Младший сержант Ф. Крюгер

Когда он вернулся в сопровождении всех офицеров, которые находились на территории, у одного из которых был набор необходимых медикаментов, Грач сидел обессиленный и, посмотрев пустым взглядом на вошедших, сказал:

– Опоздал. Давно, видать, он висит.

16. Арестант по жизни

Денис с трудом приподнял свинцовые веки и попробовал пошевелиться. Боль обжигающей лавой растеклась по телу, ударила в затылок и запульсировала над левой бровью. Ничтожное движение высосало все силы, а сердце переместилось из груди в голову. Тяжелые веки опустились, спрятав только что вспыхнувший мир. Откуда-то издалека, раздался голос:

– Ну вот, солдатик, очнулся. Это хорошо. Теперь пойдешь на поправку. Ты лежи, лежи, а лучше, поспи еще. Природа мудрая, бережет энергию, не дает расходовать ее зря, поэтому и сил нет: не двигаться, ни думать. Мозг еще тот потребитель. Так, что спи побольше, силы и вернутся.

«Больному? – подумал Денис. – Я что, в больнице? А дед кто? Наверное, врач. Но, что случилось?»

Денис попытался сосредоточиться, дабы воскресить в памяти последние события, но зияющая пустота затянула. Но сквозь занавес дрёма, пробивались слова:

– Засиделся я у дочки. День рождение у нее был. Она у меня в городе живет, а я тут всю жизнь, в Муховке, каждое дерево знаю. Пацан я шустрый был, эх, лихие времена. Да ладно, речь не об этом. Она, конечно же, оставляла меня с ночевкой, мол: самое лучшее место в хате выделит, самый мягкий матрац, а мне нужно, нет? У меня с ней так – сяк, натяжка небольшая, как говорится, недопонимание, да что уж там. Да и не любитель я по гостям ночевать, наночевался в казенной хате до отрыжки, мне моя кровать милее, да и тащится по утрянке с тяжелой головой, хуже некуда.

Рассказ прервался на некоторое время. Дет взял со стола алюминиевую кружку, обхватил ее двумя руками, согревая ладони, и с удовольствием отхлебнул.

***

Денис открыл глаза и увидел, как рой огоньков хаотично поднимается вверх, растворяясь в ночном небе вплетаясь в узоры звезд. Послышался треск горящего хвороста и отчетливый запах костра. Повернув голову, он увидел, огонь, лижущий ветки и пылающие угли. У костра сидел дед, мерцающими пятнами высвечиваясь в темноте. Он потягивал из дымящегося котелка тюремный напиток, и причмокивая, сказал:

– Знатный чифирчик, мотор включил и жить веселее, и в сон не так клонит. Садись уже, всю жизнь проспишь. «Барабулек» нет, уж извини. Чифир без барабулек, конечно на камельфо, но как говорится – зубы целее будут.

Денис приподнялся и, сел прислонившись спиной к сосне. Дет прищурился, изучающее глядя в глаза Дениса и протянул ему котелок. Хлебни эликсира, чего уж тут.

Денис хлебнул обжигающую, тошнотворную жидкость и закашлялся в сгиб левой руки, а правой попытался вернуть угощение. Дет отмахнулся:

– Нет уж. Ты. Пей, пей. Тебе это надо. Увидишь – легче станет.

– Где мы? – с трудом выдавил слова Денис, сквозь прорывающийся кашель.

– В лесу. Где ж еще? Откопал я тебя, вон у той березы. К утру окоченел бы к гадалке не ходить.

– В смысле откопал?

– В прямом. Троя военных тебя закопали. Наверное думали, что ты жмур. Пьяные в дымину, да что с пьяных взять!? Хорошо я рядом оказался.

Денис втиснул в себя еще одну порцию чифира и стал выстраивать логическую цепочку последних событий, слушая рассказ.

У дочки днюха была. Засиделись почти до утра. Так вот, у зятя копейка во дворе ржавеет, тот еще ездок, еле уломал до дома подбросить. Дом у меня, как раз от дороги через пролесок, напрямую по тропинке, я и не стал его крутить по деревне, вылез на дороге и отпустил Андрюху, тем более не так темно, луна полная. Поскрипел зятек назад, а я в лес. Смотрю, недалеко от меня, фонари по деревьям шарят. Любопытство взяло верх, я осторожно и подкрался. По базару понял – военные. – Ну, думаю, скомуниздили что-то и закопали до лучшего времени. Ну что им нужно, то и мне сгодится. Думаю – подфартило. Дождался пока свалят, и к схрону. Нихрена путем не видно, глаз выколи. Разбросал дерн, а там жмур и автомат рядом. Жмур это ты, ну ты понял?! Думаю, замочили суки парня. Жмурик, он и есть жмурик, что с ним делать? А вот калаш пригодиться. Притащил автомат домой и думаю – « Облажался. С утра как пить дать, на след упадут. Найдут труп, а там и меня вычислят»

Смешал я махорку с черным перцем и назад, отход посыпать, верное средство. Пусть теперь ищут, легавые. Псы точно, теперь след не возьмут, обчихаются.

Раз вернулся, решил заодно еще пошарить возле тебя, вдруг, что еще сгодится, ты и простонал…. Вот те на! Живой. Не, конечно, тебя бы я не дотащил, пупок не теми нитками сшит. Анька помогла, соседка. Мировая баба, завсегда наливочкой угостит, нос не воротит, в татуировочку ты или нет, здоровья ей. Тележку у нее взял, удобрение скинул, тебя на ней и оттортал.

– А в лесу… как мы снова оказались? Раз, оттортал.

– Это вопросы не ко мне, – ответил дед и стал растворяться, осыпаясь пеплом. Пепел заискрился и, не достигнув земли, был подхвачен теплым потоком и унесся вместе с дымом.

Денис только сейчас заметил сидящего на поваленной лиственнице, юношу, будто выточенного из голубого хрусталя. Он был полностью обнаженный. Левой ногой он упирался в дерн, а правую согнутую, он обнял, упираясь подбородком в колено и смотрел на огонь. На плече сидела хрустальная бабочка.

– Ты кто? – только и смог спросить Денис. Юноша посмотрел на него, и глаза стали светиться голубым и чем сильнее становилось свечение, тем больше он растворялся в воздухе, пока не исчез после ослепительной вспышки. Раздался скрипучий, металлический голос и Денис услышал ответ:

– Ты скажи. Твой сон.

На мгновение все померкло и когда зрение вернулось, Денис увидел несколько прозрачных фигур, мерцающих призрачным светом среди деревьев.

«Так значит я во сне! И все это мне снится» Денис подпрыгнул и взмыл вверх, распахнул руки и, смотря на звезды, крикнул: – Выше, еще выше!

Он хотел лететь кометой, среди галактик, кружиться в кольце Сатурна, отключится от всех забот и хотя бы на минуту забыть о земной жизни. Но гравитация планеты не отпускала, она тянула вниз. Денис почувствовал спиной жёсткий матрац. – Нет, только не сейчас – прошептал он, и открыл глаза. Побеленный на скорую руку потолок уничтожил бескрайний космос.

***

Михаил Александрович или просто «Муха», полжизни кочевал по зонам. «У меня душа в полосочку – любил он говорить, – Вот и кидает меня от кроваточки казенной до кроваточки, будь она неладна. Но ко всему нужно относиться с философией: у одного скатерть самобранка, у другого окно кованое, а все за одним столом встретимся рано или поздно и козла забьем…. На том свете»

Первую ходку «Муха», получил еще по молодости. Друзья пошли в армию, а он в тюрьму, после драки на танцах где его крепкий кулак сломал челюсть милиционеру, пытающегося выдворить, его пьяного с вечернего мероприятия. Так он познакомился с воровской средой и это ему понравилось. Романтика криминала закружила в хмельном карнавале потаенного мира и вырваться из него он уже не мог.

Все он считал в жизни временным, воля – неволя, зона – дом, все скоротечно, как и сама жизнь – тоже временна и проживешь ты сто лет или в двадцать от пики загнешься все одно, там во тьме уже будет безразлично, сколько ты часов откуковал. Поэтому, когда соседка, Анна Сергеевна, позвала его во двор и сообщила, что позвонила в милицию о беглом солдате, дед, не испугался. Только досада, что скорее всего, придется расстаться с автоматом, растормошило его до дрожи в руках.

– Тебя дуру, пчела ужалила? – еле сдерживая эмоции, шипел дед. Натянутые на шее жилы бугрились, обнажая степень негодования. – День, два не могла подождать, а там бы он потихоньку, шепотом на родину навострил бы уши. День, два всего. До конца очухался… и ищи ветра в поле, а сейчас легавые набьются как сельдь в бочке…. Эх!

– Да я же, хотела, как лучше, – оправдывалась соседка. – Страшно мне. Вооруженный он – по радио сказали. Как бы чего не вышло.

– А со мной посоветоваться, не судьба? Я где? На тридевять земель? Через забор живу.

– Я тебе вчера говорила, что сообщить нужно….

– И что? Я сказал «звонить»? Вот бабье, все перевернут по-своему.

– Что теперь делать то?

– Что, что!? Иди домой, я что ни будь придумаю. Да не бычься ты, что вышло то вышло. Разрулю.

Там, в лесу, когда он вернулся чтобы припудрить след, шаря вокруг солдата, поискать чем-нибудь еще поживиться помимо автомата, и поняв, что жмур не совсем жмур, его стали мучить сомнения – «Калаш это вещь – не продать, так будет душу греть, а солдат – проблема. С виду, не жилец, час – другой и окочурится, а может помочь ему по-братски, пилоткой придушить и Васькой звали. Ёпересете…. Пацан совсем. Эх… жизнь в полосочку. Нет, не по человечьи это, вытягивать пацана надо, а там как по судьбе отмерено…»

И теперь он, как от назойливой мухи отмахивался от черных мыслей, всплывающих из глубины искореженной души, и повторял про себя как мантру, заглушая шепот темноты:

– Все как надо сделал, попал в цвет. Пацан же, совсем. А мне что?! Пару кирзы не стоптать как к червям на корм, хоть кто-то помянет без мата, Михаила Алексеевича.

***

– Вижу очухался служивый, – сказал дед, когда буквально ворвался в дом и увидел, что Денис сидит за столом и потягивает разбавленный кипятком чифир. – Завязывай «байкал» цедить. Пора сваливать. С минуты на минуту менты нагрянут. Тебя кто-то из местных срисовал.

– Что? – спросил Денис, подняв затуманенный взор.

– Держи, – дед кинул брюки и кофту. – Натягивай. За обувь извини. Твоего размера нет, в кирзах пойдешь.

– Что случилось? Зачем все это?