Птицелов

Выбираясь, он неловко сдвинул стол, так что бокалы едва не упали. Опасаясь, что он направляется за добавкой, я решил было придержать его, но нет, он двинулся к выходу – той неестественно ровной походкой, с какой подвыпивший человек пытается продемонстрировать свою стойкость. У самой двери его повело, и он едва не врезался в камин. Он опьянел враз, как герой анекдота, утверждавший, что всему виной – двенадцатая рюмка. Этого я не ожидал.

Зато, похоже, «гонорар с радио» прошел на ура. Коготок завяз, скоро и птичка станет нашей.

Касаев отсутствовал долго, минут двадцать. Я даже начал прикидывать, не отправиться ли на поиски. Когда он вернулся, волосы у него были влажными, а глаза – все еще оловянными. Но язык повиновался ему вполне.

– Все в порядке, Димка. Едем ко мне домой.

Я принялся энергично отнекиваться:

– Неловко, Гарик. Да и время позднее… Как-нибудь в другой раз.

– Никаких! Не суетись, Димка, вопрос решен. Ларочка дала добро.

(Видимо, он выходил не только освежиться, но и позвонить.)

– Разве что на полчасика…

– Там видно будет!

Заманчивая перспектива – уже сегодня оказаться у него дома. Но его состояние… Нельзя наживать себе врагов в лице его домашних. Однако же мой долг – доставить его до родного порога в целости и сохранности. А там, и вправду, «будет видно».

– Кофе на дорожку?

– Давай!

Я принес две дымящиеся чашки.

– Ты произнес одно имя…

– Ларочка?

– Да. Это, видимо, супруга? В твоем голосе было столько нежности…

Его глаза подернулись сентиментальным туманом:

– Эх, Димка, знал бы ты, как она мне дорога! Мы вместе двадцать восемь лет, и, поверь, я ни разу не изменил ей даже в помыслах. Второго ноября ей стукнет пятьдесят, а она у меня все такая же красавица, какой была в двадцать. Ее бы приодеть чуть-чуть, она бы выглядела настоящей леди. Но-как быть, если все уходит на жрачку, квартиру, транспорт? – На его глаза навернулись слезы, и он с яростным стыдом смахнул их. – Да еще я, как последний подонок, пропиваю весь приработок! А ведь она могла бы что-нибудь купить для себя на эти деньги. Вот и сегодняшний гонорар хотел заныкать… – Он с силой вцепился в мою руку. – Димка, тебя не шокирует моя откровенность? Поверь, я никогда и ни с кем об этом не говорю, просто сейчас что-то накатило… А эту деньгу с радио… Даю твердое слово, будь свидетелем, что отдам Ларочке все до рубля! Ну, оставлю себе тысяч двадцать, а остальное отдам, ей-Богу! Одобряешь? – Его взгляд и молил, и требовал.

– Это по-мужски, Гарик…

– Через полтора месяца, даже меньше, у нее юбилей, а что я ей подарю? Букет гвоздик? Духи? Колготки? Это же пятьдесят, Димка! Рубеж! На своей шкуре прочувствовал.

– Твоя жена не должна остаться без достойного подарка, – отчеканил я.

– А что делать?! – Он буквально выворачивал мою кисть. – Я совестью не торгую, взяток не беру, склонности к бизнесу не имею… Я не ангел, но у меня, Димка, есть принципы, которым я не изменю даже ради Ларочки. И она это знает. И может, только поэтому до сих пор любит меня. Я не собираюсь себя ломать. С какой стати? Я такой, какой есть. Я классный журналист, репортер – профи, и горжусь этим.

Я освободил-таки свою руку из его тисков.

– Гарик, помоги мне оперативно разместить рекламу и увидишь, юбилей твоей супруги пройдет на высшем уровне.

Он вдруг вспомнил.

– Димка, хочешь – откровенно, как на духу, – сказал с блуждающей улыбкой. – Я ненавижу рекламу. Не-на-ви-жу! Я презираю ее всем своим существом. Всеми фибрами души! Ты уж не обижайся. Будь моя воля… Но ради Ларочки я возьмусь за твое дело. Быть может, сам Бог послал мне тебя… Ну, айда!

Я не стал пускаться с ним в спор.

Когда мы вышли на запруженный народом Невский, было всего полвосьмого. Вдоль проспекта носился теплый напористый ветерок. Касаев с удовольствием подставил его порывам разгоряченное лицо. Я вдруг понял, что мой спутник трезвеет так же стремительно, как перед этим опьянел. Вот и прекрасно!

– Куда ехать?

– Сосновая Поляна.

– Никогда не слышал о такой улице.

– Это не улица. Жилой массив.

– Далеко?

– М-м-м… Не центр, конечно, но место приятное.

В этот момент мимо нас прошла потрясающей красоты женщина – стройная, синеглазая, с золотыми волосами.

– Пригожа, как рожа, – вырвалось у меня.

Касаев зыркнул на меня строго, даже сердито:

– Неуместная насмешка, Дима.

– О чем ты, Гарик? Какая насмешка?!

– Ну, это твое словечко… рожа… – Он поморщился. – По отношению к хорошенькой женщине…

– Гарик, от тебя, знатока фольклора, я меньше всего ожидал такого выпада! – парировал я. – Неужели тебе неизвестно, что в южных областях России розу называют рожей? – (Эти сведения я почерпнул сегодня утром в одном из сборников.) – Следовательно, я сравнил прекрасную незнакомку с не менее прекрасным цветком.

Касаев изумленно уставился на меня:

– Ты шутишь?

– И в мыслях не было!

– Огоро-ошил… Ей-Богу не знал! То есть поговорку я, конечно, слышал, но… Значит, она имеет буквальный смысл?

– Безусловно!

– Век живи – век учись… А я-то всегда считал, что в ней заложена ирония! Один – ноль, Димка.

Да, очко я заработал честно.

Синие «Жигули», отреагировав на мою вскинутую руку, вильнули к обочине. После коротких переговоров с водителем мы расположились на заднем сиденье.