– А я тебе на что? – расхохотался Атли.
– Надень ты платье, я с тобой сплясал бы, – буркнул Гругги, и его губы растянулись в забавной улыбке.
Собравшиеся за синим столом скорняки и каменоломы дружно разразились громким хохотом.
– Я скорее залезу на потолок Даруны, чем надену женское платье, – отшутился Портняжка и взял высокую деревянную кружку, наполненную элем из брусники и можжевельника. – За нашего Брохо, который не побоялся света Ярла и поднялся на самую высь!
– Да, за Брохо! – поддержали другие столы, и отовсюду послышался стук чарок и весёлые возгласы.
Брохо был смущён, он не любил сильное внимание к своей фигуре, предпочитал жить аскетично и просто, любил помогать своему народу и считал это своим долгом, а не заслугой. Держась за свой магический посох, он вглядывался в лица довольных людей и радовался сам, что смог хотя бы ненадолго вселить во всех надежду на жизнь вне Саконеры. Но иногда ему казалось, что это желание принадлежит только ему и его предводителям блоков.
Брохо бросил взгляд на стоявший рядом с ним резной стул, инкрустированный сапфирами серо-угольного цвета. Одинокое пустое место, которое не было занято никем. Чародей нахмурился и посмотрел наверх под самый пещерный свод. Но мрачные мысли мага резко прервал звук флейты, пролетевший отголоском через весь свод подземелья. Это музыканты Южного блока созывали всех на весёлые пляски. Дружно жующие жители одновременно повскакивали со своих мест, уж очень они любили потанцевать, хоть и не доводилось им пировать часто. Под действием эля веселье удвоилось, и разноцветные одежды золотого, лилового, синего и изумрудного цветов, словно радуга, смешались в движении. Женщины, приподняв свои юбки, кружились на месте, мужчины же выплясывали подле них потешные фигуры.
– Эй, Клюковка, а ты сегодня очаровательна, как никогда! – пританцовывая вокруг рыжеволосой девушки, рассыпался в комплиментах Скорняк Къелль[27 - Kjell (др. сканд.) – жертвенный котёл, шлем, источник], то и дело пытаясь ухватить её за золотое платье.
– Похоже, под парами эля ты подзабыл, как меня величают, – рассмеялась она и, взяв его за руку, закружила в танце.
– Ещё бы, ты варишь его лучше всех на свете, – очарованно ответил Скорняк и, заметив, как щёки девушки зарделись от смущения, прижал её руку к своим губам.
– Щекотно! – воскликнула со смехом она, отдёргивая пальцы от лица Скорняка. – Оставь свои приставания, а как вспомнишь моё имя – захаживай! – бросила через плечо она и ускользнула в весёлую отплясывающую толпу.
Къелль топнул с досады ногой, но делать было нечего. Недолго думая, он отправился к своему синему столу доедать рагу из зайчатины, дикого лука и пастернака.
– Вспомнишь её имя… как будто я не помню… – бурчал он себе под нос.
Усевшись рядом с Торкином Камнеломом, Къелль стал уплетать аппетитное блюдо, от аромата которого у каждого жителя пещерного города всегда начинали течь слюнки.
– Бриана[28 - Briana (кельт.) – благородная, возвышенная, холм] снова дала тебе от ворот поворот? – спросил он, ткнув Къелля локтем в бок.
– Всё как обычно, – с набитым ртом ответил тот. – Зови её по имени и точка. А может, мне Клюковкой нравится её называть!
– Откуда ты ласковое прозвище то такое взял? – рассмеялся Торкин, отпивая глоток эля.
Скорняк Къелль
– Может, это моя ягода любимая, – и Къелль зарделся.
– Фантазия твоя до добра не доведёт. Оставь её, она же из золотых. Ей не место рядом с такими, как мы, – посоветовал синеглазый Торкин своему товарищу.
– Наши общие предки родились в этой долине. Нет разницы, золотая она или лиловая! Все мы дети благословенной Фрии! – отрезал Къелль и, отодвинув тарелку, сложил руки у себя на груди.
– Не слышал и я, чтобы нельзя было родниться с другими блоками, – присоединился к разговору большой, похожий на великана Гисли[29 - Gisli (др. сканд.) – луч, жезл (часть алебарды)] Землерой.
– А где ты видел, чтобы хоть кто-то за последние годы породнился с нами? – Торкин раззадорился и даже привстал со скамьи. – Мы тут все живём отдельно друг от друга, даже занятий общих нет! Лиловые с важным видом с украшениями искусничают, золотые своими золотыми ручками одежду шьют да вышивают, зеленоглазые всё песни поют. Только мы всю грязную работу на себе везём!
– Так иди и сядь за шитьё, раз жалуешься! – разозлился Къелль.
– Не мне за шитьё садиться надо, а им вместо своих развлечений серьёзным делом пора заняться! Сапфиры сами себя не добудут, а шкуры сами себя не высушат и не окуряться!
– Каждый горазд свою работу хвалить! А ты пойди свари-ка эля или целебный эликсир приготовь! Знаний твоих только и хватит, чтоб травы в котёл с водой покидать, даже огонь разжечь не догадаешься! А дальше что? А дальше ничего! – Къелль встал из-за стола и, толкнув Гисли, который мешал ему пройти, двинулся в Северный блок.
– От несчастной любви совсем не замечает простых вещей, – покачал головой Торкин и снова сел за стол.
Гисли Землерой уселся на место Къелля и пододвинул к себе свою кружку.
– Тут ты прав, Торкин! Вся работа на нас одних. Но невооружённым глазом видно одно, пока мы вместе не соберём эти камни, нам не спастись.
– Может, они боятся выходить из Саконеры? Вот и не торопятся помогать? – подоспел к разговору Железный Гругги, похрустывая хрустящей мясной корочкой.
Торкин перевёл взгляд с одного на другого.
– А что-то в твоих словах есть, – начал он, но был прерван громким эхом.
Это Брохо стукнул посохом по каменном полу, и из него вылетели воображаемые цветные огоньки, которые постепенно перевоплотились в фигурки лесных животных. Они взвились ввысь над танцующими людьми и закружились в своём собственном танце. Полупрозрачные образы волков, барсов, беркутов, медведей и зайцев проносились над головами пляшущих. Те, кто поднял головы, могли даже дотянуться до них руками. И в эти моменты животные словно оживали и отпрыгивали назад. Это была весёлая забава, которая развлекла и стар и млад.
– Ульви[30 - Ulvi (др. сканд.) – от Ulf, что означает «волк»], лови его, лови! – кричали дети высокому ловкому юноше в зелёной рубашке и штанах.
Ульви пытался угнаться за медведем, цепляя его своими руками, таким образом развлекая малышей.
– Стрелами Ульви, его надо стрелами! – выкрикивали они.
Ульви достал воображаемую стрелу и сделал вид, что запустил её в нападающего медведя. Заметив, как это действо веселит всех детей, Брохо вновь стукнул посохом, и на месте воображаемой из огоньков возникла вполне себе реалистичная стрела с острым наконечником и разноцветными перьями. Она взлетела ввысь и попала в лапу бурого медведя, после чего все фигурки вспыхнули и разлетелись на мелкие огоньки, осыпав людей разноцветными искорками.
– Ах! – воскликнули все, когда увидели, что их одежды засияли радужными огоньками.
– Ты такая красивая! – восхищённо произнесла Грасиэла[31 - Graciela (лат.) – от «gratia», что означает «благодать» и «изящество»], рассматривая лиловое сияющее одеяние подруги.
– А у тебя волосы стали такие необыкновенные! – ахнула Мелисенда[32 - Melisenda (гот.) – смелая, сильная].
Но в следующий миг все огоньки осыпались на пол и растворились, как весенний снег, не оставив после себя и следа. Вновь заиграли флейты, и люди бросились в беспрерывный пляс.
Тем временем предводители блоков устроились за столом Флориана, обсуждая стратегию быстрой перевозки камней в Даруну, и даже царившее вокруг веселье не могло оторвать их от оживленной беседы.
– Я вижу, что вы не теряете время даром, – услышали они голос мага за своими спинами.
– Что есть, то есть, – ответил Рохан, глаза которого были сильно напряжены.
Было видно, что он не желает участвовать в общем застолье и уже давно утомлен чрезмерной шумихой. Положи сейчас перед ним карту Сапфировой долины, он сразу начал бы рассуждать, как лучше всего вскатывать телеги на гору.
– Мыслей для обдумывания много, как и задач, – поддержал Флориан Рохана.
– Дождитесь совета, завтра будем решать все самые важные вопросы, – и Брохо устроился рядом. – А сейчас веселитесь!
– Хоть и хотелось бы принять участие в пирушке и разделить со всеми радость, но что-то совсем не до веселья. Я смотрю, Виндена[33 - Winden – вымышленное имя, от Wind (нем.) – ветер, и winden (нем.) – крутить, обвивать, закручивать] тоже не заботит наш пир, – задумчиво протянул Рохан и устремил взгляд на чародея.
– Придёт время, и он обретёт спокойствие. А когда это случится, мы все его увидим, – сказал маг и помрачнел.
Чтобы отвлечь чародея от грусти, Рохан всё же поднял свой кубок и торжественно сказал: