История демократии в Афинах. Рождение, взлет и падение

Самые богатые ополченцы могли обеспечить себе конное вооружение, и потому и назывались всадниками – этим словом обозначался их военный и одновременно гражданский статус. В гомеровские времена всадники воевали еще на колесницах, и все они были из царских родов и их старших ветвей. Однако к VII веку до н.э. колесницы уже вышли из употребления на войне (сохранив свой наивысший престиж лишь на Олимпийских играх) и эвпатриды стали просто всадниками (кавалерией).

Средние по имущественному положению сородичи могли обеспечить себе полное вооружение пехотинца, воевавшего в составе фаланги. Гомеровские герои сражались нестройными толпами, столкновения которых разбивались на множество поединков, в которых главными, естественно, считались поединки самих басилевсов и вообще – аристократов. У каждого аристократа было свое индивидуальное оружие, отделанное по его личному вкусу. Фаланга же – это упорядоченный строй действующих слаженно, вооруженных унифицированными длинными копьями и короткими мечами и защищенных панцирями и круглыми щитами воинов-«гоплитов». Считается, что фаланга (и соответствующая тактика сражения с противником) была изобретена в VII в. до н.э. в Аргосе при тиране Федоне и быстро распространилась затем по остальным греческим полисам ввиду ее явного превосходства над нестройными ополчениями, возглавляемыми героями-аристократами. С появлением фаланги аристократы должны были стать в общий строй (или пересесть на лошадей). По объяснению Э. Р. ф. Штерна и Цихориуса, приводимому Бузескулом, зевгит – значит «рядом стоящий», «находящийся в ряду», «рядовой», то же, что и гоплит[16 - Бузескул В. П. История Афинской демократии. С.-Петербург, Типография М. М. Стасюлевича, 1909.].

Бедные ополченцы могли вооружиться только пращами и луками, и воевали в легкой пехоте, действовавшей рассыпным строем и имевшей подсобное значение. Поскольку исход сражений в те времена решали в основном кавалерия и фаланги гоплитов, то легкая пехота пользовалась наименьшим престижем, как и составлявшие ее бедняки.

Однако внутри родов к тому времени возникло, по-видимому, еще и иное деление. Фюстель де Куланж считает, что в ранней древности в Греции так же, как и в Риме, существовало деление на «патронов» и «клиентов». Греческими аналогами патронов были, по его мнению, эвпатриды, а клиентов – феты. «Клиенты, – говорит Фюстель де Куланж, – это низший класс. Клиент стоит ниже не только главы семьи основной ветви, но и членов младших ветвей. Разница между ними в том, что член новой ветви в восходящем ряду предков всегда находит pater, то есть главу семьи, одного из тех божественных предков, которого семья призывает в своих молитвах, и, поскольку он происходит от pater, то называется patricius. Сын клиента, напротив, сколько бы ни восходил по своей родословной, не мог встретить никого, кроме клиента или раба. Среди его предков не было pater. Отсюда более низкое положение, состояние подчиненности, изменить которое было не в его силах»[17 - Куланж Ф. де. Древний город. Религия, законы, институты Греции и Рима / Пер. с англ. Л. А. Игоревского. – М.: ЗАО Издательство Центрполиграф, 2010. С. 228—229.].

Если Фюстель де Куланж прав, то феты в Греции никогда не принадлежали к полноправным сородичам, и, следовательно, были таким же дискриминированным сословием, как и метеки. Но, в отличие от последних, они были приняты в род в качестве его специфических, ущербных членов. Метеки были вообще «чужие» (чужеродные), а феты – «свои», хотя и неполноправные. Они были допущены к отправлению родовых культов, но не были допущены к владению землей и имуществом рода. Видимо, они не могли и вступать в браки с полноправными членами рода.

Но, как могло возникнуть такое сословие?

Оно могло возникнуть только двумя путями. Во-первых, феты могли быть потомками патриархальных рабов, принятых в семью и род еще в гомеровский период на правах «слуг». Такие слуги постоянно фигурируют в «Одиссее» Гомера, где они мечтают о том, что хозяин за хорошую службу даст им в конце концов жену и выделит земельный участок для пропитания. Если такое случалось, то эти слуги оказывались живущими внутри аттических родов на выделенных им землях, за которые, однако, они должны были отдавать их хозяевам большую часть урожая. Во-вторых, они могли быть потомками примаков или изгоев из других родов, принятых в род сразу же с выделением им небольших земельных участков и жен из женщин данного рода. Правда, они могли еще быть и закабаленными пеласгами, видимо, – истинными автохтонами Аттики, покоренными ахейцами в XIV – XIII вв. до н.э. во время их вторжения в Грецию (в таком случае становится более понятным название закабаленного сословия «пелатов», буквально: «соседей»). Но, в любом случае, феты не были полноправными членами родов. При этом, самое главное, – они не могли быть собственниками земель рода, а могли быть только ее держателями, арендаторами и т. п. Они занимали некоторое среднее положение между рабами и свободными.

Но, кроме фетов, как уже отмечалось выше, в стране существовало еще и огромное множество (от четверти до половины свободного населения) собственно метеков, не допущенных не только к владению землей и другой недвижимостью, но и к родовым очагам и культам автохтонных родов (а у каждого рода в Греции были свои «родовые», местные Деметры, Аполлоны, Зевсы и т.д.) и потому живших в основном в городах, где они занимались ремеслами, рыболовством, мореплаванием, торговлей и т. п. Эти люди также не пользовались никаким престижем по причине своего «неблагородного» происхождения. Они не имели своих местных богов, местных святилищ, своих жрецов и т. д. И в силу этого они были отстранены от участия в принятии политических решений, от выборов должностных лиц и т. д.

Таким образом, дискриминация свободных жителей Аттики в тот период осуществлялась не только и не столько по имущественномусостоянию, сколько по их происхождению. Современные историки, под влиянием древних писателей, которые уже сами плохо разбирались в этом, склонны уделять внимание почти исключительно первому виду дискриминации и почти не обращают внимания на второй, тогда как для того времени именно он имел определяющее значение. При этом положение не входивших в состав рода было намного тяжелее, чем положение полноправных бедняков. О последних заботились не только государство, но и сородичи. Тогда как первые могли надеяться только на самих себя и совсем немного – на государство.

Рабы же в том обществе были дискриминированы полностью. Они не имели не только политических, но и экономических прав. Однако рабов в Аттике того времени было еще совсем немного (их массовый наплыв в Грецию начнется только в эпоху греко-персидских войн).

Что же касается верховной политической власти, то концу VII века до н.э. архонтов в Аттике уже выбирали ежегодно, но избирали их теперь не все эвпатриды, а лишь те, которые входили в ВерховныйСовет («Ареопаг»). Сам же этот Совет пополнялся за счет архонтов, отбывших годичный срок на своей должности и не запятнавших себя преступлениями или дурным правлением. В результате, аристократическая форма правления в Аттике выродилась в конце концов в узкуюаристократическуюолигархию. Ареопаг избирал архонтов и тем самым – самого себя. Это была уже не аристократическая республика, а что-то вроде олигархической династии. И, как явствует из последующих событий, основная масса населения (включая и многих эвпатридов, оттертых этими олигархами от власти) была уже остро недовольна сложившимся государственным строем, а выход из положения видела, по-видимому, в возврате к власти царей.

В этих условиях в стране и созрел к началу VI века до н.э. глубочайший социальный и экономический кризис, разрешившийся только реформами (революцией) Солона.

Рождение демократии

3. Килонова смута и реформы Солона

В 636 г. до н.э. (по другим расчетам, в 632 г.) олимпионик[18 - Победитель на олимпийских играх, в которых участвовали в основном аристократы.] Килон, происходивший из какого-то знатного рода, вероятнее всего, – царского рода Медонтидов (его называют также и родом Кодридов) и бывший зятем тирана Мегары Феагена (букв.: «богородного»), подстрекаемый к тому Дельфийским оракулом[19 - См.: Суриков И. Е. Проблемы раннего афинского законодательства. – М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 82.] (скорее всего, подкупленным), решился захватить власть в Афинах и установить там «тиранию». С этой целью он, с группой своих сородичей и вооруженным отрядом, присланным к нему тестем, захватил вдруг Акрополь, на котором располагались древние храмы и другие святыни Афин, и объявил себя, по-видимому, царем.

Однако люди из рода Алкмеонидов, руководимые его главой Мегаклом, бывшим в тот год архонтом-эпонимом, подняли народ, осадили килоновцев на Акрополе и принудили их к капитуляции. При этом сдавшихся путчистов, пытавшихся прибегнуть к защите алтарей, обманом оторвали от них и убили, чем были попраны все законы. Поскольку самому Килону с братом удалось бежать в Мегару, то он объявил оттуда Алкмеонидам кровную месть. Тиран Феаген, в свою очередь, объявил Афинам войну и быстро захватил остров Саламин, который афиняне считали своим. Все эти события вызвали сильнейшее потрясение в Афинах, породили массовое возбуждение умов и длительный гражданский конфликт.

По представлениям древних, убийства сограждан являлись религиозными преступлениями, осквернявшими город. При этом скверну («миазму») они представляли в виде некоего невидимого живого существа (вроде бактерий или вирусов), которая заражает сначала сородичей убийц, передаваясь как по мужской, так и по женской линиям, а потом перекидывается и на всех жителей полиса. В данном случае осквернение было особенно сильным, так как убийцы нарушили и другой священный запрет – не пощадили тех, кто прибег к защите алтарей.

По результатам этих событий Ареопаг прежде всего поручил архонту Драконту доработать законодательство об убийствах, что и было им сделано в 621 г. до н. э. Законы Драконта были записаны на специальных досках («кирбах») и выставлены в царском портике на Акрополе. Этими законами, в частности (и в основном), впервые вводились в писаные правовые рамки процедура кровной мести, традиционно осуществлявшейся самими сородичами. Видимо, этими законами хотели приглушить гражданскую распрю, возникшую между двумя влиятельнейшими родами Аттики.

Тем не менее, и ко времени расцвета Солона (к началу VI в. до н.э.) последствия Килоновой смуты в Афинах все еще не были преодолены. Два могущественных рода по-прежнему враждовали друг с другом, шла непрерывная (и поначалу безуспешная для афинян) война за Саламин, а народ волновался и видел во всем этом гнев богов. Поэтому архонты пригласили в Афины знаменитого критского чародея и мудреца Эпименида, который произвел обряды очищения города от скверны. Плутарх пишет, что Эпименид тогда же познакомился с Солоном и позже помог тому в разработке его религиозного законодательства. Но, поскольку одного очищения оказалось мало, то, как сообщает тот же Плутарх, Солон «вместе со знатнейшими гражданами выступили посредниками» между двумя враждовавшими родами. «Просьбами и убеждениями он (Солон) уговорил» Алкмеонидов «подвергнуться суду трехсот знатнейших граждан» (скорее всего, это было собрание всех глав родов Аттики). Но этот суд осудил Алкмеонидов: «оставшиеся в живых были изгнаны» из Аттики, «а трупы умерших были вырыты и выброшены за пределы страны»[20 - Плутарх. Избранные жизнеописания. В 2-х т. Т. 1. М., 1986. С. 166—167.].

Весь род Алкмеонидов был объявлен «нечестивым».

Поскольку между самим преступлением и наказанием за него прошло уже более 50 лет, за время которых страсти должны были поутихнуть, то очевидно, что дело здесь было не столько в преступлении самом по себе, сколько в политической борьбе между двумя мощными группировками афинской аристократии, в которой проигравшей стороной сделали Алкмеонидов. Это неосторожное решение оказало сильнейшее влияние на всю последующую историю Аттики (и Греции в целом).

При этом изгнание Алкмеонидов, как тут же выяснилось, не только не решало основных проблем, но и добавило к ним новые.

«Поскольку неравенство между бедными и богатыми, – пишет Плутарх, – дошло тогда, так сказать, до высшей точки, государство находилось в чрезвычайно опасном положении: казалось, оно сможет устоять, а смуты прекратятся только в том случае, если возникнет тирания. Весь простой народ был в долгу у богатых: одни обрабатывали богатым землю, платя им шестую часть урожая[21 - Многие современные ученые вполне обоснованно считают, что перевод в данном случае неверен и следует читать так, что бедняки арендовали землю у богачей не «платя им одну шестую», а «получая за труд одну шестую часть» урожая (См., напр.: Черниловский З. М. Всеобщая история государства и права. М., 2001. С. 60).]; их называли „гектеморами“ и „фетами“; другие брали у богатых в долг деньги под залог тела; их заимодавцы имели право обратить их в рабство, при этом одни оставались рабами на родине, других продавали на чужбину. Многие вынуждены были продавать даже собственных детей (никакой закон не воспрещал этого) и бежать из отечества из-за жестокости заимодавцев. Но огромное большинство, и к тому же люди большой физической силы, собирались и уговаривали друг друга не оставаться равнодушными зрителями, а выбрать себе одного вожака, надежного человека и освободить должников, пропустивших срок уплаты, а землю переделить и совершенно изменить государственный строй»[22 - Плутарх. Избранные жизнеописания. В 2-х т. Т. 1. М., 1986. С. 168.].

В приведенном отрывке из Плутарха (как всегда, очень невнятном) неясно прежде всего, кем именно был тот «простой народ», который грозил тогда устроить революцию в Аттике. Сам Плутарх, живший через 500 лет после описываемых им событий, уже не видит других различий между свободными, кроме различий между богатыми и бедными. Поэтому ситуация ему видится так, что бедные хотели устроить революцию против богатых. Однако во времена Солона аттическое общество имело намного более сложную структуру, чем та, которая была привычна Плутарху. Причем, тот же упрек приходится сделать и более раннему (и более компетентному в этих вопросах) источнику – самому Аристотелю, жившему «всего лишь» через 200 лет после описываемых событий.

В самом деле, вот как описана та же ситуация у Аристотеля в его «Афинской политии». «Надо иметь в виду, – пишет он, – что вообще государственный строй был олигархический, но главное было то, что бедные находились в порабощении не только сами, но также и дети и жены. Назывались они пелатами и шестидольниками, потому что на таких арендных условиях обрабатывали поля богачей. Вся же вообще земля была в руках немногих. При этом, если эти бедняки не отдавали арендной платы, можно было увести в кабалу и их самих и детей. Да и ссуды у всех обеспечивались личной кабалой вплоть до времени Солона. Он первый сделался простатом народа. Конечно, из тогдашних условий государственной жизни самым тяжелым и горьким для народа было рабское положение. Впрочем и всем остальным он был тоже недоволен, потому что ни в чем можно сказать, не имел своей доли»[23 - Аристотель. Афинская политика: Государственное устройство афинян. М., 2003. С. 32—33.].

Здесь тоже основной социальный конфликт описывается как противостояние между бедными и богатыми, закабалившими основную массу «народа» и обратившими бедняков «в рабство». При этом у Аристотеля и Плутарха названия «пелатов», «гектеморов» (букв.: «шестидольников») и фетов (букв.: «батраков») употребляются как синонимы. И в то же время говорится об арендной плате, о которой не может идти речи в случае с батраками, работающими по найму. Все это вызывает серьезную путаницу.

Чтобы внести здесь хотя бы минимальную ясность, нужно попытаться максимально четко представить себе социальную структуру аттического общества того времени. Что мы и попробуем сделать.

Все население Аттики в те времена делилось прежде всего на свободных и рабов. Последних тогда было, вероятнее всего, около 25 процентов населения. К началу Пелопонесской войны (431 г. до н.э.) в Аттике насчитывалось около 40 процентов рабов (70—150 тыс. человек)[24 - См.: История Европы. Т. 1. Древняя Европа. – М.: Наука, 1988. С. 275; Дюрант В. Жизнь Греции / Пер. с англ. В. Федорина. – М.: КРОН-ПРЕСС, 1997. С. 285.], но численность рабов тогда резко увеличилась после греко-персидских войн. Поэтому для времен Солона можно принять цифру в 25 процентов населения. Свободных, следовательно, было тогда около 75 процентов.

Однако сами свободные афиняне делились, в свою очередь, на «граждан» и метеков, близко к которым по статусу находились и вольноотпущенники. «Число метеков в Афинском государстве в пору расцвета демократии, – пишет В. П. Бузескул, – превышало 10 000 (по Э. Мейеру, – до 14 000), не считая женщин и детей». По современным представлениям, число метеков в Афинах достигало 15—20 процентов населения[25 - См.: История Древней Греции / Андреев Ю. В., Кошеленко Г. А., Кузищин В. И., Маринович Л. П.; под ред. В. И. Кузищина. – 3-е изд., перераб. и доп. – М.: «Высшая школа», 2005; История Древней Греции / Под редакцией В. И. Кузищина. – М.: «Высшая школа», 1996.]. Позднее, когда Клисфен решил предоставить права гражданства метекам и вольноотпущенникам (508 г. до н.э.), то число избирателей сразу возросло «почти вдвое»[26 - Дюрант В. Жизнь Греции / Пер. с англ. В. Федорина. – М.: КРОН-ПРЕСС, 1997. С. 132.]. Поэтому для времен Солона общую численность метеков и вольноотпущенников можно принять тоже примерно в 25 процентов населения[27 - Бузескул В. П. История Афинской демократии. С.-Петербург, Типография М. М. Стасюлевича, 1909. С. 214.]. Эти люди имели статус как бы «полуграждан». Они не могли владеть ни землей, ни другим недвижимым имуществом (даже собственными домами), не могли ни избирать, ни быть избранными. Они не могли обращаться сами в суды – для этого они обязаны были иметь себе в «простатах» (представителях, защитниках и патронах) кого-нибудь из полноправных граждан. Но они были обязаны служить в войске, платить налоги, исполнять литургии[28 - «С метэков, – пишет В. П. Бузескул, – взималась особая подать в размере 12 драхм с мужчины и 6 драхм с женщины, если она была одинокая вдова или имела еще невзрослых сыновей. Кроме того метэки платили некоторую сумму за право торговли на рынке. В случае прямого обложения (эйсфора), подлежали ему и метэки, притом в большей доле, нежели граждане. Наиболее богатые участвовали и в литургиях, напр. в хорегии, но не в триэрархии: от последней они были свободны. Метэки привлекались к военной службе, в пехоте, и участвовали в походах в ближайшие, соседние с Аттикой местности, но не в далеких, заморских экспедициях; во флоте они входили в состав экипажа и гребцов. В общем в отношении повинностей их положение было в сущности даже выгоднее, чем положение граждан. Государство их не притесняло и не эксплуатировало в каких-либо фискальных целях. Та подать, которую платили метэки, была невелика и скорее служила лишь отличием их от граждан». (Бузескул В. П. История Афинской демократии. С.-Петербург, Типография М. М. Стасюлевича, 1909. С. 214).] и т. п.

Следовательно, «полные граждане» Афин составляли тогда только около половины всего населения Аттики.

Именно и только эта половина населения страны составляла тогда собственно «народ» Афин. Рабы, вольноотпущенники и метеки не входили в состав народа. Они были вне народа даже в социальном смысле. Поэтому, когда древние писатели пишут о «народе», они не имеют в виду не только рабов и вольноотпущенников, но и метеков. «Народ» – это только прирожденные афиняне, «автохтоны» и потомки автохтонов, принадлежащие к тем или иным коренным аттическим родам.

Однако и сами эти «полные граждане», составлявшие «народ», делились еще на полноправных и неполноправных. К последним относились все те, у которых только один из родителей был гражданином, а второй – негражданином (то есть, рабом, наложницей, метеком или иностранцем). Такие «нечистокровные» назывались у греков «нофоями» и лишались многих политических и даже гражданских прав. Если добавить к ним еще и «атимос», то есть тех, кто по каким-либо причинам был подвергнут поражению в правах («атимии»), а поводов к тому было тогда великое множество[29 - См., в частности: Андокид. Речи, или история святотатцев. – СПб.: «Алетейя», 1996. С. 56—58.], то численность этих неполноправных доходила еще до 5—10 процентов населения.

Следовательно, к «чистокровным» и полноправным гражданам относились только 40—45 процентов населения Аттики.

Но и из этих «чистокровных» около 60 процентов (учитывая постоянные войны, в которых систематически гибло мужское население) составляли женщины, которые считались неправоспособными. Они не имели никаких политических прав и – очень ограниченные экономические и гражданские права (женщины, например, не могли быть наследницами имущества, не могли выходить замуж без разрешения мужчин их рода и т.д.).

Следовательно, «100-процентных граждан» в Аттике было всего лишь 16—18 процентов от всего населения.

«Когда египетский царь, – пишет Плутарх, – прислал в подарок народу сорок тысяч медимнов пшеницы (это случилось в 445 г. до н.э. – Л.П.), и надо было гражданам делить ее между собою, то… возникло множество судебных процессов против незаконнорожденных, о происхождении которых до тех пор или не знали, или смотрели на это сквозь пальцы; многие делались также жертвой ложных доносов. На этом основании были признаны виновными и проданы в рабство без малого 5 тысяч человек; а число сохранивших право гражданства и признанных настоящими афинянами оказалось равным 14 240 человек»[30 - Плутарх. Избранные жизнеописания. В 2-х т. Т. 1. М., 1986. С. 319.]. Для сравнения: в этот же период в Афинах (возможно, только в одной столице) насчитывалось (по различным оценкам) от 50 до 150 тыс. рабов.

Хотя точные пропорции различных сословий в Аттике до сих пор невозможно установить с достоверностью даже и для более поздних времен, не говоря уже о временах Солона, все же, на основании приведенных данных, видимо, не будет большой ошибкой считать, что «народ» Аттики в тот период составлял не более 20 процентов всего ее населения.

И вот уже эти 20 процентов населения, имевшие право владеть землей, и делились тогда на три имущественных класса – всадников, зевгитов и фетов (если феты вообще были свободными). Вовсе не Солон (как о том рассказывается во всех современных учебниках) ввел в Аттике имущественное деление на эти три класса – оно уже существовало задолго до него (о чем, между прочим, говорит и сам Аристотель[31 - «На основании оценки имущества он ввел разделение на четыре класса, каковое разделение было уже и раньше – на пентакосиомедимнов, всадников, зевгитов и фетов». (Аристотель. Афинская политика: Государственное устройство афинян. М., 2003. С. 39).]). Солон же просто придал этому делению четкое количественноевыражение – число мер собираемого в том или ином хозяйстве урожая. Но, правда, сверх того он, действительно, разделил классвсадников на два класса – просто богатых, которым осталось прежнее название «всадников», и супербогатых – «пентакосиомедимнов» (букв.: «пятисотмерников»). Отсюда и явная искусственность названия этого нового класса.

Но и это еще не все. В классе граждан резко выделялся подкласс старинной аристократии, статус которой определялся отнюдь не ее богатствами. Хотя в основном аристократы были очень богаты, так как именно им издревле принадлежали самые большие и самые лучшие наделы земли, увеличенные еще за счет дальнейших приобретений, тем не менее, их особое положение в обществе определялось лишь тем, что все они были потомками старших ветвей древних аттических родов. Аристократом нельзя было стать, им можно было только родиться (как, например, в России нельзя было стать князем ни при каких условиях, кроме рождения в княжеской семье). Именно к классу аристократии принадлежал и сам Солон.

Итак, с учетом всего сказанного, как же нам следует понимать приведенные выше рассказы Аристотеля и Плутарха о борьбе сословий в Афинах перед реформами Солона? «Ввиду того, – пишет Аристотель, – что существовал такой государственный порядок и большинство народа было в порабощении у немногих, народ восстал против знатных. Смута была сильная, и долгое время одни боролись против других; наконец они избрали сообща посредником и архонтом Солона и поручили ему устройство государства»[32 - Аристотель. Афинская политика: Государственное устройство афинян. М., 2003. С. 37.].

Но, кто и против кого тогда восстал?

И кто с кем боролся?

Феты боролись со всадниками? Или все бедные – со всеми богатыми? Но метеки, даже и самые богатые, не имели права владеть землей, хотя могли быть заимодавцами. Однако кредиторы-метеки не могли брать в залог земли (им запрещалось владеть землей). В то же время, метеки-бедняки вполне могли быть батраками и арендаторами земель у богатых эвпатридов, а значит, они могли обращаться в рабство в случае невыплаты арендной платы. Но тогда значит – против знатных восстали не только (или не столько) полноправные феты (если они были полноправными), но и метеки? Или одни метеки? Или, может быть, и сами феты были чем-то, вроде метеков? Может быть, феты объединились с метеками против богатых эвпатридов?

Ни на один из этих вопросов невозможно найти внятного ответа ни у древних писателей, которые и сами уже не понимали толком, кто с кем боролся во времена Солона, ни даже у современных историков, которые, по большей части, все эти вопросы просто обходят молчанием или делают умную мину при полном непонимании сути проблемы. А значит – ни те, ни другие не понимают до конца и то, в чем именно состояли сами реформы Солона, разрешившие все эти конфликты.

Но вернемся к первоисточникам.

«Тогда наиболее рассудительные люди в Афинах, – продолжает свой рассказ Плутарх, – видя, что Солон, – пожалуй, единственный человек, за которым нет никакой вины, который не является сообщником богатых в их преступлениях и в то же время не угнетен нуждою, как бедные, стали просить его взять в свои руки государственные дела и положить конец раздорам. … Его выбрали архонтом, а вместе с тем посредником и законодателем. Все приняли его с удовольствием: богатые – как человека зажиточного, а бедные – как честного. Говорят, – добавляет Плутарх, – еще до этого в народе ходило его крылатое выражение, что равноправие войны не производит, а оно нравилось как состоятельным людям, так и неимущим: первые ожидали справедливости, основанной на заслугах и личных достоинствах, вторые – справедливости по мере и числу»[33 - Плутарх. Избранные жизнеописания. В 2-х т. Т. 1. М., 1986. С. 169.].

К этому (как всегда бестолковому) рассказу Плутарха обязательно нужно добавить, что Солон возглавлял тогда знатнейший и древнейший в Афинах, царский род Медонтидов (Кодридов). Хотя официально этот род уже и не пользовался в Аттике превосходством над другими, но в народном сознании он продолжал оставаться наделенным исключительной харизмой – его предки в древности были царями. Видимо, эта причина и была основной в том, что в поиске примирителя смуты все стороны остановили свой выбор именно на Солоне.

Плутарх пишет, что отец Солона управлял своим состоянием плохо (тратил его «на благотворительность»), в результате чего обеднел. Поэтому Солону пришлось якобы заняться торговыми операциями, в ходе которых он много путешествовал по всему Восточному Средиземноморью, и сколотил себе приличное состояние[34 - «Хотя у Солона, – говорит Плутарх, – не оказалось бы недостатка в людях, готовых ему помочь, он считал позорным брать у других, когда сам происходил из семьи, привыкшей помогать другим. Поэтому еще в молодости он занялся торговлей» (Плутарх. Избранные жизнеописания. В 2-х т. Т. 1. М., 1986. С. 158).]. Но самый древний источник, Геродот ничего не говорит о торговых занятиях Солона и о его путешествиях в молодости. Аристотель сообщает, что «по торговым делам» Солон отплыл из Афин уже после реформ, что больше похоже на правду. Солон был аристократом, в чьей среде торговля считалась презренным занятием. Но из сохранившихся стихов самого Солона видно, что он, действительно, порицал богатых и стремящихся к богатству любыми средствами и выставлял себя защитником «честной бедности». Судя по сообщениям о его относительной «бедности», Солон не относился к классу пентакосиомедимнов и, вероятнее всего, принадлежал к классу всадников.

Так или иначе, Солон был избран экстраординарным правителем с поистине царскими полномочиями. Тем самым афинское общество признало, что его прежние органы власти – Ареопаг и архонты – не способны разрешить назревшие проблемы и требуются исключительные решения.

Произошло это в 594 году до н.э.