– А кто такой Арнульф?
– Бывший император Запада, один из последних представителей немецкой линии династии Каролингов.
– Он мог вывезти эти мощи?
– Трудно сказать наверняка: ведь он правил более ста пятидесяти лет назад.
– Тогда докажи, что мощи, обретённые монахами монастыря святого Эммерама, фальшивые, – посоветовала Анна.
– Конечно, фальшивые! Но как это доказать?
– Пригласи баварских монахов в аббатство Сен-Дени и прикажи в их присутствии открыть раку,[11 - Ковчег с мощами святых, изготавливаемый обычно в форме гроба] где покоятся мощи святого Дионисия. Если они там лежат нетронутые, спор разрешится сам собой.
Генрих так и поступил. Когда раку открыли, оказалось, что все мощи были на месте. Однако монахи монастыря святого Эммерама стояли на своем, и королю франков пришлось отправиться в Баварию, поскольку вспыхнул большой скандал, связанный с тем, что монахи, слуги Господа, прибегли к невиданному ранее обману.
Его пришлось тушить папе римскому Льву IX. Он предложил решение, которое устроило обе стороны: о мощах Дионисия Парижского было объявлено, что они не покидали Францию, а монастырь святого Эммерама «получил» двух новых святых – покойных регенсбургских епископов Эрхарда и Вольфганга. Несмотря на это, отношения между Королевством франков и империей остались натянутыми.
Прошел год, как Анна стала королевой. Снова наступила весна, пронизанная теплыми солнечными лучами и щебетом птиц. Королева стала ежедневно гулять в саду, пропитанном запахом молодой распустившейся листвы и цветов, одевшими вишни, яблони и сливы в пышные бело-розовые наряды.
Глава 27
Однако Генриха весна не радовала. Он был озабочен ситуацией с Нормандским герцогством, а точнее – с Вильгельмом. И хотя прошло уже более двадцати лет, события его прибытия в Фекан в сопровождении всего нескольких приближенных после полного поражения в борьбе за трон с войсками графа Эда де Блуа глубоко отпечатались в его памяти.
В малой гостиной парижского дворца к нему присоединились его брат Роберт Бургундский, троюродный брат Гуго II граф Понтье, двадцатидевятилетний Гильом VII Орёл, герцог Аквитании и граф Пуату, который в столь молодом возрасте заслужил прозвище Храбрый, и Альберик I де Монморанси.
Они, неспешно попивая вино, рассуждали о герцогстве Нормандия, в котором король в настоящее время видел угрозу для своего королевства.
– Мне кажется, ваше высочество, что не стоит добровольно нарываться на неприятности, с которыми мы неизбежно столкнемся, если выступим против Вильгельма, – сказал герцог Аквитании. – Этот бастард неимоверно успешен в военных действиях и практически всегда выходит из них победителем. Я согласен с политикой своего отца, который при жизни старался поддерживать хорошие отношения с Нормандией.
Генрих про себя улыбнулся, услышав слова, созвучные с мнением супруги.
– Если уж быть совсем точным, то не с Нормандией, а с Робертом Дьяволом, – возразил Гуго. – Он не представлял угрозы для королевской власти.
– Согласен с этим, – вступил в разговор король, – Более того, Роберт поддержал меня, когда я, разбитый в пух и прах, вынужден был скрываться в его герцогстве. И он не воспользовался моим беспомощным состоянием. Наоборот, с почетом принял при герцогском дворе, а потом, вселив в меня уверенность в победу, выделил большое войско, которое помогло мне выиграть борьбу за королевский трон.
– Но к тебе ведь присоединился еще и граф Анжу Фульк Нерра со своим многотысячным войском, – напомнил брат. – Так что победа была совместной.
– Конечно. Но разговор сейчас не о ней, а о том, что я оказался в долгу перед Робертом Дьяволом, который пришел мне на помощь в трудный час. И, как только королевская власть сосредоточилась в моих руках, мне пришлось его отдавать.
Альберик I де Монморанси усмехнулся:
– А вам, сир, не оставалось ничего другого. С герцогом шутки плохи.
– Вы имеете ввиду Роберта Дьявола? – обратился к королю Гильом.
– Да. Сумев собрать все причитающиеся королю Франкии подати, он потребовал от меня официального признания и обещания политической поддержки и военной помощи как сюзерена своему малолетнему сыну, обеспечив тем самым безопасность своему наследнику, коим являлся Вильгельм, рожденный не в законном браке, а его конкубиной.
Роберт все тщательно продумал, и я вынужден был признать и поддержать его незаконнорожденного ребенка, что явилось важнейшей составной частью договоренности, обеспечившей ему передачу герцогского титула. Поэтому у меня не было никаких оснований считать, что оно перестало действовать после того, как его отец отправился в паломничество.
– Выходит, дав Роберту свое «высочайшее согласие», ты стал выступать в роли опекуна несовершеннолетнего наследника Нормандского герцогства и нести ответственность за его безопасность? – уточнил Гуго.
– Конечно. К тому же сам малолетний герцог вскоре приехал ко мне и лично принес присягу, что дало мне как королю пусть формальное, но все же право взять мальчика и его феод под свое непосредственное покровительство. И ещё позволило относиться к Нормандии как к части своих королевских владений.
– Но мальчик вырос и стал доставлять своему сюзерену много хлопот, причем, весьма неприятных, – хмыкнул Роберт Бургундский. – Больше того, он в настоящее время является явной угрозой для королевства.
– И это меня очень напрягает, – согласился с братом Генрих. – Расстановка сил за последние двадцать лет изменилась настолько, что из союзника Вильгельм постепенно превратился в грозного противника, с которым надо считаться и с которым ссориться – себе дороже.
И начало этому положил Роберт три года спустя, как я сосредоточил королевскую власть в своих руках, неожиданно объявив о намерении отправиться в паломничество. Это решение тогда смутило многих, так как для его принятия не было никаких веских оснований. Но герцог был непреклонен. Его не остановило даже то, что против его поездки решительно высказались практически все крупнейшие землевладельцы, составлявшие его ближайшее окружение.
– Что ж, ему примером, по всей видимости, послужил Фульк Нерра Грозный, которого даже собственные соратники осуждали за буйный нрав и жестокость. Поэтому, ради покаяния, он трижды совершил паломничества в Святую Землю, – сказал Гуго. – Наверное, Роберта Дьявола также замучило чувство вины, которую он решил искупить только с помощью тяжелого паломничества, иначе более ничем нельзя объяснить то, что он добровольно наложил на себя столь строгую епитимью.
Альберик I де Монморанси, сделав несколько глотков вина, глубокомысленно произнес:
– Произошедшее трудно объяснить, учитывая то, что при Роберте герцогская власть, как никогда ранее, продолжала укрепляться, хотя, конечно, рецидивы недавних раздоров и анархии давали о себе знать. Достаточно вспомнить, как после примирения со своим дядей он был вынужден применить вооруженную силу против епископа Байе Гуго, который отказался выполнять его приказы и заперся в своем замке в Иври.
– Но ведь это было скорее исключением, чем правилом, – возразил ему Гуго. – В это время авторитет Роберта был высок как в самом герцогстве, так и за его пределами. Правители соседних земель предпочитали иметь его в качестве союзника или, по крайней мере, обеспечить отношения нейтралитета.
– Да и внутри герцогства Роберт имел твердую опору в лице набирающей силу новой аристократии и пользовался поддержкой самого влиятельного человека в Нормандии – архиепископа Руанского, – поддержал его Альберик I де Монморанси. – Возможно, он отправился в Иерусалим, чтобы замолить грех братоубийства?
– Или за то, что пролил кровь семерых благочестивых мужей-отшельников, не убоявшись ни Господа, ни Святой Церкви, – со смехом продолжил Гуго. – Как бы там ни было, он оставил после себя гадёныша, с которым мы сейчас не знаем, что делать.
– Думаю, на Вильгельма сильно повлиял Жильбер де Брион, – прекратил их пререкание Роберт Бургундский. – Ведь он из самой знатной семьи не только в Нормандии, но и Англии. Его амбиции столь же велики, как его земельные владения, занявшие чуть ли не всю центральную часть герцогства. Кроме того, он был одним из опекунов малолетнего Вильгельма и неоднократно подтверждал его подпись на важных государственных документах, а с 1039 года фактически правил Нормандией. Благо, что был убит одним из своих соперников.
– Ну что теперь обсуждать дела давно минувших дней, – резко оборвал своих собеседников Генрих. – Что толку в этом занятии? Главное в том, что совет самых могущественных нормандских аристократов во главе с архиепископом Руанским, который собрал Роберт накануне своего паломничества, по его просьбе признал мальчика законным наследником, дав обычную в подобных случаях клятву верности и уважения будущему сюзерену. И в последствии им ничего не оставалось делать, как выполнить ее. Жаль, что шестой герцог Нормандии Роберт умер в первых числах июля 1035 года в Никее Битинийской.
– Однако власть в то время в Нормандии перешла к Вильгельму формально, и шансов удержать ее тогда было совсем немного. Мало того что ему было всего семь лет, так он еще вдобавок и незаконнорожденным, поэтому споры о правомерности его возведения на престол были практически неизбежны, – напомнил присутствовавшим Гуго.
– Как бы мы сейчас об этом не рассуждали, а герцогом стал именно Вильгельм. Причем, благодаря ближайшему окружению Роберта, – сказал Альберик I де Монморанси. – По сути дела, его ангелами-хранителями стали те же люди, которые в свое время помогли удержаться на герцогском троне его отцу: архиепископ Руанский, граф Бретани Алан и Осберн, продолжавший занимать влиятельную должность герцогского стюарда.
– Да, ситуация в то время была критической, – согласился Генрих. – В ней тогда все зависело от позиции архиепископа Руанского. Он и сам мог претендовать на герцогскую корону, но не стал. Возможно, в силу преклонного возраста, но не исключаю, что из-за церковного сана. Ни для кого же не секрет, что он играл особую роль при дворе герцога Роберта Дьявола, будучи его первым советником.
Именно он сумел обеспечить мир между Нормандией и Бретанью, благодаря чему Вильгельм получил поддержку со стороны Алана III. И, наконец, только у архиепископа Руанского были устойчивые связи с моим королевским домом, что имело немаловажное значение: ведь вскоре после того, как Роберт покинул Нормандию, я одобрил признание Вильгельма его наследником. А несколько позже архиепископ организовал приезд Вильгельма ко мне в качестве будущего вассала – сеньора Нормандии, и я принял его клятву. Так что многие приняли участие в том, чтобы недавний птенец оперился и стал хищной птицей.
Гуго, согласно кивнув головой, все же подчеркнул:
– Несмотря на всё это, положение малолетнего Вильгельма оставалось весьма шатким. Вряд ли он смог долго продержаться, если бы против него выступили другие представители династии. Это поистине удача, что ни один из родственников, которому он перешел дорогу, по тем или иным причинам не оказал ему реального противодействия.
– Да о чем тут рассуждать! – воскликнул герцог Бургундский. – Роберт Дьявол заранее стал расчищать путь к герцогскому титулу своему бастарду. Достаточно вспомнить, что еще до его рождения самым законным претендентом на герцогство был Николас, племянник Роберта, которого тот отправил в монастырь Сент-Уан, и тот по какой-то странной причине изначально не проявил никакого желания оспаривать права Вильгельма, а в дальнейшем сохранил лояльность по отношению к своему кузену.
– Ты забыл о сыновьях герцога Ричарда II, а также его внуке Ги Бургундском, – не остался в стороне от обсуждения Гильом. – У любого из них были все шансы сплотить вокруг себя недовольных и возглавить дворцовый переворот.
– Ты был тогда еще слишком юным, а потому не знаешь, что в то время у них для этого не было сил, – возразил Генрих. – Ни Може, ни Вильгельм в 1035 году еще не обладали властью, которая появится у них вскоре, а Ги еще не принадлежали земли в центре Нормандии, благодаря которым он через некоторое время станет столь сильным и влиятельным, как сейчас.
Словом, архиепископ Руанский, опираясь на свой авторитет, занимаемый пост и помощь ближайшего окружения герцога, вполне контролировал ситуацию. К тому же он возглавлял «высокий суд», в состав которого молодой герцог не входил. Так что главенствующая роль в управлении герцогством принадлежала ему. Отсюда можно сделать однозначный вывод, что относительное спокойствие в герцогстве держалось почти исключительно на власти и авторитете одного человека. Это подтвердилось два года спустя, когда епископ умер и ситуация в Нормандии стремительно дестабилизировалась.
– Да, – согласился с королем Альберик I де Монморанси, – после смерти архиепископа Руанского основной вопрос заключался в том, кто будет оказывать влияние на юного герцога. В результате наступила череда страшных событий, следствием которых стали хаос, на несколько лет охвативший Нормандию, и гибель почти всех, кто на первом этапе поддерживал Вильгельма.
Вначале внезапно умер Алан III – главный наставник и покровитель нормандского герцога. Его обязанности перешли к другому близкому другу Роберта Дьявола – Жильберу Брионскому, который, как считалось, замещает на этой должности короля франков. Но всего через несколько месяцев он погибает во время скачек от рук подосланного убийцы. Следом убивают Турчетила – учителя Вильгельма. Затем наступил черед стюарда Осберна, который простился с жизнью во время драки, произошедшей прямо в спальне герцога… Можно только догадываться, как отразились подобные события на характере мальчишки.