– Вы про что?
– А про то, что ты сейчас сделал.
– Вы имеете в виду тайный знак? – догадался Ахмед.
– Именно!
– А-а… что с ним не так? – засомневался Ахмед.
– С ним как раз все в порядке. Только не делай так больше.
– Почему? Это ведь знак от лихой беды, дурного глаза и шайтанова наваждения.
– В какой-то мере, да, – откашлялся Максим, пораженный сообразительностью Ахмеда. – Но ты все-таки правоверный мусульманин, а не православный.
– Вы хотите сказать… – Ахмед, потрясенный догадкой до глубины души, вытянул указательный палец и еще больше выкатил глаза.
– Именно это я и хотел сказать.
– О Аллах, прости мне мой косяк! – бухнулся на колени Ахмед, воздев ладони к небу. – Я же не знал! А я понять не мог, почему на меня все бачут как на бацильного, когда я… Постойте, шеф! – Ахмед прекратил стенать и медленно обернулся к Максиму. – А вы, почему вы осеняли им себя?
– Догадайся с трех раз, – буркнул Максим, отвернувшись.
Ахмед медленно поднялся с колен.
– Простите, шеф! Я ничего не слышал и ничего не знаю. Это, конечно, большой изъян, но вы все равно мой шеф!
– Прекращай цирк, Ахмед, и слухай сюды.
– Да-да, – навострил правое ухо Ахмед.
– Мы должны помешать Абаназару завладеть лампой, иначе…
– Да понял я, понял, – несколько побледнел Ахмед, хватаясь за горло. – Но что мы можем?
– Много чего. Например, дать ему чем-нибудь тяжелым по маковке, чтобы он забыл и про лампу, и что он колдун.
– Хороший план, коварный. Мне нравится! – обрадовался Ахмед, потирая ладони.
– Но мы не бандиты какие. Да и что мы с того будем иметь?
– Обретем сладостный покой!
– Правильно, мы обретем придурковатого Абаназара, который может при случае и по недоразумению так колдонуть, что от нас мокрого места не останется.
– Тогда его нужно того, «фсить»! – По старой привычке Ахмед потянулся за несуществующей саблей.
– Ахмед, откуда в тебе столько жестокости и непонимания собственной выгоды! – обреченно покачал головой Максим.
Правда, в данном случае он имел в виду собственную выгоду, ведь джинн – добудь лампу не Абаназар, а Максим – мог бы вернуть его в свой мир к нормальной жизни, о чем знать Ахмеду вовсе не стоило.
– Значит, вы хотите сами завладеть лампой? – догадался Ахмед.
– В точку! – Максим снисходительно похлопал по плечу бывшего разбойника. – А потому ждем, смотрим и слушаем.
Ахмед быстро и понятливо закивал и замолк. Но вытерпел недолго.
– Шеф!
– Ну что еще?
– Я не понял: если вы хотите узнать, где лампа, то чего мы торчим на солнцепеке?
– А ты предлагаешь постучаться в дом, пройти внутрь и присесть вместе с ними за пиалой чая? Может, еще и накормят чем.
– Я, вообще-то, подумал о крыше. Там есть дымоход, и через него можно подслушать, о чем говорят в доме. – И на всякий случай льстиво добавил: – Но ваша идея пойти в гости тоже ничего.
Нужно признать, план Ахмеда не был лишен здравого смысла и некоего очарования, которое заключалось в простоте его исполнения. Возможно, им вовсе не придется следить за Ала ад-Дином и «дядей», когда те отправятся за лампой, если все удастся разузнать из их беседы. К тому же неизвестно, когда еще они соберутся в путь: может быть, это произойдет прямо сейчас, а может, и через два-три дня. Ведь старый колдун порядком измучился за последнюю ночь, и явно захочет дать отдыха своим старым костям.
– Пошли! – призывно махнул Максим после некоторых колебаний и первым устремился в обход дома Ала ад-Дина, туда, где над крышей дома, с тыльной его стороны, возвышался старый тутовник, вплотную примыкавший к забору.
Ахмед обрадованно потер ладони и припустил следом за Максимом. Он был человеком действия и терпеть не мог терять время впустую, когда можно было сотворить нечто заговорщицкое.
В проулок между высокими глинобитными заборами, сливавшимися с неровными стенами домов, они попали быстро, и по счастью, здесь не было ни души. Проулок оказался узким, разве что два человека пройдут плечом к плечу, и выходил он к вонючей сточной канаве, настолько вонючей, что Максим невольно зажал пальцами нос, мимоходом пожалев людей, живущих рядом с источником миазмов, поросшим камышом и ряской.
Толстый, в три обхвата ствол тутовника, несколько наклоненный в сторону дома Ала ад-Дина, давно врос в забор, став его частью, и еще больше сужал пространство проулка так, что мимо него мог пройти разве что пеший. На пыльной дорожке, кое-где поросшей травяными кочками, почти не было следов и примятой травы. Вероятно, здесь редко кто ходил, что вовсе не плохо для осуществления шпионского плана.
Покрутившись возле ствола огромного старого дерева, Максим долго прикидывал, как лучше на него взобраться, но толстые сучья росли высоко, а зацепиться у самой земли было не за что. Не придумав ничего путного, Максим подвел к дереву стоящего в сторонке и опасливо озирающегося по сторонам Ахмеда, взобрался ему на плечи и уцепился руками за самый нижний сук. Потом, сопя от натуги, долго пытался взобраться на него. Ноги никак не удавалось забросить, руки предательски скользили, и ко всему прочему Ахмед давал мудрые советы, как лучше осуществить задуманное.
– Шеф, ну что вы делаете? – размахивал руками Ахмед. – У вас сучок под ногой! Да нет, правее. На него закидывайте. Руки чуть-чуть передвиньте… Сильнее взмахивайте ногой, да не левой, а правой! Ну же!.. Подтягивайтесь, во-от, хорошо… Ай, что вы делаете? Да не тот сучок, а вот этот… Чего вы висите без толку? Тянитесь ногой!
– Ахмед, – пропыхтел Максим, пытаясь выгнуться и забросить правую ногу на толстый сук, – если ты сейчас же не заткнешься, я упаду на тебя, специально, и тебе будет очень больно.
– Молчу, молчу. – Ахмед на всякий случай отодвинулся подальше, продолжая наблюдать за пустыми потугами Максима, но вытерпел он недолго. И все началось сызнова: – Во-от, так. Хорошо. Даже отлично! Еще чуть-чуть, и-и…
– Ахмед! – прорычал Максим сверху. Злость придала ему сил, он рывком вознес себя на сук и без сил растянулся на нем.
– Вы молодец, шеф! Но как же я?
– Следуй своим указаниям и по-быстрому взбирайся сюда.
– Но… я не могу! – развел руками Ахмед.
– Тогда прибереги никчемный советы для какого-нибудь болвана, вроде тебя, и хватайся за мою ногу.
Максим свесил левую ногу, и Ахмед, высоко подпрыгнув, мертвой хваткой вцепился в нее, закачавшись на манер маятника.
– Быстрее взбирайся, я так долго не провисю, то есть не провишу.