Обезглавленное древо. Книга вторая. Джори

Айк провел всю свою жизнь в лесу и, разумеется, знал кое-что о продолжении рода. К тому же в книгах встречались весьма красочные описания таких вещей.

Одно из них попалось Айку на глаза примерно лет в восемь. Он ничего не понял, но был так поражен, что унес книжку из библиотеки и спрятал у себя под матрасом. Вскоре ее, вероятно, нашла мама, потому что книжка исчезла и Айк больше никогда ее не видел, сколько ни рылся в библиотеке.

Связать описанное в ней с продолжением рода он смог значительно позднее, и даже тогда ему не верилось, что между людьми все происходит именно так. Ну не может быть, чтобы мама и отец – особенно отец! – и вправду занимались подобными глупостями!

И вот теперь, чувствуя, как внутри все горит при одной мысли о поцелуе Крис, Айк начал понимать, что побуждает людей соединяться. Это чувство было сильнее голода, сильнее страха, сильнее всего, что он когда-либо испытывал.

О, в другой раз он обязательно поцелует Крис, он не будет таким глупым и нерешительным! Только бы встретиться и снова прочесть в ее глазах обещание счастья…

Внезапно на голову пролился поток воды, и Айк подпрыгнул от неожиданности.

Он стоял перед дверью собственного дома – не заметил, как вышел из леса и прошел по городу. С козырька над крыльцом текли ручьи, ветер швырял водяные струи то в одну сторону, то в другую, словно забавляясь.

Айк весь вымок, в сапогах хлюпала вода. Обычно очень чувствительный к неудобствам, сейчас он философски пожал плечами и толкнул дверь.

В доме было темно и тихо. Лишь теперь, очутившись в тепле, Айк ощутил, как замерз. Замерз, устал и страшно голоден. Пора подумать о насущных проблемах, одними мечтами сыт не будешь.

На кухне он поспешно стащил одежду и подбросил в плиту дров. Чуть тлевший огонь сразу вспыхнул, захрустел подачкой, как пес костью.

Обнаженный, Айк присел на корточки перед плитой. Он чувствовал себя настоящим индейцем, как прежде, во время детских игр. Протянул к огню руки и со вздохом ощутил, что отогревается.

На столе обнаружилась половина чуть подсохшего хлеба и ягодная вода в кувшине. Никогда еще пища не казалась Айку такой вкусной – то ли от голода, то ли потому, что все чувства обострились. Он ощущал каждую мелочь – шум дождя и удары ветра о стены дома, шипение воды, капавшей на плиту с развешенной одежды. Чувствовал, как на просыхающей коже встает один отдельно от другого каждый волосок и как тело начинает оживать, согреваясь и насыщаясь.

Невероятно – он ел вот этот хлеб лишь сегодня утром! И так странно, что все по-прежнему, все предметы на своих местах, как будто ничего не случилось! Словно и не ударяла в Айка невидимая молния, разделившая жизнь на «до» и «после» встречи с Крис.

Внезапно он вскочил, пораженный неожиданной мыслью.

Надо написать ей, прямо сейчас! А завтра, на рассвете, отнести письмо в тайник и попросить Джори передать его сестре. Жаль, оно не сразу попадет к ней – когда еще Джори соберется в деревню. Но можно будет начать новое письмо! Это поможет прожить время, оставшееся до новой встречи!

Как был, обнаженный, Айк выскочил из кухни, бесшумно взлетел по лестнице на второй этаж. В мастерской темно, огонь в камине почти погас. Отец лег спать, а может, ушел к больному.

Айк зажег свечу от огня в камине, отнес к себе в комнату и, завернувшись в одеяло, подсел к столу. Достал чистый лист бумаги, очинил перо и замер.

Что же написать ей?

С письмами к Джори у Айка такого вопроса никогда не возникало. Он писал их так, как если бы напрямую беседовал с другом. Писал о том, что просто сказал бы, будь Джори рядом. Но что он сказал бы Крис, окажись она сейчас здесь, в этой комнате?

Айк не знал.

Глупо писать о чем-то повседневном – да и вряд ли Крис порадуют подробности жизни Свершителя. К тому же они проговорили целый день напролет и, кажется, рассказали обо всем случившемся с ними за прошедшие годы. Оставались мысли, чувства, мечты…

Мечты! Сейчас Айк мог мечтать только о новой встрече с Крис. Быть может, так и написать? Напомнить об обещании, что она сама устроит их свидание. Айк не представлял, как у Крис это получится, но доверял ей, слепо и беззаветно, и был готов ждать, сколько нужно.

Он обмакнул перо в чернила, поднес его к листу – и тут снова вышла заминка.

Как обратиться к ней?

Если верить книгам, в таких случаях обычно пишут «дорогая» или «милая» или даже (Айк вздрогнул) «любимая», но сразу стало понятно, что у него не хватит смелости присоединить к имени Крис ни один из этих эпитетов. Порой он начинал письма словами «Дорогой Джори», но с молодым кузнецом их связывала давняя и нежная дружба, и такое обращение казалось естественным. С Крис они тоже дружили, но…

Промучившись с полчаса, Айк остановился на «Доброго дня, Крисси!». Не слишком нагло и по-дружески. Он аккуратно вывел строчку, прикладывая все усилия, чтобы не посадить кляксу, и шумно выдохнул. Прислушался к шуму дождя за стеной, покосился на свечу – он делал на них насечки, чтобы хоть примерно представлять течение времени.

Одна строчка за полчаса! Так он и к утру не закончит. Ужас какой-то.

Айк нетерпеливо поерзал на стуле. Надо быть проще, свободнее, в конце концов, они знакомы столько лет. Может, представить, что он пишет не Крис, а Джори, тогда дело пойдет на лад?

Невольно мысли Айка обратились к другу. Как-то он там сейчас, в такую бурю? Может, пойти к нему и спросить совета насчет письма? А вдруг он придумает, как им с Крис снова встретиться?

Счастье просто распирало Айка, стремилось выразиться, подарить себя миру. Но даже оно не могло заставить его забыть о том, что приходить к Джори без предупреждения слишком опасно. К тому же усталость, физическая и душевная, брала свое. Было ясно, что сегодня ничего путного ни написать, ни сделать не получится.

Но Айк упрямо не вылезал из-за стола, еще надеясь на что-то. В задумчивости он нарисовал на краю листа цветочек. Подумал, добавил пару цветков и завитушку. Потом внизу пририсовал изящное деревце, с тонкими веточками, покрытыми листиками и плодами. Потом голова его опустилась на сгиб руки…

Эдвард действительно был в отлучке. Он провел у постели больного всю ночь и вернулся незадолго до рассвета.

Обеспокоенный долгим отсутствием сына, он первым делом заглянул в его комнатушку.

Свеча догорела. В полумраке смутно виднелась фигура спящего Айка – он скорчился за столом, завернувшись в одеяло, и сладко посапывал. Перо выпало из расслабленных пальцев, в открытой баночке засыхали чернила.

Эдвард тихонько вздохнул, заткнул баночку пробкой и вышел, прикрыв за собой дверь.

Одно обещание, данное Крис, Айк выполнил – он не простудился. Говорят, влюбленных Всемогущий охраняет и, видимо, в этот раз он потрудился на славу.

Пробудившись, Айк сразу понял – что-то изменилось. Засыпать за столом ему доводилось и раньше. Было что-то еще, какое-то новое чувство, помимо боли в затекших мышцах.

Он медленно поднял голову и выпрямился. Так, наверное, могла бы разогнуться ожившая статуя.

В комнате стояла страшная духота. Айк приоткрыл дверь, и слабый свет упал на листок с начатым письмом. «Доброго дня, Крисси!» – значилось на нем, а дальше шли странные рисунки и узоры, наполовину смазанные неосторожной рукой.

Как он мог забыть!

Воспоминания о вчерашнем дне появлялись в его мозгу одно за другим, точно птицы, что возвращаются в гнезда под вечер. И вместе с ними душу Айка безудержным потоком заполняло счастье.

Подумать только, он уснул, не закончив письмо к Крис! Надо сейчас же заняться им и успеть отнести до того, как Джори проверит тайник!

Айк завернулся в одеяло, на цыпочках выскользнул из комнаты, вздрагивая от прикосновений холодного пола к босым ногам.

Дверь в спальню отца была распахнута настежь, и Айк осторожно заглянул туда.

Эдвард спал. Восходящее солнце, пробиваясь сквозь окно в мастерской, бросало на постель и на пол свежие, сочно-желтые лучи. Сон допоздна не входил в привычки отца, значит, он и правда вернулся под утро. Не стоило его будить.

Восторг бурлил в Айке, и он едва удержался от того, чтобы вскочить на постель и начать прыгать по ней, как делал малышом.

Отец при этом сердился, а мама смеялась. Ее смех, казалось, обезоруживал Эдварда. Он живо вскакивал, снимал Айка с постели и выставлял за порог, наградив напоследок легким шлепком. И быстро запирал за ним дверь…

Воспоминание было неожиданным и четким – Айк невольно прижал ладонь к груди, опасаясь, что буханье сердца разбудит отца. Путаясь в одеяле и хихикая, сбежал по лестнице в кухню.

Огонь в плите погас, но одежда Айка успела просохнуть. Он поспешно натянул ее, хлебнул воды и выскочил во двор. Пробыл там не больше минуты, и, вернувшись, как на крыльях взлетел вверх по лестнице.

Есть не хотелось, да и какая уж тут еда! Время уходит!