История демократии в Афинах. Рождение, взлет и падение

Далее, поскольку никакое объединение людей в ту эпоху не могло состояться вне рамок общей религии и общего культа, то Тезей и учредил такой общий культ – культ Афины и Панафинейские игры как общее для всей Аттики священнодействие. Поскольку учреждение всего этого легенды приписывают также и Эрехтею, то Тезей, видимо, просто возобновил то, что не вполне удалось при первой попытке объединения Аттики. Город Кекропса он сделал столицей Аттики и переименовал его в Афины.

Итак, Тезей, действительно, создал впервые на территории Аттики единое государство. Сегодня считается, что это произошло примерно в 1250 году до н. э. До него там господствовали чисто родовые и межродовые отношения, не имевшие над собой никакой государственной власти. Тезей же впервые создал такую власть, и его государство приняло облик аристократической монархии. Во главе государства стоял верховный царь, передававший свою власть по наследству, но власть его была ограничена собранием глав всех родов – столь же наследственным и пожизненным Ареопагом. Вхождение глав родов в Ареопаг было автоматическим. Возможно также, что уже при Тезее (или при его наследниках) главы объединенных родов отказались от имени царей (басилевсов) и стали называться просто эвпатридами (буквально: «имеющими благих отцов», благородными).

Но, что же демократического видели древние в строе Тезея?

«Желая еще более увеличить население города, – пишет Плутарх, – Тесей приглашал селиться в нем всех на равных правах. Крик: „Сюда, все народы!“ приписывают Тесею, желавшему учредить всеобщую республику. Но он не хотел, чтобы его народ представлял беспорядочную, бесформенную, стекшуюся со всех сторон нестройную толпу, поэтому он первым разделил его на сословия благородных („эвпатридов“), землевладельцев („геоморов“) и ремесленников („демиургов“). Благородным он поручил заведование религиозными обрядами, высшие правительственные места, сделал их блюстителями законов и толкователями тайн божеских и человеческих; но в остальном права их были те же, что и других граждан, – благородные имели преимущество в том, что им оказывалось больше почету, землевладельцы были полезнее других; ремесленники – многочисленнее. Что он первым принял сторону народа, об этом говорит Аристотель; в доказательство того, что он отменил единовластие, мы можем, кажется, сослаться и на Гомера, который в списке судов флота одних афинян зовет свободным народом»[3 - Плутарх. Избранные жизнеописания. В 2-х т. Т. 1. М., 1986. С. 44.].

Чтобы лучше понять эти путаные (если не сказать бестолковые) комментарии Плутарха, нужно не упускать из виду порядки царившего тогда в Аттике (как и во всей Греции) родового строя, о котором у самого Плутарха уже не осталось четких представлений. Вся земля Аттики тогда принадлежала населявшим ее родам (множествам больших и малых семей, объединенных происхождением от общего предка (действительного или мнимого), именем которого и величался каждый отдельный род – Алкмеониды, Бутады, Керики, Медонтиды, Филаиды, Эвмолпиды и т. д. Власть в родах передавалась по наследству. Во главе родов стояли представители старшей ветви, которые единственно и считались поначалу эвпатридами.

Уже древние писатели плохо понимали это. Аристотель, например, в своей в «Риторике» дает такое определение «благородным». «Быть благородного происхождения для какого-нибудь народа или государства, – пишет он, – значит быть автохтонами или исконными [обитателями данной страны], иметь своими родоначальниками славных вождей и дать из своей среды многих мужей, прославившихся тем, что служит предметом соревнования. Для отдельного человека чистокровность происхождения передается как по мужской, так и по женской линии, а также [обусловливается] гражданской полноправностью обоих родителей. Как для целого государства, так и здесь быть благородного происхождения значит иметь своими родоначальниками мужей, прославившихся доблестью, богатством или чем-нибудь другим, что служит предметом уважения, и насчитывать в своем роду много славных мужей и женщин, юношей и стариков»[4 - Аристотель. Риторика // Античные риторики. Под ред. А. А. Тахо-Годи. М., Изд-во Моск. ун-та, 1978. С. 30.].

Однако Аристотель, живший в IV веке до н.э., дает нам уже «модернизированное» понятие благородства. Хотя богатством кичились друг перед другом уже герои Гомера, но не оно, а их божественное и наследственное происхождение делали их благородными, и никак не наоборот. Только во времена Аристотеля греки могли уже смешивать эти источники уважения и почитания людей. Для времен же Тезея необходимыми и достаточными признаками благородства (в Аттике) считались только автохтонность рода и принадлежность к его старшей ветви. Только эти лица и считались тогда эвпатридами[5 - «Согласно Плутарху, – отмечает Фюстель де Куланж, – в Эпидавре на протяжении долгого времени граждан, то есть тех, кто имел политические права, было не более ста восьмидесяти человек; все остальные были „вне города“. Еще меньше граждан было в Геракле, где младшие члены рода не имели политических прав. Точно так же долгое время было в Книде, Истросе и Массалии. На острове Фера вся власть была сосредоточена в руках нескольких семей, которые считались священными. То же самое было в Аполлонии» (Куланж Ф. де. Древний город. Религия, законы, институты Греции и Рима / Пер. с англ. Л. А. Игоревского. – М.: ЗАО Издательство Центрполиграф, 2010. С. 255).]. Старший сын старшего сына становился во главе рода автоматически. Поэтому только он мог быть верховным жрецом родового культа, верховным главнокомандующим ополчения рода и верховным распорядителем всего имущества рода (в первую очередь его земель). И только ему полагалась лучшая и большая доля от всех трофеев, включая и завоеванные земли и рабов (эта доля называлась у греков «теменос» и часть ее посвящалась непосредственно богу, которому поклонялся данный род). И поэтому глава рода автоматически становился и самым богатым человеком в роду. Никто не мог быть богаче его, поскольку он такой – один. Все же остальные члены рода считались (и назывались) простыми сородичами («геннетами»).

Войти в состав какого-нибудь рода (а значит – получить право на владение землей) можно было только одним путем – родившись от мужчины, принадлежавшего к данному роду. Поэтому Тезей, бросивший клич: «Сюда, все народы!», мог получить в качестве новоприбывших своих подданных только людей-изгоев, людей, вырванных откуда-то из своей родовой организации и оказавшихся в Аттике на положении безродных, а потому беззащитных, безземельных, окруженных сплоченными коренными жителями, объединенными в мощные родовые коллективы, владевшие землями всей Аттики. Говоря по-современному, Тезей мог получить в лице этих пришлых только тех, кого у нас сегодня называются иммигрантами (и гастарбайтерами).

При этом надо полагать, что таких людей в Аттике было уже некоторое множество и до призыва Тезея. Не он впервые принял их в свое царство, но, найдя их уже в наличии на своей земле и убедившись в их полезности для страны, Тезей и бросил свой знаменитый клич, желая дальнейшего притока в страну новых полезных людей. Сам воспитанный не в Аттике и бывший в стране Эгея тоже пришельцем (из Трезены в Арголиде, где жили его мать и дед), Тезей, видимо, во многом был уже лишен архаических родовых предрассудков. Более того, вероятнее всего, он вообще не был родным сыном Эгея, а вся история о его происхождении является легендой, сочиненной задним числом для придания легитимности его воцарению в Афинах. Скорее всего, бездетный Эгей (сам бывший приемным сыном Пандиона) просто усыновил Тезея и сочинил затем для своих простодушных сородичей красивую сказку о его зачатии во время пребывания в Трезене. В таком случае Тезей вообще должен был сочувствовать всем безродным, поскольку на собственном примере видел, что полезность человека для страны не зависит от его происхождения.

Но призванные им люди, стоявшие вне сложившейся в Аттике родовой организации, нуждались в каком-то покровительстве со стороны государства. Поэтому Тезей должен был принять какие-то установления, защищавшие этих пришлых от автохтонов, естественно, бывших недовольными «понаехавшими тут». В этом-то, видимо, и состояла демократическая сторона реформ Тезея. Он как-то уравнял коренных жителей Аттики – автохтонных геннетов – с пришлыми (в том числе и призванными им лично). Тем самым он положил начало раннему ослаблению в Аттике порядков (и предрассудков) родового строя. Из дальнейшей истории Афин хорошо видно, что именно этим – ускоренным освобождением от родовых предрассудков и повышенной терпимостью к переселенцам – отличалось это государство от всех окружавших его греческих полисов[6 - «Еще в старинных преданиях, – отмечает В. П. Бузескул, – Афины славились тем широким гостеприимством, которое оказывали они пришельцам и чужеземцам. У Софокла слепой Эдип, прибывший вместе с своею дочерью Антигоною в Колон, предместье Афин, ссылается на это: „Афины, говорят, самый богобоязненный город; они одни способны спасти несчастного пришельца, одни в состоянии ему помочь“. У Еврипида гонимые всюду Гераклиды – в пьесе того же имени – находят великодушную защиту только в Афинах, в „стране свободной“, которая считает ужасным позором выдать чужеземцев, молящих о приюте. Говорят, у афинян существовал даже закон, повелевавший будто бы принимать всех желающих из греков, – известие, основывающееся, по-видимому, на недоразумении и вызванное именно тем фактом, что Афины охотно принимали переселявшихся чужеземцев». (Бузескул В. П. История Афинской демократии. С.-Петербург, Типография М. М. Стасюлевича, 1909. С. 213).] и, в особенности, от его исконного соперника – аристократической Спарты (Лакедемона), отличавшейся, наоборот, крайним консерватизмом родовых порядков и нетерпимостью к чужакам.

Конечно, в Аттику того времени переселялись извне не только разрозненные массы людей, утративших связь со своими родовыми коллективами, но и целые сплоченные роды во главе со своими басилевсами. Таким организованным переселенцам там, видимо, предоставляли землю и равные права с автохтонными родами Аттики. Наиболее известным примером здесь может служить знаменитый род Алкмеонидов, организованно переселившийся в Аттику с Пелопоннеса под давлением дорийцев и получивший на новой родине родовые земли. Но Алкмеониды, как отмечают древние источники, имели в Аттике лишь сравнительно небольшое количество земель (и не лучшего качества). Несмотря на свою знатность и древность (они возводили свое происхождение к знаменитому Нестору, прославленному в Илиаде Гомера), этот род всегда оставался в Аттике относительно небогатым землей, хотя и сильно разбогател впоследствии за счет других источников (если верить Геродоту, – золотом лидийского царя Креза).

Но основная масса переселенцев была, видимо, все-таки разрозненной массой, утратившей связь со своими родами. В Риме такие люди назывались плебеями, а в Греции они так и не получили какого-то общего названия. Произошло это, видимо, потому, что во многих греческих полисах именно пришлые (завоеватели), а не покоренные ими автохтоны стали привилегированным сословием. Так было, в частности, в Лакедемоне, где пришедшие с Севера дорийцы захватили господство над автохтонным ахейским населением, которое стало там называться «периэками» (буквально: «живущие около», сожители). Периэки в Спарте, в отличие от полностью порабощенных илотов (бывших, возможно, не греками, а пеласгами) были лично свободными, но лишенными политических прав. Однако в Аттике (и некоторых других полисах) лишенными политических прав оказались именно пришлые, а не автохтоны.

Таких пришлых впоследствии в Аттике (и в некоторых других греческих полисах) называли «метеками» (буквально: «живущими вместе»). Они были свободными иноплеменниками, поселившимися в Афинах, но не имевшими там полных гражданских прав. Однако во времена Тезея еще не было понятия гражданства и он, можно сказать, впервые и установил (или, скорее, наметил) его именно тем, что предоставил и пришлым какой-то минимум прав наравне с исконными обитателями Аттики. Те и другие были объединены под общим статусомжителей Афин. (Не в этом ли смысл введенного Тезеем общего праздника Метекии, о котором упоминает выше Плутарх?). Но геннеты (члены автохтонных родов) при этом, все же, остались привилегированным сословием, тогда как безродные пришельцы получали лишь некоторые права (права свободных, в отличие от рабов, попадавших в Аттику не по своей воле, а в качестве военнопленных).

Далее мы будем называть их метеками.

Впрочем, возможно, Тезей совершил и более радикальную реформу, а именно – совершенно уравнял старожилов-автохтонов с метеками во всех правах. Аристотель в «Политике» упоминает, что в Лакедемоне «при первых царях… права гражданства давались и негражданам»[7 - Аристотель. Политика // Сочинения: В 4-х т. Т. 4. – М.: Мысль, 1983. С. 430.]. Поэтому такое уравнение в правах вполне могло произойти и в Аттике при Тезее. В таком случае приписывание демократического характера его реформам имело бы под собой еще большие основания. Но, разумеется, подобное уравнение в правах могло быть тогда только разовой акцией, которая само сословие метеков не уничтожало. Те, кто поселялся в Аттике уже после Тезея, по-прежнему получал там статус метеков, а не полноправных граждан.

Удавшееся объединение Аттики в единое государство было лишь одним из множества подвигов Тезея, бывшего, согласно преданию, неугомонным искателем приключений (его даже называли «вторым Гераклом»), и, видимо, афиняне унаследовали от него свой беспокойный и авантюрный характер. Фукидид вложил в уста коринфских послов, выступавших перед спартанцами, такое развернутое сравнение характеров двух этих выдающихся народов Греции: «Афиняне любят новшества, быстры на замыслы и на выполнение решенного; ваш же характер состоит в том, чтобы сохранять существующее, не изменять ничего в своих планах и не делать даже самого необходимого. Они предприимчивы свыше своих сил, готовы рисковать там, где нет надежды на успех, и в опасностях никогда не теряют мужества; вы же обычно всегда делаете меньше, чем могли бы, не доверяете даже самым достоверным расчетам, а при опасности уже считаете себя погибшими. Они порывисты в своих действиях, вы, напротив, крайне медлительны. Они любят ездить в чужие земли, ваше же главное желание – оставаться дома. Они полагают, что всякая поездка на чужбину может принести им какую-нибудь выгоду, вы же думаете, что она скорее может нанести ущерб и тому, что у вас есть. Победив своих врагов, они стараются извлечь все возможное из этой победы; побежденные сами, они стараются свести свое поражение к наименьшему ущербу. Отдавая все свое тело на службу отечеству, как не принадлежащее им благо, они стойко оберегают право на свою душу, с тем чтобы лучше служить тому же отечеству. Если какие-либо их планы не удаются, они считают эту неудачу за реальную потерю; все, чего бы они ни добились силой оружия, кажется им недостаточным в сравнении с тем, что предстоит в будущем. Если одна попытка не удалась, они стараются наверстать неудачу новыми затеями. Для них само обладание и надежда на него сливаются вместе благодаря той быстроте, с какой их решения приводятся в исполнение. Итак, вся их жизнь протекает в трудах, среди лишений и опасностей. Они мало наслаждаются приобретаемыми благами, потому что они всегда заняты приобретением, потому что для них нет иного праздника, кроме полезного применения своей энергии, и в их глазах покой и праздность являются большим несчастьем, чем жизнь в труде и лишениях. Поэтому если бы кто-нибудь сказал просто, что афиняне рождены для того, чтобы не давать покоя ни себе, ни другим, то он нарисовал бы этим верную картину их характера»[8 - Фукидид. История / Перев. Г. А. Стратановского. – М.: Ладомир; ООО «Фирма «Издательство АСТ», 1999. С. 41—42.].

Весь этот одаренный народ, склонный к безудержному новаторству, можно назвать коллективным Тезеем. И вся их великая история представляет собой цепь беспрерывных драматических приключений, которым дивилась вся Греция (и удивляется до сих пор весь мир).

Что же произошло в Аттике после Тезея?

2. Упразднение царской власти и правление архонтов

Сохранившиеся на этот счет легенды содержат больше причудливого вымысла, чем реальной исторической информации. Тезей якобы вновь отправился в странствия по Греции – продолжать свои знаменитые подвиги, и пережил еще ряд нелепых приключений. Попал в плен, из которого его вызволил Геракл. Потом он вернулся в Афины, но был изгнан оттуда какими-то соперниками и погиб на чужбине.

Наиболее осмысленную и правдоподобную, на наш взгляд, реконструкцию описанных выше событий и последующей истории Аттики до знаменитых реформ Солона дает Фюстель де Куланж. «Древние предания, – пишет он, – на языке последующих поколений выражают примерно следующее: «Тесей изменил форму правления в Афинах с монархической на республиканскую». Об этом говорят Аристотель, Исократ, Демосфен и Плутарх. И это действительно так. Тесей, как говорит предание, «передал верховную власть в руки народа». Только слово народ, сохранившееся в предании, во времена Тесея имело несколько иное значение, нежели во времена Демосфена. Народ, или политический орган, был не чем иным, как аристократией, то есть объединением глав отдельных родов.

Учредивший это собрание Тесей не был добровольным новатором. Помимо его воли созданное объединение изменило форму правления. Как только эвпатриды, сохранившие власть в своих семьях, объединились в одну общину, они образовали могущественное сообщество, имевшее права и способное выдвигать требования. … Эвпатриды сожалели о настоящей царской власти, которой каждый из них до этого времени обладал на своей земле. Похоже, что эти воины-жрецы, прикрываясь религией, заявили, что уменьшилось влияние местных культов. Если справедливо утверждение Фукидида относительно того, что Тесей пытался уничтожить местные пританеи, то неудивительно, что он восстановил против себя общественное мнение. Нельзя сказать, сколько ему пришлось выдержать столкновений, сколько пришлось подавить восстаний, хитростью или силой, но точно известно, что в конце концов он потерпел поражение, был изгнан из Аттики и умер в изгнании.

Теперь власть была в руках эвпатридов; они не уничтожили царскую власть, но сами выбрали царя – Менесфея[9 - Здесь Фюстель де Куланж противоречит греческим преданиям, согласно которым Менесфей был правнуком Эрехтея (то есть, не выборным, а наследственным царем). Менесфей предводительствовал афинянами в их походе под Трою, где он и погиб.]. После Менесфея власть опять захватил род Тесея и сохранял ее в течение трех поколений. Затем власть перешла к роду Мелантидов[10 - Этот род прибыл в Аттику с Пелопоннеса, изгнанный оттуда дорийцами.]. По всей видимости, это был весьма беспокойный период, но не сохранилось никаких точных свидетельств о гражданских войнах того времени.

Смерть Кодра (последнего наследственного и полновластного царя Аттики – Л.П.) совпала с окончательной победой эвпатридов. Они и на этот раз не уничтожили царскую власть, поскольку это им запрещала религия, но отняли у царя политическую власть. Путешественник Павсаний, живший намного позже этих событий, но тщательнейшим образом изучивший древние предания, пишет, что в те времена царская власть потеряла большую часть своих прав и «стала зависимой», а это означает, что с этого времени она стала подчиняться сенату эвпатридов. Современные историки называют этот период афинской истории периодом архонтов и почти никогда не забывают подчеркнуть, что в то время царская власть уже была уничтожена. Это не совсем верно. Потомки Кодра еще на протяжении тринадцати поколений наследовали от отца к сыну. Они все носили титул архонта, но есть древние документы, в которых их называют царями, а мы уже говорили, что эти титулы полностью тождественны. Таким образом, на протяжении этого длительного периода в Афинах были наследственные цари, но лишенные политической власти и имевшие только жреческие функции. Точно так же, как в Спарте.

По прошествии трех столетий, – продолжает Фюстель де Куланж, – эвпатриды сочли, что религиозная власть царя сильнее, чем им бы хотелось. Они решили, что один и тот же человек не может быть облечен этим высоким религиозным саном более десяти лет, однако продолжали считать, что только древний царский род способен исполнять обязанности архонта.

Прошло около сорока лет. И вот однажды царская семья осквернила себя преступлением, значит, решил народ, она больше не может выполнять жреческие функции, и впредь архонты не должны избираться из царского рода, а это звание должно стать доступно любому из эвпатридов.

Прошло еще сорок лет, и, чтобы еще больше ослабить царскую власть или чтобы разделить ее между большим числом людей, избрание совершалось на годичный срок, и власть поделили между двумя людьми. До этого времени архонт был одновременно царем, а теперь эти титулы разделили. Один магистрат, называвшийся архонтом, и другой, называвшийся царем, разделили между собой права древней религиозной царской власти. Обязанность следить за тем, чтобы не пресекались роды, разрешать или запрещать усыновление, решать вопросы, связанные с завещаниями, недвижимой собственностью, одним словом, решение всех вопросов, в которых была заинтересована религия, возложили на архонта. Обязанность совершать жертвоприношения и выносить решения по делам, связанным с нечестием, оставили за царем. Таким образом, царский титул – священный и необходимый религии – продолжал существовать в городе наряду с жертвоприношениями и национальным культом. Царь и архонт вместе с полемархом и шестью фесмофетами, которые, возможно, существовали с давних пор, были девятью ежегодно избираемыми должностными лицами; было принято называть их девятью архонтами»[11 - Куланж Ф. де. Древний город. Религия, законы, институты Греции и Рима / Пер. с англ. Л. А. Игоревского. – М.: ЗАО Издательство Центрполиграф, 2010. С. 243—244.].

Изложение Фюстель де Куланжа страдает некоторыми фактическими неточностями, уже исправленными более поздними историками, но оно более верно и точно передает сам дух и саму логику социально-политических преобразований, происходивших в Аттике в эпоху архонтов.

Итак, древнейшая монархическая власть в Аттике исчезла в XI в. до н.э. вместе с гибелью последнего царя Кодра (в 1068 году до н.э.). Вероятнее всего, его (так же, как и последнего римского царя Тарквиния) погубили сами же эвпатриды, сложившие потом красивую легенду о его героическом самопожертвовании. Легенда эта гласила, что Кодр, получивший оракул о том, что Афины не будут захвачены дорийцами, если погибнет их царь, переоделся в одежду дровосека и пошел в стан врага, где и нашел свою смерть. Дорийцы, действительно, не стали завоевывать Аттику (земли которой были недостаточно плодородными). Но во времена их нашествия из материковой Греции в Аттику хлынули новые волны беженцев и переселенцев, спасавшихся от завоевателей, что должно было сильно увеличить население страны. Прибывали они и целыми родами, один из которых – род Нелеидов – даже стал в Аттике царским (из него и происходил сам Кодр). Но в основном это были разрозненные семьи, пополнявшие там сословие метеков. Продолжая традиции Тезея, эвпатриды принимали их на правах свободных, хотя и неполноправных жителей страны.

Но после гибели Кодра Аттика стала аристократической республикой. Ее исполнительные власти стали теперь не наследственными, а выборными. Верховная власть принадлежала наследственному сословию эвпатридов, но для управления страной они выбирали из своей среды троих правителей – архонтов. Один из них считался архонтом-царем (глава религиозного культа); другой был архонтом-полемархом, ведавшим всеми военными делами и отношениями с иностранцами; третий – самый поздний и сделавшийся со временем самым главным, называвшийся «архонтом-эпонимом», – ведал всеми гражданскими делами. Аристотель утверждает, что сначала выделилась должность полемарха («ввиду того, что некоторые из царей оказались в военных делах слабыми»), второй – должность архонта-эпонима (это произошло уже при сыновьях Кодра Медонте и Акасте), но значение ее возросло уже в более позднее время.

Сначала эвпатриды избирали архонтов пожизненно.

Но в 752 году до н.э. они стали избирать их на десятилетний срок.

А в 682 году до н.э. их стали избирать всего на один год.

И в этот период количество архонтов возросло до девяти человек. К трем старшим должностям добавили еще шесть младших – «архонтов-фесмофетов», которые занимались систематизацией правовых норм и руководством в судах.

Таким образом, в VII в. до н.э. архонтов стало уже девять.

Сама по себе выборность архонтов не противоречила представлениям о божественном происхождении власти, так как каждый из эвпатридов считал себя наследником власти, полученной его предками непосредственно от Зевса. И выбирали они только из своей среды – среди равных. Скорее всего, они хотели просто править страной все по очереди, потому и ввели годичный срок отправления должностей (чтобы все успели поправить).

Непонятно только, почему архонтов стало именно девять, а не, скажем, четыре (по числу фил) или двенадцать (по числу фратрий)? Вероятнее всего, это число было установлено в соответствии с числом муз, которых, по представлению греков, было именно девять (Клио, Евтерпа, Талия, Эрато, Полигимния, Урания, Мельпомена, Каллиопа и Терпсихора). Все музы находились в подчинении у Аполлона, которого считали своим прародителем вообще все ионийцы (по их преданиям, Ион был сыном Аполлона). Аполлон был и личным покровителем Тезея – под его покровительством Тезей убил Минотавра и упорядочил законы в Афинах[12 - См.: Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2-х т. / Гл. ред. С. А. Токарев. – М.: Рос. энциклопедия, 1994. – Т. 1. С. 95.]. Аполлон также особо покровительствовал и жрецам, позволяя тем через сивилл пророчествовать о будущем. Архонты же воспринимали себя в первую очередь как жрецов, имеющих особо близкое отношение к богам вообще и к Аполлону, в частности. Видимо, поэтому они и установили для своей коллегии численность именно в девять человек. Это число носило для них специфически «аполлоновский» характер.

Причины и обстоятельства этих реформ историкам не известны, так как от той эпохи – с XI по VIII вв. до н.э. – до нас не дошло почти никаких свидетельств, – ни письменных, ни устных, – отчего она и получила название «темных веков». Фюстель де Куланж дает этому то объяснение, что эвпатриды, захватившие власть в Аттике после Кодра, стали уделять основное внимание своим областным, местным интересам, а роль столицы и горожан в целом в стране резко упала. Эвпатриды якобы вернули страну к патриархальным порядкам (ради возрождения которых они и свергли царей) и погрузили страну в «идиотизм деревенской жизни», отчего ее политическое развитие сильно замедлилось. Современные историки связывают «темные века» с нашествием отсталых дорийцев, вернувших всю материковую Грецию в варварство (подобно тому, как это было позднее при нашествии отсталых германцев в Западную Римскую империю).

Однако возможно и то объяснение, что этих «темных веков» в истории Аттики вообще не было, а ее хронология здесь была искусственно удлинена позднейшей традицией. Ведь, в отличие от остальной материковой Греции, Аттика не подвергалась нашествию дорийцев. В биографии Кимона Плутарх пишет, что тот возвратил предполагаемые останки Тезея на родину (в 475 г. до н.э.) «по прошествии без малого четырехсот лет после смерти героя»[13 - Плутарх. Избранные жизнеописания. В 2-х т. Т. 2. М.: Правда, 1987. С. 92.]. Если это так, то смерть Тезея следует относить к 870-м гг. до н.э. и, следовательно, он жил не в XIII, а всего лишь в IX в. до н. э. В таком случае в хронологию Аттики искусственно добавлено около 350 лет, которые как раз и приходятся на «эпоху архонтов», от которой, поэтому, и не осталось почти никаких свидетельств. Эта эпоха заняла в истории Аттики в несколько раз меньше времени, чем ей приписывает традиция.

Как бы то ни было, но после Кодра Аттикой правили архонты, избрание которых претерпело со временем указанные выше изменения.

В этот период население Аттики (как и остальной Греции) постепенно переходит к образу жизни, основной которого становится мирная хозяйственная деятельность, а не военная, как в гомеровские времена. Этот переход отражается и в формировании позднего цикла гомеровских поэм «Одиссеи» (в которой война уже отодвинута на второй план) и в написании поэм Гесиода (VIII – VII вв. до н.э.), посвященных уже исключительно мирной жизни и занятиям сельского хозяйства. В «Илиаде» Гомера воспета война и бранные подвиги басилевсов, стоящих во главе своих родовых ополчений, в «Трудах и днях» Гесиода, написанных мирным земледельцем и для земледельцев, прославляется сельский труд, морская торговля излишками и скопидомство, а воинственные басилевсы осуждаются и поносятся за их вздорность, несправедливость и «дароядство».

В качестве компенсации за ослабление роли войны греческая аристократия развивает культ спортивных состязаний, главными из которых становятся всегреческие состязания в Олимпии, проводимые раз в 4 года (с 776 г. до н.э.). А главным видом состязаний на этих играх становится чисто аристократический бег на колесницах (прославленный еще у Гомера в XXIII песне его «Илиады»).

Переход к мирной жизни приводит к сильному демографическому всплеску и быстрому росту населения Аттики, что порождает многие социально-имущественные проблемы и становится основой новых конфликтов.

По-видимому, на этот же период приходится также и ослабление власти старших ветвей в аттических родах (изживание правапервородства). «В разных городах, – пишет Фюстель де Куланж, – эти перемены происходили в разное время. В некоторых городах право первородства охранялось законом довольно длительное время. В Фивах и Коринфе это право существовало еще в VIII веке. … В Спарте право первородства сохранялось до победы демократии. Были города, в которых оно исчезло только в результате восстания. В Геракле, Книде, Истросе и Массалии младшие ветви семьи (рода) взялись за оружие, чтобы одновременно уничтожить отцовскую власть и право первородства. С этого времени греческие города, насчитывавшие не более сотни человек, обладавших политическими правами, теперь насчитывали пятьсот и шестьсот граждан. Все члены аристократических семей стали гражданами, и им был открыт доступ в сенат и магистрат»[14 - Куланж Ф. де. Древний город. Религия, законы, институты Греции и Рима / Пер. с англ. Л. А. Игоревского. – М.: ЗАО Издательство Центрполиграф, 2010. С. 258.].

Добавим к этому, что Гесиод, небогатый беотийский землевладелец, в «Трудах и днях» советует читателям (слушателям) иметь не более одного сына[15 - «Единородным да будет твой сын. Тогда сохранится В целости отческий дом и умножится всяким богатством. Пусть он умрет стариком, и опять одного лишь оставит». (Перевод В. В. Вересаева).], чтобы не приходилось делить землю. Значит, право первородства в Беотии (может быть, еще не во всей) к тому времени было уже изжито. В то же время, сам Гесиод, был, видимо, старшим сыном и именно поэтому он воспринимает как страшную несправедливость то, что его младший брат, Перс оттяпал у него по суду часть отцовских земель. Вся гесиодовская поэма и посвящена, как раз, нравоучительным наставлениям этому «непутевому» брату, которому отсуженное у Гесиода имущество не пошло впрок.

Несомненно, нечто подобное должно было происходить и в Аттике, что и позволяет объяснить изменения, происходившие там в выборах архонтов. А именно, – поскольку представители младших ветвей в Аттике добились уравнения в правах со старшими ветвями, то и власть в родах, фратриях и филах должна была стать теперь не наследственной, а выборной. Последнее, в свою очередь, должно было отразиться и на порядке замещения должности архонтов, которые теперь тоже становились выборными. Возможно, в этот же период звание эвпатридов было распространено на всех членов аттических родов, а не только на их глав (представителей старших ветвей). С этого момента, видимо, и знатность у афинян стала передаваться не только по отцу, но и по матери.

В период правления архонтов в Аттике происходило, как это явствует из последующих событий, и дальнейшее ослабление имущественных обычаев и норм родового строя. В роде усиливались права отдельных семей и ослаблялась родовая солидарность. Род перестал заботиться о материальном благополучии своих членов, и, как следствие, – стало возрастать имущественное неравенство среди сородичей. Оно существовало в родах еще с гомеровских времен. Но тогда имущественно выделялись лишь семьи царей, басилевсов, а все остальные сородичи имели примерно равные земельные наделы. Теперь же стали выделяться богатством и некоторые, наиболее удачливые семьи из младших ветвей.

Тому же способствовали и новые правила получения наследства в родах – теперь имущество умершего главы семьи не передавалось целиком старшему сыну, а делилось между всеми его сыновьями (однако старший сын, все же, наследовал дом отца и большую часть земель и другого имущества). В этом Аттика стала сильно отличаться от Спарты, в которой право первородства сохранялось в неизменном виде.

В итоге, к концу VII века до н.э. на одной стороне родовых общин выделилось сверхбогатоеменьшинство, прибравшее к рукам земельные наделы («клеры») своих сородичей, а на другой – большинство потерявших эти наделы и вынужденных теперь либо арендовать землю у первых, либо даже батрачить на них. Обедневшие сородичи назывались общим именем «фетов», а разбогатевшие – «всадниками». Сохранившие же средние по размеру наделы назывались «зевгитами».

Эти названия сложились под влиянием практики формирования народного ополчения, постоянно призывавшегося архонтами к военным походам в защиту своей страны или для нападения на соседей. Вообще, древние античные полисы даже и в мирной жизни представляли собой как бы армии, временно распущенные по квартирам. Небольшие размеры этих государств делали необходимым для каждого их жителя быть не только земледельцем, но и воином, готовым защищать свою землю от чужеземцев. Более того, состояния мира и войны для этих людей были относительными, неустойчивыми и непрерывно переходящими друг в друга. Поэтому их армейская иерархия и соответствующие воинские «звания» сохранялись и в мирное время и учитывались в их отношениях друг с другом.