Корабль уродов

Я попыталась дать дядюшке подзатыльник, но он увернулся.

Уходя, он захватил с собой истерзанный торт.

В нашем купе Джека ждало сокрушительное фиаско. Мы оба принялись наперебой рассказывать о действиях друг друга, причем мои слова были подкреплены тортом, и в конечном счете наши спутники предпочли отвести взгляд, чтобы глаза не так ярко горели презрительным недоумением.

Джек расхохотался и исчез на верхней полке.

Вскоре трое гостей ретировались в свое купе, и двое оставшихся людей Сказочника стали негромко обсуждать что-то про умалишенных. Я в полудреме сидела в своем углу, когда в дверь грозно постучали.

Мы трое переглянулись.

– Войдите, – удивленно позвал Игорь.

Дверь содрогнулась и отъехала в сторону, за ней толпилась армия из тринадцати подростков. В течение секунды их лица светились праведным гневом, но при виде той тихой и мирной атмосферы, что царила сейчас в купе, они засветились примерно как помидоры.

– Я могу вам чем-то помочь? – учтиво поинтересовался римлянин.

– Э… Мы… – перевели взгляд на меня. – Ты…

И наконец заметили торт.

– Это наш торт!

– Забирайте.

Женоподобный мальчик неловко взял покалеченный десерт и замер, неуверенно оглядываясь по сторонам.

– Идите отсюда, – буркнула я. – Со мной всё в порядке.

После недолгих пререканий мои неудачливые спасители потолкались немного в дверях и ушли восвояси.

–

И вот, спустя четыре часа, устав от бессонницы, я вышла в тусклый коридор и застыла перед окном, опершись локтями на белые перила. Возле меня в той же позе стоит Майя. На ней плотные черные колготки и бордовая туника по середину бедра. Русые волосы растрепались во время многочисленных попыток уснуть, но всё равно напоминают шляпку гриба. Она почти не улыбается, и ее юное лицо кажется удивительно взрослым.

– Тоже не спится?

– Ага…

– И мне…

Мы помолчали.

– С днем рождения, кстати – я ведь так тебя и не поздравила.

Майя беззвучно засмеялась.

– У меня нет сегодня дня рождения.

– Был вчера, – ведь уже за полночь.

– Нет, не был. У меня день рождения весной, в марте, – она хитро улыбнулась. – Просто нужен был повод, чтобы собрать такую веселую компанию.

– О… – протянула я, и Майя снова засмеялась, но как-то без задора.

– На самом деле я совсем не хочу ехать в эту частную школу, – ответила она не незаданный вопрос. – Но родители считают, так нужно… Все мои друзья, конечно, обещали не забывать меня, и интернет нам в помощь, но… я знаю, как это бывает. Пока учишься с кем-то вместе и видишься каждый день, переписка – не проблема. Но если ты можешь с человеком только переписываться, то, скорее всего, писать будет не о чем…

Я попыталась представить такую ситуацию.

– И к тому же… – продолжала Майя. – Когда грустно, то сразу вспоминаются всякие проблемы… и становится в десять раз грустнее.

Вот здесь я ее понимаю.

– Ты прости, что гружу тебя…

– Нет-нет, рассказывай. Всё равно я уснуть не могу.

Слово за словом, наш разговор струился, словно ручьи во время ливня, черпая из воздуха всё новые и новые темы. Они появлялись сами по себе, и казалось, будто мы знаем друг друга уже много лет. Эта девочка из иного мира, с другими привычками и вкусами, тем не менее произносила фразы, сидевшие у меня в голове, и понимающе кивала в ответ на мои слова. Даже когда предмет разговора был мне незнаком, мне почему-то было чертовски приятно слушать, что Майя говорит о нём.

Впрочем, моя откровенность не выходила за рамки дозволенного, и периодически мне приходилось сочинять что-то про школу или семью. Это несколько отравляло удовольствие от общения, а когда в нашей беседе внезапно возникла тема планов на будущее, меня и вовсе накрыло тоской. Сначала мне вспомнилось, что наш мир, согласно гениальной метафоре Джека – падающая тарелка. Потом я предположила, что это не так, и мне стало еще противнее.

Подобно предрассветному сну передо мной промелькнула вся моя будущая жизнь в этом «нормальном мире». Скучная работа, маленькая серая квартирка, какой-то непонятный, похожий на кораблиста ребенок ползает по кафeлю. Иногда в квартирку заходят мужчины с водянистыми глазами. Затем – моя взрослая дочь, до ужаса похожая на меня сегодняшнюю, чахнет из-за никчемности собственного бытия, напоминающего последний год моей жизни, а я почему-то старая – мне, наверное, сорок, не больше, но я старая и тощая, как ведьма – совсем не под стать своей матери!.. И работаю в этом плоском, одномерном мире – каждый день, каждый день!.. И умираю в сорок лет от старости, жадно вспоминая убийства, вспоминая свои нежные белые руки, запятнанные кровью, и скучая по ним…

– Вера? Всё в порядке?

– Как ты правильно сказала – стоит только взгрустнуть, и нахлынут все, какие только есть, печали.

– Да, это точно. Я передала тебе свою хандру? Прости…

– Прощаю, – я улыбнулась, всё еще замирая от ужаса и тоски. У меня будто открылись глаза на то, к чему я иду. Да, понимаю, в сорок лет не умирают от старости, но ведь это образно! Как можно так жить? Как можно спокойно шагать к такому концу?..

Словно читая мои мысли, Майя философски и не без иронии заметила:

– Мир – тлен, и в итоге все всё равно умрут.

Я молчала, судорожно ища в своем воображении какую-нибудь зацепку – хоть что-то стоящее, ради чего стоит оттягивать финал. Но посреди ночной меланхолии, глядя на проскальзывающие за окном волны черного леса, я не видела ответа – и пробормотала потерянно:

– Может, мне лучше было умереть тогда?.. три года назад…

– Что ты такое говоришь?

– Ну, у меня была замечательная возможность, – я выдавила улыбку. – У меня были иллюзии, и смерть казалась осмысленной. Как и жизнь.

– Умереть можно в любой момент. Взять и умереть.

– «Умереть может каждый дурак, а вот жить, несмотря ни на что – такой вызов я принимаю!» Так сказал один мой знакомый.

– Он, наверное, милашка. Похоже на фразу из какого-нибудь BD. «Магма течет в моих жилах, раскаляя сердца!..» – Майя зажмурилась и воинственно вскинула правый кулачок, явно пытаясь подбодрить меня.