Ловушка для музы. Сборник фантастической прозы

– За Новый год! – провозгласил он. – За муз, вдохновение приносящих!

Эх, а действительно…

Влад до боли стиснул ножку бокала, раздосадованный несбыточным желанием.

Вот если бы самая плохонькая муза чисто по-человечески заглянула к нему! Нет, муза – существо высшего порядка. Чисто по-музному? По-музиному? По-музейному? В общем, взяла бы под своё крыло… Или под руку?

Казалось, небо над Феодосией разлетелось на осколки. Вспышка молнии ослепила ветвистыми сполохами. От грохота заложило уши. Зашлись в истерике сигнализации машин.

Едва зрение вернулось, Влад выглянул в окно. Будто, в самом деле, надеялся лицезреть на подоконнике музу, привлечённую огоньком его таланта.

Подоконник был пуст. Шутка ли – девятый этаж. Небо над венчающей перспективу Лысой горой заволокло тучами, по стеклу сползли первые, тяжёлые капли.

Вот тебе и Новый год.

Влад задёрнул штору… как раз, чтобы увидеть, как изменяется тень свечи. Вот она отрастила тонкий хвост, прижала уши, упёрлась лапками в стену… и, пискнув, юркнула за напольную вазу.

«Чего только в грозу не померещится!» – хмыкнул писатель.

И, осушив бокал, потянулся к ноутбуку.

Ракурс второй

Поцеловала муза – появилась фраза.

    Т. Семирджян

Влад проснулся в начале десятого утра. По давней праздничной традиции, лицом в остатках ужина. Подняв голову, он обвёл кабинет мутным взглядом.

Было тихо и прозрачно, как бывает лишь утром нового года. Свеча оплавилась; потёки парафина застыли на столе.

«Хорошо, что Лялька салатов не настрогала!» – порадовался Влад, сдирая со щеки мандариновый серпантин.

Хорошо-то хорошо, но… По утрам солнышко потчевало его горячим кофе и тающим во рту печеньем. После такого завтрака хотелось жить и творить. Вот подайте ему печенье с шоколадной крошкой, и он прямо сейчас оживёт… и натворит. Только, собственно, где?..

В подробностях вспомнилась вчерашняя ссора. Вновь хлопнула дверь, дробно застучали каблучки, чавкнули двери лифта…

Щёки зачинщика ссоры опалил стыд.

Неужели его златокудрая муза до сих пор не вернулась?

О! Что это? Звон посуды?

Влад привстал, охнул от боли в затёкшей пояснице и прислушался.

На кухне опять приглушённо звякнуло. То, что Лялька, прогуляв до утра, сразу кинулась наколдовывать завтрак, грело сердце. Значит, не сердится. Простила.

Залпом допив выдохшееся шампанское, Влад зацепил себя в чёрном экране ноута – обрюзгшего и небритого. Такая рожа не то что муз, мышей распугает!

М-м-м… Стоп. Мыши? При чём тут мыши?

Влад пожал плечами. Хотел бы он глянуть на того, кто объяснит все свои мысли, слова и поступки.

Кстати, о поступках…

Влад нехотя включил мобильный – впервые за неделю. Если книга не пишется, какая разница, отвлекут его или нет?

Телефон тут же завибрировал от входящего звонка. Влад глянул на экран и застонал.

Известность, как истинная женщина, не терпит однообразия. Она одаривает публикациями и хвалебными рецензиями. Она приглашает на конвенты, притягивает поклонников и поклонниц, которые жаждут встречи с кумиром.

А ещё известность спускает с цепи ручных демонов.

Демонами Влада были Павел Сиянский, директор ведущего крымского издательства «Гиппокрена»… и, что гораздо хуже, редактор «Гиппокрены», Хатира Нуриева. Если господин Сиянский иногда входил в положение автора, то Хатира Керимовна была тверда, как алмаз. Она презирала оправдания, которыми слабаки и неврастеники прикрывали свою никчёмность.

И первого января она звонила не поболтать о встрече Нового года и не пожаловаться на симферопольскую слякоть. Исключительно узнать, как обстоят дела у Владимира Любимцева.

Углубляться в состояние дел Владу не хотелось.

Время сдавать рукопись было на исходе. Четвёртого тома «Проклятий», судя по всему, «Гиппокрена» не дождётся.

Телефон ёрзал по столу, и Влад принял вызов. Кивая, выслушал дежурные пожелания упрочить в Новом году творческие успехи. Чувствовалось, что Нуриева тоже не верит в чудеса.

Неприятный разговор всегда заставлял Влада вертеть карандаши, раскладывать монетки по ранжиру, равнять бумагу для записей или бездумно кочевать по интернету.

Разбудив ноутбук, он щёлкнул мышкой… и на миг зажмурился.

Наверное, так, исподволь, подкрадывается белая горячка.

Перед ним возник текст. Текст, которого ещё вчера не было.

Позабыв о «Гиппокрене», Влад листал страницы. Определённо, писал он, и никто другой. Он знал свой стиль. Знал словечки-паразиты, которые обильно всходили, а потом нещадно выпалывались. Знал привычку растекаться мыслью там, где с разгону не находил слов. Знал обратную напасть, когда, увлёкшись, забывал, что читатель не всеведущ, и выдавал шедевры лаконичности…

– …наше совместное будущее видится мне далеко не в радужном свете… – донеслось из телефона.

Ещё вчера Влад, презирая себя и ненавидя мир, промямлил бы нечто невразумительное.

Сейчас он вспомнил, как, подхваченный пузырьками шампанского, нырнул в пленительную белую бесконечность. Вспомнил – или примерещилось? – как тень-мышь на стене тёрла мордочку.

Кошки умываются – к гостям. А что намывают мыши?

Ну конечно, вдохновение!

– Вы совершенно правы, Хатира Керимовна! – с готовностью признал Влад.

– В чём именно? – уточнила она.

Холод её тона мог погрузить Африку в вечную зиму.