В поисках тебя

Плотно прижимает к губам инструмент и, прикрывая глаза, погружает ресторан в лёгкий транс. Она смотрит на него, на губы и думает только, о том, как они целовали бы до головокружения, как руки покоились бы на её талии.

Он приоткрывает глаза, и смотрит прямо – играет для неё. Смотрит в эти большие, карие глаза, на ухоженные тонкие руки, на сводящее с ума декольте и мечтает целовать её волосы, шею, шептать ей: как она красива, и какой он дурак…

Девушка пьёт вино. Покачивает своей стройной ножкой, прикрывает глаза и проводит пальцами по губам, пытаясь вообразить его голос…

Мужчина обхватывает саксофон и нежно поглаживает, как гладил бы её оголенную спину…

Эти двое одновременно думают друг о друге, создавая в ресторане тантрическую, любовную атмосферу, зал не замечают, мысленно растворяются друг в друге, между ними только злосчастные метры, этот холодный инструмент…

Сладкие звуки сакса, и вот их глаза открыты, они смотрят друг на друга. Он мысленно гладит её лицо, а она, чувствуя это, проводит своей рукой по щеке, губам, волосам… теребит серёжку в ухе, покусывает губы…

Во взгляде саксофониста можно прочесть целый спектр эмоций – нежность, страсть, боль, недоумение, восхищение, оправдание, упрёк….

Она приходила сюда и раньше, последний раз со своим стариком – мужем, тогда то и увидела этого человека впервые. Эта музыка, острая необходимость и в тоже время невозможность быть с ним – пленила её разум и сердце…

– Я такой дурак, милая… не смею подойти к тебе…

– Ничего, любимый. Ты рядом. Я чувствую тебя

– Всю жизнь о тебе мечтал…

– Я ждала тебя…

Музыка саксофона… Объятия и поцелуи. Заботливый шёпот, тонкие пальчики и сильные руки. Сигаретный дым, терпкое вино… танец, страсть…

…Выступление закончилось, и он, проходя мимо, наклонился и прошептал:

– You are perfect.

Быстро коснулся губами её шеи…

Вышел из ресторана. Его ждала машина. Меньше чем через час самолет до Нью-Йорка. Её тоже ждала машина. Приехал муж и его личный шофёр.

Вот так в нашей жизни не сбываются сказки…

2009

Не важно

П

оженились они очень рано, едва исполнилось по 18. В голове копошились розовые мечты и надежды, в холодильнике был только лук, причем часто испорченный, тушенка, картошка и изредка курица. Денег первое время катастрофически не хватало, но они даже не обращали на это внимания, пока любили друг друга, были влюблены, так безумно счастливы, все делали вместе, сообща…

А сейчас она понимала, что их любовь – иллюзорна, намагнитились – притянулись, а теперь же только мучили и томили друг друга.

Он был ей так близок и далек одновременно, любовь еще жива: она думала, грезила о нем постоянно, но отчетливо осознавала, что быть счастливой с ним никогда не сможет. Почему так происходило? Она не знала. Просто страдала и варилась каждый день в своих переживаниях, сокрушенных ради него мечтах, целях, планах. Все разбил, заменил. Но, для счастья – одного наличия «его» ? оказалось мало.

Девушка всегда понимала, что их жизненные пути не совпадают. Они вырваны из разных миров, но чувства захлестнули и унесли ее прочь… Вслед за ним, его серо-голубыми глазами и улыбкой. Такой улыбки и блеска в глазах, она не видела никогда прежде, и врядли увидит.

Первое время он любил ее больше, ей казалось – она точно застрахована от боли в будущем, но на деле все вышло иначе. Боль пришла. И намного острее и жестче рвала ее сердце. Боль была. А счастье – нет. С ним стало трудно, плохо и как-то не так, не по-настоящему, иначе! Фальшиво, словно оба притворялись, играли свои жалкие драматические роли героев-любовников, положивших на алтарь отношений все – достоинство, честь, мечты, здоровье. Привыкли, притерлись и остыли. Угли тлели. Но только тлели…

Она ждала его звонков, он не звонил. Иногда она хотела его видеть, а иногда тошнило даже от мысли возвращения в квартиру, где встретит его.

Даже, когда она собиралась вновь сказать: «я люблю тебя» – ком вставал в горле, язык пересыхал. Хотя всегда первая говорила эти слова. Ему же было все равно. Сухо брякал: «я тоже», и продолжал заниматься своими делами. Она не была ему больше интересна. Красивая, умная, но тошно. И ему было стыдно, за то, что он разлюбил ее, предал их любовь. Часто с такими мыслями сидел на кухне. Курил и смотрел на свое бледное лицо, отражающееся в хромированном электрочайнике. Чайник, это первое, что они купили в дом. Он был символом их времени, их радости, теперь же он только навеивал тоску.

Наигрался парень, ей надоело. Они оба не хотели друг друга видеть, общаться, созваниваться, им было проще и удобнее – по отдельности, но жили они вместе, и видеться приходилось. Они злись, ругались, потом расходились спать по разным комнатам.

Сейчас девушка сидела с подругой в кафе, пила капучинно с корицей, грела руки о чашку и изредка бросала взгляд в окно. На пробегающих, проходящих мимо людей. Люди… Люди… Глупые. Сами не понимают, что им надо. Чего-то усердно хотят, добиваются, потом и не знают, что делать с этим.

Думала, как же поскорее отделаться от надоедливой, болтливой подруги и позвонить ему. Именно позвонить и все сказать. Если, она увидит его любимые глаза, то опять не хватит духу. Они поужинают. Посмотрят телевизор. Перекинутся парой фраз. Займутся любовью и лягут спать. Точнее она ляжет, а он будет до ночи работать за компьютером, писать свои программы, делать сайты – у него хроническая бессонница, которая разрешается только усердной, монотонной работой.

Девушка всегда притворяется спящей, а сама лежит и думает, как ей все осточертело. Однообразие. Раньше её жизнь была яркой: работала, училась, ходила на разнообразные курсы, тусовки, встречи. Сейчас же сидела дома, занималась хозяйством, налаживала уют, завершала ремонт, подрабатывала фрилансером (писала статьи для пары газет), а он и учился заочно и работал на пятидневке, в одной крупной фирме. И еще они планировали ребенка. Анализы – все отлично, родственники – ждут внука, но откуда им знать, что она втайне от всех пьет противозачаточные. Всем врет, говорит, сама и не понимаю, почему не получается завести малыша…

Ей противно от своего вранья, но мамой она не хочет и не может быть: не уверена ни в себе, ни в нем, не в том, что они должны быть вместе.

Он – флегматик. Она – холерик. Ей хочется движения, ему спокойствия. Они были не вдвоем, хоть и жили в браке, вместе. Почему так стало? Не ясно. Похоронили друг друга заживо в этой старенькой квартире, а думали, что мечтают так жить. Чушь. Полная чушь…

Девушка чмокнула подругу в щеку, расплатилась, и, выйдя из кафе, сразу же набрала его номер:

– Ты же знаешь, я занят.

– Я быстро. Попрощаться.

– То есть?

– Я ухожу, вернее, уезжаю.

– Куда? Что ты несешь? У тебя очередной заскок?

– Уеду. На развод подам сама. Не сейчас.

– С ума сошла? Какой развод! Разыгрываешь?

– Хватит! Не перебивай меня! Любви нет. Все. Оставь это…

– Как нет? А что же тогда было?! Ты что! ? Бессердечная!

– Было и прошло. И у тебя тоже. Не надо этих сцен, мол, я такая ужасная, что первая решила, все это закончить.

– Я люб…

– Заткнись!

Она бросила трубку. Отключила телефон. И вздохнула с облегчением, несмотря на намокшие от слез глаза. Он был обеспокоен, расстроен, но только пока говорил с ней. Сейчас же, обдумывая услышанное, понял, что ему все равно. Что ему так даже проще.

В тот же вечер девушка собрала самые необходимые вещи, купила билет на автобус и уехала к родителям.

А что будет теперь с ним, с кем и как – ей стало совсем не важно. Не важно.