом этаже была общая детская комната и общая комната отдыха: еще на предварительных собраниях отдыхать мы решили только коллективно, без всякого индивидуализма». К 1950 годам писателей в доме осталось немного: кто-то переехал, кто-то оказался в лагерях, кто-то умер. Одной из представительниц среднего звена литературной номенклатуры была жившая в квартире № 32 с мужем Аркадием (Ароном) Аптекманом и сыном Борисом тетка Сергея Донатовича Маргарита Довлатова. (По городским слухам, настоящим отцом Бориса был расстрелянный в 1939 году Александр Угаров, второй секретарь ленинградского горкома ВКП(б).) Маргарита Степановна окончила филфак в Тбилиси, в 1925 году перебралась в Ленинград. Работала, как впоследствии Нора Довлатова, корректором типографии имени Володарского, затем перешла в издательство «Гослитиздат», где еще до войны стала ответственным секретарем отдела современной литературы. Мара и ее муж Аркадий Исаакович были членами партии и занимали важные должности – Аптекман в 1930-е был заместителем ответственного секретаря ленинградского отделения Союза писателей, а потом и секретарем парткома Союза писателей. К тому моменту, когда ее племянник начал интересоваться литературой, Маргарита Степановна работала старшим редактором в издательстве «Советский писатель». Она обладала прекрасным литературным вкусом и чутьем, поощряла молодые таланты и была знакома со всем пишущим Ленинградом. Маргарита Степановна не относилась к категории приспособленцев, на что мягко намекает ее племянник: не боялась вступаться за друзей и старалась помочь не самым благонадежным начинающим авторам. Сын близкого друга Мары Довлатовой, писателя Юрия Германа, режиссер Алексей Герман вспоминал: «В 1949 году у отца были очень большие неприятности в связи с его книгой “Подполковник медицинской службы”. Тогда отца объявили оруженосцем космополитизма: высокое звание космополита ему не подходило, потому что он, в отличие от моей мамы, был русским. Было назначено собрание, на котором его должны были окончательно уничтожить. Папа сидел один, весь ряд вокруг него был пустым: никто с ним не хотел садиться.

Дом-коммуна инженеров и писателей. 1950-е

Здание бывшего Петровского коммерческого училища, школа № 206, наб. реки Фонтанки. 1950-е

И демонстративно села к нему одна только Мара, хотя, конечно, очень боялась. С тех пор у него к Маре было совершенно особое отношение, а нас с Борисом, сыном Маргариты Степановны, позже считали братьями». Стоит пояснить, что главным положительным героем повести Германа был хирург по имени Александр Маркович Левин, что дало повод подозревать Германа в излишней симпатии к евреям. Будучи одним из организаторов ЛИТО при ленинградском отделении издательства «Советский писатель», Мара поощряла литературные занятия племянника, а ее сын Борис был одним из самых близких людей для Сергея Донатовича в Ленинграде.

Школа № 206

Как известно, районы между Владимирским и Загородным проспектами и каналом Грибоедова (до 1923 года – Екатерининским) были заселены по преимуществу купцами. Сами они чаще всего не имели никакого формального образования, а детей отдавали в школы при протестантских церквях: Петришуле, Анненшуле и Екатериненшуле. Власть и патриотическая часть буржуазии была этим недовольна. В Чернышёвом переулке (ныне улице Ломоносова) в 1870-х годах возникло Императорское коммерческое училище (при Довлатове – Институт низкотемпературных и пищевых технологий). В 1880 году было открыто еще одно Петровское торгово-коммерческое училище на набережной реки Фонтанки, 62. Существующее здание построил в 1883 году архитектор Федор Харламов. Петербургское купеческое общество было богатой организацией и не скупилось на учебные пособия, строительство дополнительных помещений и интерьеры. В шестом классе ученики решали, хотят ли они в дальнейшем получать высшее образование. Если да – последние два класса были общеобразовательными. Если же они хотели по окончании училища пойти работать, можно было последние два года изучать дополнительно бухгалтерское дело и основы коммерческого права. По своим размерам училище превосходило подавляющее большинство средних учебных заведений, в сорока классах обучалось 600 мальчиков.

В 1919 году Петровское коммерческое училище было преобразовано в трудовую школу, а затем превратилось в единую советскую трудовую школу № 23. С 1940 года и по сегодняшний день это школа № 206. Она была одной из 39 школ Ленинграда, которые продолжали работать в блокаду. Уровень преподавания долгие годы оставался очень высоким, не уступая дореволюционному, многие учителя работали в вузах. В школе в разные годы учились писатель-фантаст Иван Ефремов, один из создателей советской атомной бомбы Яков Зельдович, знаменитый африканист Аполлон Давидсон и актер Аркадий Райкин, который жил в том же доме, что и Довлатов. Учились здесь и близко знакомые Довлатову братья Михаил и Яков Гордины, Анатолий Найман и Евгений Рейн. В 1970-х сюда пошла в первый класс его дочь Екатерина.

206-я школа в 1940–1950-е годы пользовалась смешанной репутацией. С одной стороны, купеческая роскошь, вид на Фонтанку, огромный рекреационный зал. Окончивший школу незадолго до Сергея Довлатова Евгений Рейн вспоминает: «Амфитеатры аудиторий, роскошная библиотека, какие-то странные старые приборы в кабинете физики, заспиртованные зародыши в кабинете естествознания». Об учителях Сергея Довлатова известно немного. Директор, фронтовик Федор Петрович Первухин по кличке Кашалот, славился строгостью. Классным руководителем был преподаватель истории Яков Соломонович Вайсберг, которого ученики хвалили и любили. В школе сохранялись традиции и учительский костяк, училось много детей советской интеллигенции. Это было редкое учебное заведение, где выпускали школьную «Красную газету», печатавшуюся в типографии им. Володарского.

Определенное влияние оказывало обилие в окрестностях театров, кино, музеев, юношеского зала Публичной библиотеки. С другой стороны, это была послевоенная школа, до 1954 года – исключительно мужская. Главным и доминирующим контркультурным движением в СССР была тогда шпана: кепка «московка», сапоги «прохоря», финский нож, папироска, балансирующая на нижней губе. Довлатов к бандам не принадлежал и был домашним мальчиком, да и вряд ли его могли беспокоить уличные элементы, ведь в этой же школе учился его брат Борис, известный своей отчаянной смелостью, в конце концов, исключенный за абсолютно хулиганскую выходку: он помочился из окна школы на директора.

В 1948 году на Фонтанке, 48, по соседству, была основана первая в городе специализированная английская школа (№ 213), английской секцией которой заведовал Лев Хвостенко, отец будущего приятеля Довлатова Алексея Хвостенко. Школа считалась элитарной, там учились Андрей Черкасов,

В одном из дворов послевоенного Ленинграда

Андрей Битов и сам Хвостенко-младший. В «дворовой» 206-й школе Довлатову приходилось сидеть за одной партой и с теми, кого он позже мог встретить в университете, и с теми, кого он мог охранять на зоне в Коми АССР.

«…семеро из моих школьных знакомых прошли в дальнейшем через лагеря. Рыжий Борис Иванов сел за кражу листового железа. Штангист Кононенко зарезал сожительницу. Сын школьного дворника Миша Хамраев ограбил железнодорожный вагон-ресторан. Бывший авиамоделист Летяго изнасиловал глухонемую. Алик Брыкин, научивший меня курить, совершил тяжкое воинское преступление – избил офицера. Юра Голынчин по кличке Хряпа ранил милицейскую лошадь. И даже староста класса Виля Ривкович умудрился получить год за торговлю медикаментами».

    С. Довлатов «Чемодан»

Немалое значение имела и местная топография. Один из трех дворов дома № 23 образует единое целое с двором 206-й школы. Эта коммуникация проходит параллельно Щербакову переулку. До сих пор ученики старших классов пользуются этим своеобразным коридором от Фонтанки к улице Рубинштейна. А в 1950-е особым шиком считалось пройти с Фонтанки на Рубинштейна по плоскогорью крыш, объединяющему один из сегментов Пяти углов, расположенный между улицей Ломоносова, Щербаковым переулком, улицей Рубинштейна и Фонтанкой.

Шпана

Послевоенный Ленинград – город, где подавляющее большинство населения зависит от карточек (их отменят только в 1947 году). Люди живут в подвалах, чердаках, теснятся в многонаселенных коммунальных квартирах, нередко прямо в пустующих цехах завода устраивают огромные многосемейные общежития. Хотя война закончилась, милицейские отчеты напоминают сводки о боевых действиях. В городе грохочут выстрелы, гибнут простые граждане и сотрудники милиции. Раздобыть боеприпасы не составляет труда, ведь четыре года вокруг Ленинграда шли бои. Подростки собирают по лесам стволы, как грибы. За один только 1945 год количество убийств и ограблений в Ленинграде возросло в два раза. Подростковые шайки действуют скопом, снимают с прохожих прямо на улице пальто, ботинки, драгоценности, вырывают карточки, воруют белье с чердаков.

Традиция сбиваться в хулиганские шайки в Петербурге восходит к началу XX века. Советская власть начала жестоко бороться с уличной преступностью. В 1926 году прогремело дело «чубаровцев»: семеро хулиганов с Лиговки были приговорены к расстрелу. Однако в 1940-е молодежная преступность снова стала бичом общества. Шпана, как называли хулиганов в Ленинграде, отличалась особой униформой. Они носили фиксы, металлические накладки на зубы, у них были ремни с тяжелыми пряжками для драки. За поясом или в кармане – финка, позаимствованный у соседней Финляндии нож «пуукко». Обязательным головным убором была туго натянутая на уши серая кепка букле, называемая по таинственным причинам «лондонка», к ней прилагались белый шелковый шарф и черное двубортное драповое пальто. Широкие брюки лихо заправляли в сапоги.

В послевоенном Ленинграде

Шайки шпаны были организованы по топографическому и феодальному принципам. Их костяк составляли молодые люди, обитавшие в родном дворе или квартале. Во главе стояли один или два вожака, которые, как правило, уже имели неприятности с милицией. Время от времени происходили схватки между дворами, кварталами. Иногда шайки объединялись для битвы район на район, скажем, «шкапинские» против «василеостровских». Эти драки были беспричинными, они напоминали турниры по боям без правил. Район улицы Рубинштейна был пограничным: с севера – Невский с его карманниками, фарцовщиками, обилием милиции (шпана чувствовала себя на проспекте неуютно), а в нескольких сотнях метров к югу – главная «красная» зона Петербурга, Лиговский проспект с прилегающими к нему Свечным переулком, Разъезжей, Марата. Сама 206-я школа, где учился Довлатов, имела богатую историю преступлений малолетних. Евгений Рейн вспоминал: «Школа находилась на территории банды некоего Швейка, семнадцатилетнего уголовника. Ему когда-то отрезало трамваем ногу, и на всю школу наводил ужас одинокий сапог, торчащий из-под пальто. В моем классе учились двое из швейковской банды, даже помню их фамилии – Клочков и Круглов». В 1944 году банда некоего Королева (кличка Король), состоявшая из учеников 206-й школы, во время демонстрации фильма о подвиге Зои Космодемьянской устроила драку с применением оружия в кинотеатре «Колосс» и среди бела дня изнасиловала женщину-милиционера в Екатерининском садике. Все школьники обязаны были соблюдать лояльность по отношению к этим хозяевам уличной жизни, платить дань. Взамен им обеспечивалась безопасность от чужаков в родном квартале.