Время не властно

– Нет, не стоит. Я просто… немного в шоке, – ответила я, стараясь сложить в голове все сказанные ею слова, но ничего не получалось, в мыслях все больше разрастался хаос. – Вы сказали, что мы сестры?

– Да, сестры-близнецы. Вот маменька обрадуется, когда вас увидит, она так ждала встречи с вами! Когда папенька предупредил, что мы вас встретим, она денно и нощно думала лишь о том, как бы поскорее с вами повидаться!

– Что? – Я даже вздрогнула и подняла на нее взгляд.

Маменька?..

Элизабет собиралась сказать что-то еще, но нашу беседу прервал внезапный стук в дверь. Девушка выскочила передо мной и закрыла юбкой своего огромного платья.

– Войдите! – крикнула она.

Я услышала, как открылась дверь, но увидеть вошедшего не могла, потому что юбка не только прятала меня, но и перекрывала обзор.

– Госпожа, – говорила явно юная девушка, наверное, служанка, – мсье Сальвадор заждался вас внизу, спрашивает, все ли в порядке? Вы так внезапно ушли…

– Все хорошо, – беспечно отозвалась Элизабет, – я хочу поправить прическу. Передай ему, что скоро спущусь.

– Слушаюсь, госпожа. – Дверь закрылась.

Элизабет вздохнула и расслабила руки, поворачиваясь ко мне. Только в этот момент я заметила, как она была напряжена. Видно, очень боялась, что кто-то увидит меня. И неудивительно – ей было бы сложно объяснить присутствие девушки как две капли воды похожей на нее, да еще и в какой-то странной одежде!

– Прошу извинить, что пришлось вас спрятать, – проговорила Элизабет. – Сегодня у нас праздник, пришло много незнакомых людей. А мсье Сальвадор такой докучливый. Я уверена, что он нацелен на мне жениться. Меня его ухаживания уже извели!

Я ощутила тяжесть в груди, а значит, скоро придется возвращаться обратно. Как же напрягало, что перемещения происходят так часто и так ненадолго. Просто невыносимо! Я даже не успеваю толком выяснить важные вещи…

– Элизабет, пожалуйста, – жалобно проговорила я, и она сразу изменилась в лице, обеспокоенно посмотрев на меня. – Расскажите все, что вам говорил папенька!

– Ох, конечно! Папенька говорил, чтобы я поведала всю историю, если вдруг увижусь с вами раньше него, поэтому не буду медлить. Нас разделили при рождении, а все из-за жестокого закона, который гласит о том, что все женщины-путешественницы должны быть мертвы. Право, не знаю, кто его придумал, но уверена, что этот человек давно горит в аду! Папенька забрал вас в своё время, потому что считал его безопасным. Так оно и есть, но теперь вы будете частым гостем у нас. Я обязана вас предупредить: плохие люди могут подстерегать не только тут, но и в вашем времени, поэтому будьте внимательней! Никто не знает, что это за каратели и женоненавистники, но они убивают всех путешественниц, а главное – они сами путешественники! Так говорил наш с вами отец. Я могу сейчас же позвать сюда маму, чтобы вы познакомились. Вы же, вероятно, ее никогда не видели! Надеюсь, женщина, что вас воспитывает, очень хорошая? Папенька говорил, что она достойный человек.

– Женщина, что воспитывает? Моя мама? Я не понимаю… – каждое её слово запутывало меня ещё сильнее, а последние слова больно ударили в сердце. Неужели она имеет в виду, что мама мне не родная?..

– Ох, извините меня за такую бестактность! Я думала, вы знаете, что воспитываетесь в приемной семье. Я не должна была так резко об этом сообщать. Мне часто говорят, что я сначала говорю, а потом задумываюсь над словами.

Легкие сдавило сильнее, и я поняла, что больше ничего не успею спросить.

– Анаис, не исчезайте, мы с вами не успели как следует друг друга узнать и пообщаться! – донесся до меня голос Элизабет.

Но уже не было ни самой девушки, ни шикарной обстановки в комнате, ни здравого смысла – он исчез, наверное, самым первым.

В третий раз я упала на спину, потому что стула подо мной не оказалось. Ещё одно такое путешествие, и я не смогу сидеть.

Боже, как же много говорила Элизабет и при этом ужасно быстро! Эта девушка, действительно, очень бестактна. Я не могла поверить в то, что она сказала про маму. Все это не укладывалось в голове. Что же, в конце концов, является правдой?..

Глава 11. Все стало запутанней

– Анаис, в это до сих пор трудно поверить! Ты исчезла прямо на моих глазах. Я к такому, наверное, никогда не смогу привыкнуть! – слышались слова Шарлин, пробиваясь сквозь прочный купол мыслей, который захватил меня в плен.

Но я будто не слышала подругу, даже не собиралась подниматься на ноги, так и сидела на полу, глядя невидящим взором в пространство.

В голове продолжал раздаваться голос Элизабет:

«Надеюсь, женщина, что вас воспитывает, очень хорошая?»

А следом за этим:

«Я думала, вы знаете, что воспитываетесь в приемной семье».

Фразы проносились одна за другой снова и снова, как эхо, доносящееся сквозь века. Они вызывали бурю чувств и эмоций. Я не понимала, что именно ощущала в тот момент, но кажется, все разом. Злость, опустошенность, боль, отчаяние – все смешалось в безумный комок, что разрывал меня изнутри.

Если это правда, значит, я родилась в прошлом, но отец решил забрать меня в будущее. Только зачем? Чтобы меня не убили? Но в то же время осталась Элизабет, а папа говорил, что всех дочерей путешественников нужно убивать. Они подвергают себя опасности? И как мама могла мне лгать? Она должна была знать, что я путешественница во времени, раз отец меня сюда переместил! Я уже ничего не понимала… Папа тоже хорош. Мог бы и оставить для меня что-то, раз знал, что рано или поздно я начну перемещаться. Вместо него правду мне рассказала бестактная Элизабет!

– Анаис, ты в порядке? – Шарлин опустилась рядом и заглянула в мои глаза.

Я сосредоточила на ней взгляд с таким трудом, будто глаза налились свинцом, – оказалось, на ресницах застыли слезы. Шарлин положила руку мне на плечо в утешительном жесте, что заставило голос Элизабет немного утихнуть в голове. Шарли поняла, что случилось что-то грустное, поэтому без лишних слов обняла меня. Я начала рыдать. Подруга ничего не спрашивала, дав возможность выпустить эмоции, и гладила по спине. Через некоторое время мне стало немного легче.

– Шарли, прости, – проговорила я, вытирая щеки, – я расскажу, что случилось, но сначала мне нужно поговорить с мамой.

Шарлин растерянно кивнула. Было видно, что ей любопытно, но задавать вопросы она не стала. Все-таки мы давно дружим, и она знает, что я обязательно все расскажу, но только тогда, когда буду готова. А сейчас я не была готова, потому что сама не до конца во всем разобралась.

Я попросила Шарлин оставить меня одну. Ей ничего не оставалось, как собраться и направиться к выходу. Мне было совестно ее выставлять, но сил общаться не осталось. Шарли на пороге несколько раз уточнила, как я себя чувствую и все ли будет нормально. Я заверила, что все в порядке, мне просто нужно подумать, после чего она ушла.

Я была благодарна подруге за то, что она помогала и делила эту неподъемную ношу, которая обрушилась на меня три дня назад. Не знаю, как бы я без нее справилась. Наверное, мысли разъели бы меня изнутри. Я не жалела, что поведала ей тайну нашей семьи и продолжала рассказывать обо всем происходящем. Зная её тягу ко всему необычному, я понимала, что это волнует и интересует ее не меньше меня.

Когда я поднялась в комнату, подбежала к ящикам и достала дневник. Раскрыв чистые страницы, я продолжила записи о своих путешествиях. Рука затекла, пока я старалась излить мысли и чувства несчастной тетрадке. Стоило выдать несколько листов негодований на папу и маму, как мне стало значительно легче. А имею ли я теперь право называть её мамой?

Когда я закончила, поняла, что не представляю, какой это был год. Я могла бы выяснить это у Элизабет, у меня вполне была такая возможность, но я даже об этом не задумалась. Опять забыла! И даже пометка на руке не помогла! Надеюсь, нам еще доведется встретится, и тогда я спрошу все не только с нее, но и с отца. Особенно с него. Ему придется многое объяснить.

***

Мама пришла домой поздно вечером, когда улицы окутала уютная темнота, а на небе одна за другой стали вспыхивать маленькие звездочки. Будто небо – это плотная чёрная материя, а звезды – точки света, которые ставит какой-то художник, рисуя созвездия.

Город не собирался засыпать в этот поздний час, наоборот, с приближением ночи продолжал свою бурлящую жизнь. В основном на улицах можно встретить туристов или влюблённых парочек, прогуливающихся по мостам и сидящих в ресторанах. Сейчас у влюблённых, причём не только у коренных парижан, но и у приезжих, стало модно цеплять замки со своими именами к заборам на набережных, а ключики кидать в воду, скрепляя таким образом отношения. Со стороны это выглядит как какой-то ритуал. Все-таки есть в этом что-то магическое…

Говорят, Париж – город любви, но я пока ещё никого не встретила. Может, не там ищу. А, может, искать никого и не нужно, ведь счастье приходит тогда, когда его не ждёшь.

Ночной Париж – это нечто иное, с темнотой опускается особенная атмосфера, наполненная волшебством и вдохновением. Будто днем существует один город, а ночью появляется другой, и каждый из них прекрасен по-своему.

Вот почему многие художники и писатели так любили, любят и будут любить этот город и посвящать ему свои произведения. Прекрасное рождается из прекрасного.

Я побежала вниз, где мама копошилась у входа. Жозефина ещё не пришла с работы, поэтому я рассчитывала поговорить с мамой до прихода тети.

В прихожей я собиралась накинуться на маму с криками и обвинениями, но что-то меня остановило. Увидев ее, я просто не смогла этого сделать. Она была как всегда жутко уставшая, ведь работа официантки довольно трудная – приходится весь день стоять на ногах, натягивать вежливую улыбку, даже если у тебя нет настроения и хочется послать всех к черту.

Сколько себя помню, мама всегда работала не покладая рук. Виделись мы только по вечерам, и в детстве я всегда с нетерпением ждала ее прихода, чтобы она со мной поиграла или помогла с уроками. Все остальное время я проводила с бабушкой – сейчас та живет в Ницце, и я иногда приезжаю к ней на каникулы. Бабушка для меня тоже важный человек, но все же мамы не хватало. Тогда я ненавидела ее работу и не понимала, почему она не может уволиться, а когда выросла, осознала – это ради нас. В частности, ради меня.

– Что-то случилось, ma ch?re? – спросила мама, снимая пальто.

Я глупо смотрела перед собой, в горле застрял ком, который не дал мне произнести и слова. В ответ я смогла лишь неопределенно покачать головой – что-то среднее между «да» и «нет».