А главное – почему Джо? Почему этот мерзкий ублюдок?
– Мой Джеймс, – она проводит рукой по моим волосам, смотрит так нежно, с такой любовью, что у меня щемит в груди от боли, – я так соскучилась, сынок…
Ее пальцы мечутся по моему лицу суетливо и хаотично. В покрасневших глазах – смесь безумия, смятения и кайфа, поэтому я качаю головой, пытаясь сдержать слезы и рвущиеся наружу ругательства.
– Пойдем отсюда. – Прошу тихо.
В ее взгляде остатками сознания вспыхивает беспокойство.
– Нет. – Мотает головой, оглядываясь. – Я не могу.
– Можешь, пошли.
– Нет, сынок. – Упирается ладонями в мою грудь.
– Идем. – Прижимаю ее к себе.
– Но Джо…
– Плевать на Джо!
– Не говори так, – отстраняется она. – Он очень щедрый, он любит меня!
– Он бьет тебя! – Вцепляюсь пальцами в ее запястье.
Она уставляется на мои руки. Хлопает глазами непонимающе, и мне приходится разжать захват.
– Прости. Прости, сынок… – С ней вдруг приключается какая-то резкая перемена. Веки наполняются слезами, подбородок дрожит.
– Все хорошо, мам. – Морщусь я. Сглатываю свои обиды и переживания. Пытаюсь отдышаться. – Только пойдем отсюда, ладно?
Боязливо оглядываюсь по сторонам.
– Любимый мой мальчик, – шмыгает носом мама.
Гладит меня по лицу и волосам. Ее трясет. Она рыдает, затем улыбается. Утирает рукавом пузырящуюся под носом зеленую соплю.
– Мой Джеймс, моя радость, моя гордость.
– Прошу тебя, мама, пошли.
– Нельзя… – переходит на шепот она. – Джо сказал, чтобы я ждала его здесь. Надо остаться, иначе, он разозлится, и тебе тоже попадет…
– Господи… – Я оседаю на пол и громко вдыхаю, чтобы не разрыдаться вслед за ней.
Мне словно раскаленную магму пустили по венам, я горю изнутри, меня душат злость, обида, разочарование. Закрываю ладонями лицо, давлю пальцами на веки и бессильно рычу.
Нужно взять себя в руки. Успокоиться и действовать. Ну, же! Ты же мужчина, давай! Ну!
– Так. – Вскакиваю на ноги. – Пошли, я сказал.
– Нет, Джимми…
– Пошли! – Подхватываю ее подмышки. – Больше никаких Джо, понятно?
– Но…
– Мы с тобой и вдвоем справимся, ясно? Больше никакой дряни, никаких баров и попоек с твоим дружком. Это я тебе говорю, твой сын!
Она плачет и упирается. Я вижу, как Эдди отворачивается, но остальные смотрят прямо на нас, а, значит, дело худо. Тихо улизнуть уже не получилось.
– Сынок. – У матери подгибаются колени. – Лучше уйди. Прошу.
Взваливаю ее на свое плечо и сжимаю челюсти.
– Мы уйдем отсюда только вместе.
Мать рыдает, отбрыкивается, но я держу ее из последних сил. Будь, что будет. Я не могу оставить ее здесь подыхать. О ней нужно заботиться, мыть, кормить, оплачивать счета, наконец. Пусть этот урод убьет меня, но в обиду мать больше не дам.
Ногой открываю дверь, и мы вываливаемся на улицу. Шелли, садящаяся в машину к клиенту, качает головой, затем отводит глаза. Я расталкиваю шлюх и пробиваю нам дорогу к тропинке, ведущей через кусты к трейлерному парку.
– Все будет плохо… будет очень плохо… – всхлипывает мать, опираясь на меня.
Еле передвигает ногами.
– Все будет хорошо.
Она начинает смеяться. Мне хочется ее ударить, чтобы успокоилась, но вместо этого я до крови прикусываю свою губу.
«Долбаный Джо, на какую дурь ты ее посадил?»
– Обещаешь? – Мать утыкается носом в мою грудь.
Меня мотает из стороны в сторону, потому что больше нет сил, ее удерживать. Слезы разъедают глаза, руки и ноги трясутся, дыхание сбивается.
– Обещаю.
Майкл
Ладони потеют. Вечернее солнце обволакивает ласковым светом, но в городе стоит такая духота, что начинаю переживать, вдруг вот-вот у меня подмышками по ткани рубашки расплывутся позорные круги? Чувствую, как по позвоночнику медленно сползают две предательские капли, и начинаю нервничать еще сильнее.
Она сказала, что придет в семь. Уже десять минут восьмого, а ее все еще нет. Попросила подождать ее возле магазина. С обратной стороны. Где я и стою, переминаясь с ноги на ногу, ощущая себя полным дебилом, которого вероломно обманули.
Конечно, она не придет. Просто поиздевалась надо мной. А ведь вчера мне казалось, что мы поладили. Меньше нужно доверять людям, будет мне урок.
Надо признаться, после знакомства с Элис я всю ночь не мог уснуть, периодически вставал и подходил к окну, чтобы посмотреть, не спит ли она. Но за стеклами ее дома всякий раз стояла непроглядная темень. А я все вглядывался и вглядывался, пока не начинало казаться, что тень за ее шторкой шевелится.
Конечно, я все себе выдумал, но мне нужно было снова почувствовать это – безумное, почти нереальное ощущение свободы, которое эта девочка привнесла в мою жизнь. Настоящий ураган эмоций.