Испорченные сказания. Том 3. В шаге от рубежа

– Я не слышу – врёт он или говорит правду?

– Правду. Говорит правду. – Писарь не узнал своего голоса – тихого, с повизгиванием, отвратительно хрипящего. Первое слово он и вовсе сумел произнести только дрожащими губами.

– Значит, наказание ждёт именно его. Оно должно послужить примером для других, показать, что шутить с нами не стоит. Да не переживай, убивать никого из вас мы сейчас не намерены. Придумаем что-нибудь поинтереснее!

Раял

«Про?клятый король! Про?клятый король! Да будет вечным правление Про?клятого короля! – скандировал всюду народ Глейгрима. – За Про?клятого короля! За вечное царство Про?клятого короля!

Раял стоял на холме, окружённом со всех сторон войском Глейгримов. Стены Кеирнхелла высились на небольшом отдалении.

Крики, доносившиеся, казалось, со всех сторон, воодушевили бы кого угодно, но Глейгрим лишь сосредоточился, углубляясь в мысли.

Поначалу люди предпочитали бежать с его земель. Едва прослышав про мертвецов, они собирали вещи – только то, что могли унести на себе, – и спешили прочь, к врагам лорда, к его соседям или ещё дальше, на самый юг. Север их не прельщал: холода, вьюги и не любящие лишних гостей подданные Холдбистов нравились народу не больше, чем поднятые Раялом. Ещё хуже дела обстояли с теми, кто успел не только услышать, но и лично увидеть неживых.

В один миг всё изменилось. Уже смирившийся с потерей людей и тем, что теперь он будет править лишь верными слугами, Глейгрим начал слышать вокруг себя совсем иные речи: народ заговорил о том, что их правитель силён и опасен. Более того, люд теперь стремился привлечь к дару лорда как можно больше внимания, часть неустанно следовала за хозяином мёртвых и извещала о его приближении каждого встречного.

Раял не понимал столь стремительно изменившегося настроения, хоть и принимал его с должным уважением.

Командующие считали, что всему виной победы в последних битвах и речи Глейгрима, в которых тот пояснял, что мёртвые нужны для того, чтобы не рисковать живыми. Немалую роль сыграли и близкие лорда – Эттен только и делал, что писал письма, длинно и витиевато разъясняя Ветвям, чем хорош Про?клятый король как таковой и в чём заслуги самого Раяла. Верная супруга вместе с Эролхапом в Этернитифелле, Олира в Оффелхолле, командующие, состоящие на службе уже не менее десятка лет в других замках и крупных городах, по совету Эттена выходили к людям и поясняли преимущества воскрешения мертвецов. Правителя восхваляли и боготворили, чем всячески добавляли ему известности и качеств, большая часть которых к правителю не имела никакого отношения. Вероятно, совместными усилиями его родня и приближённые добились желаемого результата, но Глейгрим не очень верил, что настроение народа не переменится вновь.

Путь до земель близ Кеирнхелла занял совсем немного времени, однако этого хватило, чтобы дождаться войска Робсона Холдбиста, ещё более воодушевить народ, совершенно ничего не делая для этого, и продумать стратегию ведения боя. С новыми союзниками победа замаячила на горизонте.

Главными противниками для Глейгримов стали теперь не Флеймы, а Бладсворды, ведь с тех пор, как Великие рода лишились рыцарей и, следовательно, превосходных командующих и приученных к войнам и сражениям людей, лишь у лордов восточных земель остались люди, имеющие достаточно подготовки. Прирождённые воители – ползли слухи, что все лорды и леди рождаются с оружием в руках, – были опасны. Под руководством Мортона, который потерял свои главные качества – преданность и рассудительность, – за что уже давно был горячо нелюбим многими родами, это делало их непредсказуемыми. Кто знал, быть может, в следующий раз Бладсворды найдут третью сторону и предадут и Флеймов, а быть может, и вовсе возжелают заполучить земли союзников или противников себе и перебить всех переживших бой.

Ранее безупречная репутация главных сторонников короля, некогда ставших лордами не из-за своего величия, а исключительно из-за умения быть верными и держать слово, пошатнулась. Образ благородного бойца, этакого рыцаря и воителя, одетого в бело-серые одеяния, символизирующие чистоту помыслов, свет в душе и единство со всем королевством, от землепашца до короля, подпортился.

Слухи достигали ушей Раяла и в некоторые из грязных сплетен, как бы ни было противно, пришлось поверить. Восток продолжал гнить с головы, в то время как Глейгрим, напротив, возвращал своё влияние.

Бладсворды выстроились перед крепостью, а два малочисленных войска Флеймов, насчитывающих от силы по три сотни человек, стояли по краям. Раял предположил, что либо готовится очередная ловушка, либо дополнительные резервные силы прячутся за стенами. Разумеется, в этом действии имелась логика – в самый неподходящий и неудобный для Глейгримов момент спрятанные от глаз войска могут выступить. А может, людей оставят в крепости, чтобы в любом случае не отдавать её до последнего.

Возможно, лорд-правитель видел всех врагов и зря ожидал подвоха, не стоило исключать и подобного развития событий, вот только что-то подсказывало новому Про?клятому королю, что стоит быть наготове.

Позади всей армии недругов, окружённый многочисленными отрядами, на высоком гнедом жеребце восседал человек, разодетый в оранжевые одеяния. Его яркий плащ развевался на ветру, то и дело складываясь на одну сторону. Стоящий рядом, вероятно, паж, поправлял подол. И пусть лица с такого расстояния Раял рассмотреть не мог, Зейир Флейм был легко узнаваем.

– Почему он прячется за спинами? – вопросил Робсон Холдбист. Вместе с лордами Андерхэдом и Эйджлессом он сопровождал Раяла и стоял во главе своих людей.

– Полагаю, что он хочет жить. Так же, как и мы, – ровным и холодным голосом пояснил Раял. Он не смотрел на вассалов и союзника, наблюдая лишь за тем, как слуга в очередной раз ловит край оранжевого полотна. В это время года на возвышенности, где стоял Кеирнхелл, часто гуляли ветра.

– Но мы не скрываемся у самых стен, за многими тысячами людей! Если он столь храбр, чтобы участвовать в войне и переманивать на свою сторону лордов, а ещё предлагать им отвратительные своей ничтожной трусостью коварные обманы, то должен найти в себе силы вести свой народ. Он должен ехать первым, во главе войска, и показывать всем пример достойного правителя. Возглавлять, а не прятаться, подобно… Подобно трусу!

Младший из сыновей лорда Холдбиста, последний оставшийся в живых отпрыск Рогора, был юным и очень отличался и от Хагсона, и от Верда Флейма. Молодость, граничащая ещё с детством, отчётливо прослеживалась в Робсоне. Разумеется, он являлся достойным представителем своего рода, и, как и другие северяне, в силу расположения подвластных им земель был вынужден быстро крепнуть и матереть и потому телом напоминал мужчину. Когда оба лорда стояли на земле рядом, невысокий Глейгрим смотрел на союзника снизу вверх. Приятное глазу лицо, вроде бы правильное, породистое в лучшем смысле этого слова, тёмные волосы и зелёные глаза, столь привычные роду Холдбистов, а также статность и громкий, предназначенный для командования голос Робсон унаследовал от отца семейства. Внешне он напоминал прославленного и хитрого северянина, был почти полной его копией. Разве что Ротр, не так давно погибший на юге, походил на Рогора немного больше. Впрочем, возможно, через пару-тройку лет последний выживший отпрыск, повзрослев, ничем не будет уступать старшему брату.

К сожалению, на внешности похожие черты заканчивались. Раял не знал, насколько близкими были отношения между Рогором и его вторым сыном, однако видел влияние матери. Наследник желал справедливости, толком не представляя её себе, верил в лучшие человеческие качества, не видел дальше собственного носа и казался чересчур наивным. Робсон думал о своей семье, искренне переживал о здоровье жены и новорождённого сына, а помогать Глейгриму решил лишь из-за просьбы своей добросердечной матушки. Леди Эббиана, тётя Раяла, желала сражаться за сына брата и делала это по мере своих скромных сил. Если требовалось, леди действовала за спиной у мужа – отправляла припасы, передавала оружие, сообщала о каких-то пришедших от Флеймов новостях и совершала ещё многое из того, чего не следовало. Теперь же, когда лорд Рогор пропал, женщина надоумила сына в открытую отправляться на помощь.

Про?клятый король пытался переубедить глупого юношу, объяснял, насколько это опасно, просил вернуться и даже приказал советнику зачитать указ регента о казни. Чтобы написанное дошло лучше, он отрядил глашатая читать данный указ родственнику перед каждым приёмом пищи вместо молитвы. Это не возымело никакого эффекта. Упрямец считал, что отплатить собственной головой за верное решение, если на то будет воля Богов, – его наипервейшая обязанность. Робсон оказался более чем набожным, чем весьма смущал и самого Глейгрима, и его вассалов, не признающих бесконечную власть Тринадцати.

Кроме того, Холдбист утверждал, что всенепременно сумеет убедить Его Высочество регента в праведности своих деяний, если в том будет необходимость. Как и все в подобном возрасте, наследник Холдбистов мнил себя сильнейшим героем. Он считал, что любые его поступки сыщут оправдание, а также, разумеется, представлял себя мудрейшим из людей, способным пояснить любое своё действие. На все разумные доводы он имел единственный аргумент, который звучал как: «Я и сам знаю, что делать, я уже взрослый».

Робсона нельзя было назвать нахальным, грубым или вредным, у Раяла не повернулся бы язык обозвать соседа глупцом, хоть и причислить к мудрецам Про?клятый король молодого лорда не мог. Несомненно, северянин не был и высокомерным или избалованным. Он переживал в первую очередь за родню и беспрекословно слушался леди Эббиану. С каждым днём Глейгрим лишь убеждался: при всей схожести с Рогором, как только наследник северных земель открывал рот, то предо всеми представала тётушка Раяла – её нрав, её слова, её воспитание, её мысли и её неспособность понимать некоторые очевидные вещи. Для воителя и правителя Робсону дали чрезмерно женское воспитание.

– Мы скрываемся за армией мёртвых, милорд Холдбист, потому что желаем жить не меньше наших противников. – Называть Зейира врагом у Раяла не было и толики желания. Слово «враг» подразумевает, что о человеке постоянно думают, он должен влиять на настроение, вызывать сильные чувства. Флейм не был врагом в понимании Про?клятого короля. – Строй из моих преданных пробуждённых слуг, что щитом стоит перед живыми, скрывает нас от неминуемой и бесславной гибели в первые же минуты сражения.

– Прятаться – недостойно! – со знанием дела заявил наследник лорда Рогора Холдбиста. – И мы тоже не должны быть здесь. Мы должны вести всех вперёд. Мы должны подавать пример своему народу, разве не так?

– Если мы умрём, то людям не за кем будет идти. Наша смерть сломит веру нашего народа, и никто не знает, чем тогда закончится противостояние. Представьте, милорд Холдбист, что будет, если погибнут правители одной из сторон? А если двух? А что станет с нашими землями, если те останутся без правителя? Не будет иметь никакого значения, на чьей территории останется одинокий народ – на стороне победителей или побеждённых. Без подданных ни один лорд не способен обойтись, но и подданные без правителя мало на что способны. Жизнь такова, и стоит помнить, что только знать имеет достаточно познаний и прав, чтобы командовать и принимать решения. Следовательно, она должна жить.

– Но… Но я читал много книг и всюду герои шли вперёд. Они вели войско за собой, а не стояли, как мы, на возвышении и не наблюдали за тем, как люди умирают за них. Если мы не будем для своего народа героями, то нас не станут уважать.

Подобные сказки никогда не нравились Про?клятому королю, он не видел в них ни морали, ни пользы. Они ничему не могли научить юных лордов, кроме слепой веры в Богов и надежды на победу лишь из-за праведности и светлых целей. Хозяин Этернитифелла считал, что именно родители повинны в глупых смертях и неразумных поступках отпрысков, если позволяют, или того хуже, побуждают тех знакомиться исключительно с добрыми историями, в коих правды меньше, чем совести у торговцев-моряков.

– А в тех книгах было написано, что ожидало лордов на поле боя, особенно в толпе? Как выглядели травмы, полученные при падении с коня или после удара молота? Показывались ли в тех книгах последствия встречи с топором? Быть может, хотя бы изображения бывалых вояк, получивших небольшой удар мечом по лицу, приводились рядом с описанием? – всё таким же привычно-прохладным тоном поинтересовался Глейгрим. Он оторвался от созерцания оранжевого пятна, чтобы взглянуть в лицо собеседнику, в глазах которого начала появляться мысль.

Робсон насупился, кротко взглянул в глаза соседа, почти сразу отвернулся и замолчал. Раял хотел верить, что тот задумался.

– Чего же мы ждём, милорд Глейгрим? Давно пора показать этим Флеймам, чего мы стоим! Они пожалеют, что решились пойти против нас! – воскликнул юный Эйджлесс.

Лорд Эйджлесс, добрый и преданный вассал правителя, занемог. Не в силах сидеть в седле, он отправил вместо себя брата Каяна и сына, и если более старший и опытный союзник руководил левым флангом, то присматривать за очередным юнцом стало обязанностью Раяла.

Присланный вассал был младше Робсона, не успел жениться и, может быть, ещё даже ни разу не возлежал с женщиной. Хотелось бы верить, что он не читал прекрасных романов о войне и сражениях и внимательно слушал своих учителей. Щуплый и бледнолицый юноша выглядел как человек совершенно неопределённого возраста – ему могли дать двенадцать, а могли и двадцать лет, когда тот молчал. И если бы Раял не знал, что у лорда Эйджлесса есть только один сын, то посчитал бы, что могла произойти ошибка. Сам лорд, его брат и дядя вызывали столь же противоречивые чувства. Главе Ветви давали и тридцать, и сорок, и пятьдесят, и долгое время даже для Раяла истинный возраст подданного был загадкой, пока лорд-правитель не обратился к летописям.

Как бы там ни было, но наследник не сумевшего приехать лорда не доставлял проблем. Он имел своё мнение и не смущался им делиться, однако во многом проявлял больше храбрости и разумности, нежели более старшие юноши. Эйджлесс уже успел освоиться с оружием, неплохо держался в седле и, что не могло не радовать, понимал, что бой означает смерть и увечья. Он не позволял себе открыто переживать, однако Раял случайно услышал его разговор с дядей. Правильную, в меру грубую, достаточно разумную и необходимую беседу перед первой в жизни битвой. Сам Раял в подобной не нуждался, но он вспомнил о Хагсоне, которому не хватало такого наставника и нужных слов.

Третьим спутником был ещё один юнец возраста Робсона – племянник лорда Андерхэда. Темноволосый, курносый, удивительно пухлый для привычных глазу сторонников Глейгримов и невероятно болтливый юноша с лицом, на котором отражалась каждая эмоция. Он превосходно управлялся с лошадью, не хуже, чем с собственным языком. Пока Раял наблюдал за Зейиром, а два лорда, нервничая, жались к нему, Андерхэд расположился немного поодаль и никак не мог перестать рассказывать весёлые истории из своей короткой, но яркой жизни командующим и сирам, что отказались покидать владения, ставшие домом, и правителей, ставших семьёй. Что-то из своих историй лорд явно выдумал и приукрасил, однако то и дело Глейгрим слышал короткие смешки.

Раял не знал, что думать про вассала и как правильно его называть.

Кем именно Андерхэд являлся – бесстрашным, бесстрашным глупцом или просто глупцом? Возможно, за разговорами он скрывал свои истинные эмоции? Ответа на это не было, но он единственный не показывал своего страха, кроме сира Миста Бессмертного, благо тот вызвался быть рядом с наследником Джура, и Раяла. Казалось, что сражение юнца вовсе не заботит, и он явился на турнир или праздник в честь короля, чтобы пощеголять в начищенных до блеска доспехах и посидеть верхом в мастерски сделанном седле на лучшем из родительских коней.

Раял чувствовал себя среди вассалов умудрённым опытом, сварливым и нудным старцем. Ему немного не хватало длинной бороды, хотя бы как у Эттена, и седых прядей в волосах. Когда-то Глейгрим полагал, что необходимость вести себя подобным образом возникнет не раньше, чем его дети будут готовиться выходить замуж или жениться. Но нет.

– Милорд Эйджлесс, я отправил гонца к лорду Флейму и представителям лорда Бладсворда, чтобы последний раз предложить решить всё мирным путём.

– Мирным?! После всех их пакостей и убийств вы желаете идти на перемирие? Они уничтожили треть войска, убивали крестьян и обкрадывали их дома и погреба! Вы знаете, что они натворили в землях моего рода? – Малолетний наследник аж подпрыгнул в седле, и его бледные щёки чуть покраснели. Теперь ему можно было дать его четырнадцать, и юноша начал выглядеть более живым.

– Быть может, вы не подумали об этом, однако сражение принесёт нам ещё больше потерь. Каждой из сторон. Я предложил лорду Флейму три варианта решения нашего конфликта, а также сообщил, что имею большое желание переговорить с наследником лорда Дарона Флейма.

– О, милорд Глейгрим, вам так и не доложили о Файрфорте? – удивился Робсон. Андерхэд и Эйджлесс посмотрели на правителя.

– Что-то не так с Файрфортом?

– Он сгорел, милорд. Дотла. Боюсь, что лорда Верда Флейма постигла участь его отца. – Северянину следовало взять на себя обязанность сообщать все грустные новости, он прекрасно принимал скорбный вид.

Раял опустил голову. Он крепче сжал поводья, бледные руки побелели пуще прежнего, а глаза продолжили изучать гриву коня.

Разумеется, Про?клятому королю не понравилось и то, что Холдбисты, располагавшиеся намного дальше от Файрфорта, более осведомлены о делах соседей, нежели Глейгримы, – вероятно, пришло время обзаводиться лучшими шпионами. Однако в данном случае Раяла куда более волновала судьба бывшего пленника.

Лорд-правитель в сознательном возрасте не научился заводить себе хороших друзей, если таковые не появлялись благодаря стараниям его родственников. Если задуматься, то и Мекул занял важное место в жизни правителя потому, что на это повлияли.