Затеряться в любви

– Может, ты выключишь сковородку, неприятное, знаешь, зрелище. Ведь это для меня приготовлено?

Я смущенно улыбнулась, не решаясь кивать или сочувствовать. Он понимающе покачал головой и чуть прикрыл свои огромные глаза.

– Извини, – пролепетала я.

– Да ладно, понимаю. Что делать? Жизнь такая.

Я бережно отнесла его в ванную. Присев на табурет, я с удовольствием и удивлением смотрела на плескающийся несостоявшийся обед. Карп весело играл хвостом, кувыркался. Поливал меня водой, зачерпывая ее большим розовым ртом. Изображая дельфина, он забавно попискивал. А потом начал рассказывать анекдоты из собственной жизни. Как же я хохотала, не задумываясь о нелепости ситуации. Он резвился, что-то напевал. Я, не зная мотива, на ходу придумывая слова, подпевала ему. Вдруг во время очередного всплеска хохота дверь в ванную приоткрылась, и просунулась сонно-тревожная голова мужа:

– Ты чего тут? – пробасил он.

Я поперхнулась и застыла. Несколько долгих секунд мы смотрели друг на друга. Муж развернулся, непонимающе пожал плечами, и пошел в комнату. Я широко открытыми глазами продолжала смотреть на распахнутую дверь. Шлепанцы мужа мирно зашаркали по коридору удаляясь. Затихли. Я облегченно вздохнула и прикрыла дверь. Яркие зайчики весело бегали по воде, которая круговоротом убегала в темное отверстие. Я смотрела в ванну, и до сознания начинало доходить, что-то не хватает в этой картинке, чего-то явно не доставало. Сбив себя с возникшей мысли, спросила вслух:

– Почему я тут сижу? Мне ж еще на завтра обед готовить…

Я встала, вытерла о фартук мокрые руки и, выключив свет, пошла на кухню. Дым от пережаренного масла не давал вздохнуть, попадал в глаза. Защипало, запершило горло. Слезы незамедлительно затуманили видимость. Выключив почти черную сковородку, я села на стул. На часах было половина второго ночи.

– Что-то я припозднилась. Пойду-ка лучше спать. Завтра встану пораньше и все приготовлю.

Я повесила фартук на крючок и пошла в комнату. Муж крепко спал, закатавшись в общее одеяло. Со второй попытки мне удалось натянуть край пододеяльника на себя. Я закрыла глаза и, вожделенно вытянув ноги, задремала. «А может, он просто уплыл… к соседке… там тоже не хватает сказок…» – философски подумала я засыпая.

    (1995)

Летняя ночь

…Она открыла глаза, что-то непонятное медленно скользило по незнакомому кафелю приятного цвета. Фокус взгляда настраивался столь же неторопливо. Сквозь нерезкую, будто целлофановую, преграду стала вырисовываться картинка.

Большая капля сползала по стене. Ванная комната персикового оттенка. Улыбаясь, она слизнула прозрачную каплю.

Её умытое душем тело ощущало космическую бесконечность, будто миллиарды сверкающих звёзд летели навстречу, и чувство невесомости превращало собственное «я» в парящую частичку Вселенной… Она вновь закрыла глаза, уткнувшись лбом в персиковую стену.

Счастье.

В памяти неяркими вспышками, как в калейдоскопе, возникли снимки предшествующих часов… Сладкий дурманящий аромат ночного лета навязчиво проникал в окно. Посмотрев на часы, она слегка заколебалась, но душа рвалась прочь от душных стен одинокой квартиры. Захлопнув дверь, она буквально летела по ступенькам. Два пролёта лестницы, и она на свободе.

Свободой опьяняло всё: и липа, благоухающая около подъезда, и палисадник соседки с первого этажа, и даже освободившееся такси, неожиданно остановившееся перед ней.

Она игриво поманила водителя пальцем, даря надежду стать клиентом. Торопливо прошла два подъезда, чтобы скрыться от любопытствующих, еще не спящих соседских глаз и запрыгнула на заднее сидение. В голове адресным списком промелькнули подруги, которые поймут её ночной визит. Но, неожиданно для себя, она назвала совершенно другое место.

В бесподобный вечер оставаться дома и просто умирать от эфирного наслаждения ночи она не желала. Зная, что увидит только тёмные окна его квартиры, там её точно не ждут, она всё-таки мчалась к нему.

Она просто постоит в звенящей тишине, потом мысленно побродит по комнатам, присядет на краешек большого дивана и тихо посмотрит, как он спит.

Такси ускользнуло в темноту, оставив её на освещённом островке надежды. Отсчитав пять этажей, она замерла. В дальней комнате горел приглушенный свет. Ей тут же представился длинноногий торшер с мягким таинственным светом. Быть может, хозяин не спал… или уснул внезапно, оставив бледное пятно.

Пятачок надежды, в круговом освещении которого она стояла, будто перекликался с тем торшерным собратом.

Два круга света. Она ходила по кругу в своих сомнениях и чувствах, не решаясь прервать головокружительное движение. Любить его было болезненно для самолюбия, которое она обычно поджимала, как нижнюю губу, иногда покусывая. Но не любить его было подобно самоуничтожению. Потому, превозмогая боль, она продолжала идти по замкнутому кругу своих чувств к нему. Безответность…

Хотя бы найти силы и подняться сейчас на пятый этаж, чтобы только прижаться к двери и лишь ударами своего возбуждённого сердца постучаться в его закрытую жизнь… Она мысленно бродила по квартире, осторожно касаясь стен, углов, его письменного стола…

Она ушла от реальности, не услышав шагов сзади. Настойчивое шумное дыхание нервно отозвалось внезапностью.

Она отшатнулась, попав в куст сирени, где застыла, желая остаться незаметной.

– Чего все шарахаются? – беззлобно промямлила мужская тень и неустойчиво скрылась в подъезде.

Дверь хрипло просигналила и остановила своё движение, добавив яркого света пятачку надежды. Пьянящий аромат ночи, её дерзкое желание, свободное такси, не закрывающаяся парадная дверь – внезапные составляющие счастливого билета.

И она шагнула вперёд…

…Она открыла глаза, что-то непонятное медленно скользило по незнакомому кафелю персикового цвета… Счастье…

    (2016)

Последствие стресса

Быть может, её проблема – в излишней ненавязчивости, скромности? Но подруга чётко и грубо определяет её основную черту характера – романтическая дура.

Жизненный опыт отмеряется не количеством прожитых лет, а умением правильно делать выводы из сложившихся обстоятельств. Хотя та же подруга уверена, что только дура попадает в сложившиеся ситуации, ведь истинная женщина сама строит эти ситуации в зависимости от преследуемой цели.

Как выплыть из житейских неурядиц, которые копятся вокруг? Она всегда уступала место капитана, будучи ведомой, что определяло её сознание и стиль существования.

Но всё изменилось в одночасье. За сутки ровное течение жизни превратилось в сумятицу, запутав служебную иерархию. Как стихийное бедствие на неё свалилось новое назначение на роль начальницы, где в подчинении оказалось пятьдесят душ преимущественно мужских особей.

С представителями сильного пола у неё никогда не складывались взаимности и простые человеческие отношения.

Первой мыслью в застигнутом врасплох повышении было желание написать заявление «по собственному». Мужества хватило на звонок подруге, которая в мгновение, минуя московские пробки, нарисовалась в её кабинете с видом триумфатора.

– Вот, где у нас они будут! – демонстрируя крупный кулак, ликовала подруга. – Это ж надо! Люди в замочные скважины пролезают, чтобы попасть в это кресло, а ты – раз – и в дамках! Нет! В ферзях! Нечего прятать уши, я с тобой! Прорвёмся и покажем всем этим пижонистым эгоистам, что такое власть женщины! Эх, мне бы твои полномочия!

Хотелось залезть под стол. Она вполне бы туда уместилась, будучи миниатюрной особой тридцати четырёх лет с природной гибкостью и умением быть незаметной. В природе это качество «серой мышки» давало шанс не быть съеденной. В человеческой структуре социума её незаметность заменилась неприметной незаменимостью. Задержаться после работы – пожалуйста, сверхурочные без премии – пожалуйста, частые командировки, работа в праздники, отсутствие конфликтов – пожалуйста…

Она стояла на пригородной платформе. Завтра понедельник. Дачные выходные успокоения не принесли. Мысли крошечными боязливыми зверюшками путали следы сознания.

Мощный прожектор осветил стальную параллель рельсов. Внезапное желание – вскочить в открывающиеся двери пригородной электрички, где среди пассажиров ждёт Гоша, он же Георгий Иванович с грязными ботинками и чистой душой. Гоша, готовый взять на себя все свалившиеся проблемы. Москва не верит слезам, а верит надежде.

Но появившаяся электричка оказалась поездом дальнего следования и промчалась мимо. Надежда вновь помахала ручкой, уносясь прочь.

Понедельник неминуемо грозил катастрофой.

«Что делать?» и «Кто виноват?» – два автора в лице Чернышевского и Герцена спорили в её душе. На вопрос «Кто виноват?» привычно отвечало собственное чувство вины. Вопрос «Что делать дальше?» висел нерешаемой проблемой. При мысли, что она утром должна провести совещание, сердце пульсировало во всех капиллярах, во всех сгибах и морщинках.

Она попыталась слегка расправить плечи, увидев лучезарную подругу в строгом элегантном костюме на пороге нового кабинета.

Совещание прошло будто в тумане. Подруга с виртуозностью продавца в «магазине на диване» впихивала информацию несколько ошалевшим сотрудникам, представившись личным секретарём новоиспечённого руководства.

Подруга чеканила фразы как по писаному, изредка притормаживая передышкой на лице «серой мышки», которая судорожно кивала в ответ, мечтая провалиться сквозь все этажи стеклянного офиса.